Православие в Кении
История Православия в Кении тесно связана с национально-освободительной борьбой против колонизаторов. В настоящее Кения входит в каноническую территорию Александрийского Патриархата.
Содержание
История
В Кении в 1929 году возникли две ассоциации преподавателей из племени кикуйю. Тогда многие из миссионерских организаций, возглавлявшихся Церковью Шотландской Миссии, потребовали от своих «агентов» подписать документ, заверяющий их отрицательное отношение к вопросу о женской активности в духовной жизни, а также к просветительской организации в Восточной Африке Кикуйю. Многие преподаватели отказались и открыли свои собственные школы. Так были созданы KISA (Ассоциация независимых школ кикуйю) и KKEA (Ассоциация по образованию кикуйю-каринга). В названии второй организации используется слово каринга, что означает — чистый, но может быть также переведено, как православный. С момента начала деятельности этих двух школ многие преподаватели и ученики покинули западные миссии.
Но в результате раскола эти школы оказались вне какой-либо Церкви. По стечению обстоятельств в это время через Кению из Уганды проезжал правящий епископ неканонической Африканской Православной Церкви, епископ Даниил-Александр, и лидеры KISA встретились с ним, пригласив его посетить Кению снова.
В 1935 году епископ Александр приехал в Кению и открыл семинарию, где обучались 8 человек, семеро из которых спонсировало KISA, и одного KKEA. Также епископ Александр рукоположил двух священников и двух диаконов. Одним из священников был Артур Гатуна, будущий первый «чёрный» епископ Кении.
К 1932 году в Кении из организации KISA образовалась Африканская Независимая Церковь Пятидесятницы, а из KKEA — Африканская Православная Церковь.
Кенийские церковные лидеры написали письмо патриарху Мелетию II о принятии их в Александрийский патриархат. Патриарх дал положительный ответ, но вскоре умер. Кенийцы написали снова уже патриарху Христофору II. В 1942 году в Кению приехал митрополит Аксумский Николай (Абдалла) и, осмотрев всё на месте, уехал с докладом в Священный Синод. В 1946 году Кенийская Церковь была принята в общение с Александрийским патриархатом.
Начался новый период в жизни Кенийской Церкви. Сюда приезжает Апостолос Макракис, начавший здесь активную миссионерскую деятельность. В 1946—1952 годах Православная Церковь в Кении быстро развивается. «Тогда приходы Африканской Православной Церкви имели 30 тысяч активных взрослых членов Церкви с 309 храмами»[1].
Однако в 1952 году в стране вспыхнула партизанская война против колониального режима под названием Мау-Мау, которая продолжалась до 1956 года. Колониальное правительство объявило чрезвычайное положение в ответ на деятельность повстанцев. KKEA и KISA были запрещены как симпатизирующие повстанцам. Было закрыто большинство православных храмов, а многие церкви и школы были сожжены. Большинство духовенства интернировано в концентрационные лагеря.
Когда против колонизаторов восстали народы: кикуйю, эмбу и меру, доведённые до отчаяния принудительным изъятием земель и другими унижениями, протестантское и католическое духовенство Восточной Африки осудило восстание, объявив Мау-Мау бунтом дикарей-язычников. И только Православная Церковь разделила с народами Кении радость побед и горечь поражения. Немало православных было среди лесных генералов и бойцов Мау-Мау — для них война за свободу стала войной за истинную веру.
Православная Церковь была запрещена. Отец Артур Гатуна попал в тюрьму, в которой провел 10 лет вместе с будущим президентом и лидером кикуйю Джомо Кениатой.
Гражданская война шла с 1952 по 1956 год. В это же время происходила борьба за независимость на острове Кипр. Её возглавлял архиепископ Макарий III. В 1956 году он был выслан на Сейшельские острова и в 1957 году освобождён. Возвращаясь домой, он ехал через Кению, и здесь, отслужив Божественную литургию в кафедральном соборе Найроби, произнес антиколониальную проповедь, которая подтолкнула многих к борьбе. Это навсегда связало в истории имя архиепископа Макария III с Кенией.
В 1958 году была образована Восточноафриканская митрополия в городе Букобе для Уганды, Кении и Танзании. В 1963 году Кения и о. Кипр одновременно становятся свободными от колониальных угнетателей, а между президентом Джомо Кениатой и архиепископом Кипра Макарием III, ставшим первым президентом Кипра, устанавливаются узы дружбы.
В 1966 году в Вайтаке, Кения, учреждена Ассоциация православной молодежи Кении (OCYAK)[2].
В январе 1970 года архиепископ Макарий посетил с официальным визитом (как президент Республики Кипр) Кению и был поражен экономической нищетой этой страны. В 1971 году архиепископ Макарий посетил Кению с визитом как предстоятель Кипрской Церкви. Он много проповедовал. Президент Кениата подарил православным большой участок земли в пригороде Найроби, Рируте. Архиепископ Макарий решил здесь построить семинарию и техническую школу, заложив первый камень 22 марта 1971 года. Также на это строительство он пожертвовал 10 млн кенийских шиллингов. Кроме того, архиепископ Макарий крестил тысячи людей у реки Кагеры и в Ньери, на границе с Танзанией. Причём ближайшее окружение архиепископа действовали как крестные отцы одному и более детям. Многие хотели получить имя Макарий.
В 1973 году хиротонисан епископ для Кении, им стал Георгий Артур Гатуна. В это время Кения насчитывала 13 приходов. В июне 1974 года было закончено строительство семинарии, но её не смогли открыть, так как на Кипре начался кризис. Турция напала на остров, и архиепископ Макарий как глава государства был втянут в политическую борьбу, более того из-за путча «чёрных полковников» в Греции, он был даже вынужден ненадолго покинуть страну. Он не имел возможности создать преподавательский коллектив и как-либо руководить Семинарией.
Семинария была открыта лишь в 1982 году и названа в честь её основателя. Обучение в ней шестилетнее. «Она имеет всеафриканское значение — в ней обучаются студенты из многих стран Африки. За время своего существования она выпустила около двухсот человек. Учёба здесь соединяется с катехизаторской деятельностью — это её особенность. На сегодняшний день здесь обучаются 42 студента, дипломированные специалисты выезжают за рубеж для обучения в Греции и Америке». Ректором семинарии в 1990-е годы был епископ Рирутский Макарий (Тиллиридис).
Семинария играет значительную роль в становлении Церкви. Божественная литургия, утреня и вечерня, службы крещения и отпевания, и некоторые другие были переведены на одиннадцать языков Кении. Эти переводы помогали делать студенты и преподаватели семинарии.
Сначала Православие было развито только у угандийской границы, затем оно раст распространилось оно в западные, так и в центральные провинциях Кении. Миссионерство развивается посредством личного общения, посещения родственников и т. д. Например, в 1982 году один из выпускников семинарии, чья семья поселилась среди племени туркана, за год обратил 156 человек. Сегодня здесь действует несколько церквей, и литургия совершается на местном языке.
В Кении в своё время трудился известный здесь миссионер митрополит Анастасий (Яннулатос), ныне предстоятель Албанской Православной Церкви.
Действуют 114 приходов и, помимо постоянных общин, действуют 77 миссионерских центров (по состоянию на 1995 год). Постоянно оказывают помощь Элладская, Кипрская, Финляндская Церкви, архиепископии Америки, Австралии, правительства Греции и Кипра, частные лица.
Тем не менее, насущными проблемами являются недостаток образованных священнослужителей, средств для передвижения и вопросы строительства капитальных церковных зданий. Другой проблемой является нехватка богослужебных книг, церковной утвари и облачений, которые иногда приходится переносить из прихода в приход.
Численность православных составляет несколько сот тысяч человек. Под данным Всемирного совета церквей — 620 000[3], однако в это число были включены и верующие Коптской Ориентальной церкви.
В 2012 православие принял Фидель Одинга, сын премьер-министра Кении Раилы Одинги, с именем Макарий. Вскоре после, 28 июля этого он был повенчан митрополитом Кенийским Макарием в кафедральном соборе святых бессребреников Космы и Дамиана в Найроби с Гетачеу Бэкэлэ (Lwam Getachew Bekele), уроженкой Эритреи[4][5].
См. также
Напишите отзыв о статье "Православие в Кении"
Примечания
- ↑ Александрийская Церковь // ЖМП № 7, 1977. С. 50.
- ↑ [www.budapest.orthodoxy.ru/missia/missia6.html Храм преподобного Сергия Радонежского]
- ↑ [www.oikoumene.org/en/member-churches/regions/africa/kenya.html Kenya]
- ↑ [www.sedmitza.ru/news/3085057.html Сын премьер-министра Кении принял Православие]
- ↑ [theorthodoxchurch.info/blog/news/2012/07/the-son-of-the-prime-minister-of-kenya-is-baptized-orthodox/ The Son of the Prime Minister of Kenya is Baptized Orthodox]
Литература
- Говорун С. Православие в Кении. Поместные Православные Церкви. М., 2004
- H.E. Makarios Tillyrides, Metropolitan of Kenya & Irinoupolis The Makarios legacy in Kenya // www.greekorthodox-alexandria.org/Mission/archmakarios_kenya_en.htm
Ссылки
- [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=247&did=449 Сергей Говорун. Православие в Кении]
- [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=247&did=2107 «Мы не уставали вас ждать…»] — Макарий (Тиллиридис), митрополит Кенийский и Иринопольский
- [www.nsad.ru/articles/pravoslavnaya-missiya-v-afrike Православная миссия в Африке] на сайте «Нескучный сад»
- [www.sedmitza.ru/text/1112284.html Православные храмы в честь русских святых в Кении] на сайте sedmitza.ru
|
Отрывок, характеризующий Православие в Кении
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.