Правовой нигилизм
Правовой нигилизм (от лат. Nihil — ничто, ничего) — отрицание права как социального института, системы правил поведения, которая может успешно регулировать взаимоотношения людей. Такой юридический нигилизм заключается в отрицании законов, что может приводить к противоправным действиям, хаосу и, в целом, тормозить развитие правовой системы.
Правовой нигилизм может быть активным или пассивным;[1] бытовым, связанным с незнанием закона, или философским, связанным с построением личностью мировоззрения, в котором отрицается социальная роль права; в то же время правовой нигилизм может наблюдаться у людей, активно взаимодействующих с правом в качестве номинального института, но реально для реализации своих интересов использующих коррупцию и властные структуры.
Содержание
Проявления правового нигилизма
Многими теоретиками права правовой нигилизм указывается как одна из причин совершения преступлений, так как он характеризует посредством низкого правосознания отсутствие уважения к праву, и преимущественное неиспользование его в повседневной жизни, когда личность или группа, прежде всего, руководствуется в своих действиях традициями, политическими, экономическими или иными интересами, но не законом.
Значимость правового нигилизма
Люди, утверждающие, что правовой нигилизм является основной причиной совершения преступлений, явно считают ценностные и моральные установки основной причиной также и соблюдение законов. Этому прямо противоречит экономика преступления и наказания, исключающая из решения гражданина о соблюдении или несоблюдении закона морально-этическую составляющую. Соответственно правовой нигилизм не будет причиной преступлений в случае, если человек знает законы, и эти законы устроены так, что этому человеку выгоднее жить по законам, а не переступать их.
Причины правового нигилизма
Субъективистский подход
Основной причиной правового нигилизма является знание людей о том, что законы не исполняются. Когда человек узнаёт о правонарушении, за которым не последовало наказание, его вера в силу закона падает и может упасть до такого уровня, что он вообще не будет учитывать закон в своих действиях, дойдя до крайности — правового нигилизма. Развитию правового нигилизма способствует ряд психосоциальных факторов[2][3].
Объективистский подход
Примером объективистского подхода в рамках изучения правового нигилизма и правовой культуры служит концепция «географического детерминизма», согласно которой «необъятные пространства» России обуславливают искажение в России правового сознания, что возводится в ранг традиции[4]
По мнению критиков, объективистская парадигма правового нигилизма применительно к России содержит ряд очень серьёзных недостатков:
- Во-первых, не выдерживает никакой критики модель «идеальных типов», фактически предлагаемая И. А. Ильиным. Если условиями предпосылки деформации правосознания в России являются большая территория, небольшая плотность населения и т. д., то государство обладающее небольшой территорией, большой плотностью населения, «упрощенными» державными задачами, «высоким» уровнем хозяйства, национальной, религиозной и социальной однородностью должно иметь наивысший уровень правосознания. Понятно, что без статистического метода понятия «большой», «упрощенный» остаются лишь абстрактными категориями[5].
- Во-вторых, ретроспективный взгляд на историю показывает, что помимо различных форм правового нигилизма[6] Россия показала удивительные примеры правового идеализма, реализованные на практике.
Правовой идеализм
Некоторые исследователи среди прочих причин правового нигилизма выделяют также правовой идеализм, то есть чрезмерную веру в способность права решать любые проблемы, с которыми сталкивается человек (или общество) в процессе своей деятельности. В рамках этого подхода утверждается, что правовой нигилизм возникает по причине разочарования в праве, то есть тогда, когда человек убежден в силе правовых норм, однако не имеет достаточных навыков или знаний для их реализации, что и приводит к отрицанию права в целом[7].
Пути преодоления
Преодоление правового нигилизма весьма сложный и длительный процесс. Основные пути преодоления правового нигилизма: повышение уровня общей и правовой культуры; пропаганда правосознания; предупреждение правонарушений, в первую очередь преступности; совершенствование законодательства; массовое правовое просвещение; правовое воспитание; укрепление законности, правопорядка, государственной дисциплины; уважительное отношение к личности человека, обеспечение его прав и свобод; подготовка высококвалифицированных кадров юристов; правовая реформа и другое.
Правовой нигилизм в России
Известный юрист Сергей Алексеев так говорил о правовом нигилизме в России:
«О правовом нигилизме много говорят на самом высоком уровне, а я бы сказал жестче: мы сталкиваемся с тотальной недооценкой права. Именно с этим связаны все трудности, переживаемые нашим обществом. Стремление произвольно перекраивать существующую юридическую систему, манипулирование правовой материей приводят к крупным политическим и социально-экономическим просчетам, а то и к катастрофическим последствиям».— «Умер один из авторов Конституции России» Россия 24 от 13.05.2013
Напишите отзыв о статье "Правовой нигилизм"
Примечания
- ↑ Зрячкин А. Н. [www.law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1261487 Правовой нигилизм: причины и пути их преодоления.] Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2007; Он же. Правовой нигилизм: причины и пути их преодоления (монография). Саратов, 2009.
- ↑ Гуляихин В. Н. [e-notabene.ru/lr/article_240.html Психосоциальные формы правового нигилизма человека]// NB: Вопросы права и политики. 2012. № 3. С. 108—148
- ↑ Гуляихин В. Н. [testing.soc-work.ru/upload/doc_file/pravovoy_nigilizm.docx Правовой нигилизм в России]. Волгоград: Перемена, 2005. 280 с.
- ↑ Цветков А. О формировании правовой культуры в современной России // Власть. — № 1. — 2007. — С. 72
- ↑ Ефимов Е. Г. [www.scribd.com/fullscreen/67947321?access_key=key-dwkujtblkl9rl3zqaam Правовой нигилизм как социокультурное явление (методологические аспекты)] / Е. Г. Ефимов, С. Вардугина // Сборник научных трудов Волжского филиала МЮИ : матер. Недели науки, 22-29 мая 2009 г. / Международный юридический ин-т, Волжский филиал. — М., 2010. — С.119
- ↑ Горелик Д. С. Правовая культура гражданского общества // Известия Саратовского университета. Т.9. Сер.: Философия, психология, педагогика. Вып.1.2009. С. 67.
- ↑ Герасимюк М.С, Чигирева Е.О. [www.rusarticles.com/raznoe-statya/pravovoj-idealizm-i-pravovoj-nigilizm-kak-prichina-i-sledstvie-7244861.html Правовой идеализм и правовой нигилизм как причина и следствие].
См. также
- Нигилизм
- Правовой идеализм
- [www.trud.ru/issue/article.php?id=200801230100102 ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: «РОССИЯ — СТРАНА ПРАВОВОГО НИГИЛИЗМА»]
- [demagogy.ru/tags/pravovoi-nigilizm Коллекция материалов по теме «правовой нигилизм»]
- [neotolstovcy.narod.ru/soloviev-e-yu/pravovoy-nigilizm-i-gumanisticheskiy-smysl-prava.htm Э. Ю. Соловьев. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права]
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Правовой нигилизм
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
