Французское право

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Право Франции»)
Перейти к: навигация, поиск

Французское право (фр. droit français) как понятие возникло в XV веке. Правовая система современной Франции относится к группе романо-германского права. В основных чертах она сформировалась в период Великой французской революции 1789—1794 гг. и в первые последовавшие за нею десятилетия, особенно в годы правления Наполеона (1799—1814 гг.).

Благодаря особенностям исторического развития, в котором нашли себе выражение в совместной гармонической деятельности различные факторы правообразования, а в эпоху великой революции с особой ясностью определились основные устои социально-экономического быта Европы XIX века, — отлилось в цельную и законченную систему норм, не превзойдённую и до сих пор ни в общем материальном содержании, ни в техническом совершенстве ни одним из законодательств континентальной Европы. Несмотря на то, что в его создании участвовали очень разнообразные влияния и разного рода исторические случайности, оно является, по существу и по происхождению, национальным, что не помешало ему оказать огромное влияние на юридическое развитие других стран Европы. Будучи в своем современном состоянии принципиальным и последовательным выражением нового порядка жизни XIX столетия, оно является, вместе с тем, продуктом долгого исторического развития и последовательной творческой деятельности судов и теоретической юриспруденции.





История французского права

История французского права, как и история Франции, восходит к галльско-кельтским основам, но определить состав и влияние последних на дальнейшее юридическое развитие Франции нет возможности, за отсутствием данных. С гораздо большей отчетливостью установляются раннегерманские основы французского права, в древнейших памятниках германского права, правдах салических и рипуарских франков. К этим источникам непосредственно примыкает первоначальная законодательная деятельность французских королей дома Каролингов, выражавшаяся в капитуляриях. Больше, чем в Германии, заметны во Франции, в раннюю эпоху её развития, следы влияния римского права, проявляющиеся как в ряде юридических формул и грамот Каролингского периода, так и в некоторых литературных памятниках. Юг Франции и после разложения раннефранцузской монархии Карла Великого продолжал во многих отношениях жить по «писанному», то есть римскому праву, в особенности в области обязательственного права, более развитого здесь благодаря оживлённой торговой деятельности в городах Южной Франции.

Остальная Франция, подобно Германии, в эту эпоху почти целиком захватывается феодальными порядками и долгим процессом создания нового обычного права, в котором остатки старых культурных влияний часто составляют лишь форму, но не содержание норм. Дальнейшее юридическое развитие приурочивается именно к этому источнику, послужившему исходным пунктом и законодательной, творческой судебной и научной деятельности юриспруденции. Произвольный состав феодальных норм обычного права постепенно воспринимает в себя, благодаря этой деятельности, правомерные начала. Самые нормы становятся по содержанию все более и более схожими и общими, благодаря сравнительному уравнению основ феодального быта более позднего времени, и затем последовательно объединяются и в формальном выражении, которое дает официальная редакция кутюмов. С XVI века и законодательная власть, и юриспруденция ставят себе определенную задачу создать полное единство французского права как по составу норм, так и в особенности по их источнику, которым является исключительно единая государственная власть, освобождающаяся от феодальных и церковных оков. Обычное право приводится постепенно в единый и цельный вид деятельностью французских юристов, а королевские ордонансы восполняют пробелы этой работы или создают вместо отживших постановлений цельные и технически завершенные институты права. Кодификация всего права страны становится главной целью этой деятельности.

К концу XVIII века французское право оказывается вполне подготовленным для выполнения этой задачи, и творцам французского гражданского кодекса остается лишь подвести итоги предшествовавшей работы, чтобы создать этот замечательнейший образчик законодательного искусства нового времени. Чистота и ясность положенных в его основу принципов содействовали тому, что, несмотря на быстрое развитие различных сторон гражданско-правовой жизни XIX века, Кодекс подвергся лишь частичным изменениям, которые он воспринимал с замечательной эластичностью, без вреда для целости и логической стройности своих постановлений. Параллельно с гражданским кодексом шло развитие торгового права, составившего во Франции особую систему норм.

Содержание французского права

В своём содержании гражданское право Франции переживало, в связи с изменением состава своих источников и форм социально-экономического и культурного быта, различные стадии. Древнейшее право варварских правд, особенно салической, захватывало ещё очень раннюю эпоху развития, когда самоуправство и формализм проникли в юстицию, гражданское правонарушение не отличалось от уголовного, месть и денежные штрафы служили средствами восстановления правды, гражданско-правовые отношения были крайне неразвиты и регулировались законом лишь в очень незначительных случаях. В капитуляриях замечалось стремление поставить рядом с народным судом суд административный, облегчить древний формализм, смягчить самоуправство, взять под покровительство закона, короля и церкви некоторые интересы слабых (опека, наследование); но и этот источник права, как и ранние ордонансы, захватывал гражданское право в очень незначительном объеме. Юридическая сделка, произвол сильного и некоторые обычно-правовые устои — в это время главнейшие творцы правоотношений. Эпоха нового обычного права дала уже гораздо более полную картину гражданско-правового развития страны. Право ранних кутюмов — целиком право феодального порядка отношений, с его неравенством состояний (целая градация высших и низших в области гражданской правоспособности), дроблением форм обладания, носивших более или менее зависимый характер, неразвитый гражданский оборот, строгую отцовскую и супружескую власть, опеку в интересах опекунов, а не опекаемых и т. п.

В дальнейшем развитии, при сохранении, вплоть до революции, основ «старого порядка» и в области гражданского права, феодальное право подвергалось значительному смягчению. На первом плане стоял постепенный рост личной свободы в городах и образование начал общей гражданской правоспособности горожан, а затем, по мере прогресса освобождения крестьян — и этих последних. Рядом с развитием свободы личности шёл рост свободной собственности в городах и затем в области сельского землевладения не только дворянского, освобождавшегося от обязательной службы, но и свободного крестьянского. Усиление торгового, а затем и гражданского оборота содействовало образованию развитого обязательственного права, опиравшегося на римские основы, и особых постановлений торгового права. В детальных нормах, развивавшихся юристами для регулирования отношений вещного и обязательственного права, явно была видна тенденция покровительства принципам свободы собственности, личности и оборота. В семейном праве этому движению соответствовало развитие эмансипации совершеннолетних детей, а в наследственном — склонность к ровному разделу наследства и постепенное укрепление свободы завещаний и дарений, хотя в этом последнем отношении французское право и до сих пор осталось более консервативным. До конца старого порядка удерживались феодальные основы общего строя вещных отношений, с дроблением собственности на верховную и зависимую, и сохранялись институты наследственных рент и аренд, хотя предпринят был ряд мер к ограничению их, фидеикомиссов и т. п. В области семейного права замечалось господство церкви и церковного права в делах брачных и семейных и стоявшее в связи с этим ограничение личных прав некатоликов, евреев и иностранцев. Революционному законодательству пришлось отсечь эти основы старого порядка энергичными мерами. Рядом законов 1789—1793 гг. произвелось уничтожение всех остатков феодальных вещных прав, провозглашено господство чистой собственности, в области брачного и семейного права было устранено всякое влияние церкви, провозглашено равноправие иностранцев, евреев и всех вероисповеданий. С отпадением этих ограничений получили полное признание все те нормы обычного и римского права, которые были выработаны или закреплены французской юриспруденцией для частных отношений с целью покровительства новому порядку отношений, основанных на свободе личности, собственности и договора.

Современное французское право

Современное французское право, изложенное в гражданском кодексе и позднейших узаконениях, характеризуется прежде всего последовательным и принципиальным развитием указанных выше отношений. Принцип равенства всех французов перед законом проводится кодексом во всей последовательности. Вся полнота гражданских прав принадлежит каждому французскому гражданину, без различия вероисповедания, состояния, сословия и национальности. Обязательный гражданский брак дает возможность брачного общения лиц разных вероисповеданий. Свобода расторжения брака гарантирует личность в браке от принудительной брачной зависимости. Полная секуляризация актов гражданского состояния устраняет всякую зависимость от Церквей и сект в области регистрации основных моментов в жизни лица. Некоторые налагаемые на иностранцев ограничения в пользовании гражданскими правами, созданные Кодексом, в настоящее время не имеют практического значения. Охрана личности малолетних установлена законами об ограничении родительской власти и достаточно совершенной опекунской организацией. Решительное и безвозвратное упразднение всякого рода феодальных форм обладания обеспечило последовательное проведение начала свободной собственности, которая считается единственной нормальной формой обладания, допуская рядом с собой лишь выработанную в интересах самой собственности систему сервитутов, но не каких-либо других вещных прав, так или иначе связывающих свободное распоряжение собственностью. Ни заповедные имения — фидеикомиссы, — ни наследственные аренды, ни чиншевые права и им подобные формы не могут быть установлены ни путём сделок прижизненных, ни на случай смерти (полный запрет на так называемую фидеикомиссарную субституцию). Аренды и узуфрукт могут быть только срочными или пожизненными. В видах устранения всяких привилегий проведено начало полного равенства всех детей, без различия пола. Полной мобилизации недвижимостей французский гражданский кодекс не провёл, ввиду недостаточно совершенной системы укрепления имуществ. Но последующими узаконениями, усовершенствовавшими вотчинную записку, распоряжение недвижимостями почти уравнено с распоряжением движимостями. Знаменитое постановление, уравнивающее владение движимостями с собственностью, совершенно обеспечило интересы гражданского и особенно торгового оборота за счет интересов обладания. Охрана интересов третьего сословия, в противовес старым дворянским привилегиям, определенно сказывается во всех этих постановлениях. Этому же фактору обязаны своим происхождением многие установления Французского Кодекса, не вполне согласные с принципом свободы личности. Более строгая, чем в Германии, родительская власть, с правом пользования имуществом детей, и супружеская, с легальной системой общности супружеских имуществ, имеют целью прежде всего охранить целостность семьи и семейного имущества, важную в интересах концентрации торгового капитала. Но и та, и другая поддерживаются также старыми традициями и политическими соображениями, в силу которых республиканская форма правления может быть твердой только в руках граждан, прошедших твердую семейную дисциплину. Строгость этих норм, однако, в значительной степени ослаблена позднейшими узаконениями об ограничениях родительской власти, правами жены по защите от злоупотреблений мужа (равно как и мужа от злоупотреблений жены) при пользовании и управлении общим имуществом, договорной детальной системой супружеских отношений и уравнением, новыми законами о расторжении брака и разлучении, прав мужа и жены. Обязательственное право, соответственно предшествовавшему юридическому развитию, построено на чисто римских основах и, как уже было указано в статье Торговое право, содержит в себе по преимуществу нормы чисто гражданского оборота, рассматривая отношения между контрагентами как чистые продукты индивидуальной воли участвующих лиц, и охраняя последних, независимо от интересов третьих лиц. Отсюда необходимость дополнения гражданского кодекса торговым. Другие особенности французского гражданского кодекса — недостаточное покровительство союзным организациям гражданского оборота — юридическим лицам, товариществам и др. корпорациям — вследствие недоверия Французской революции к союзным формам, некогда слишком стеснявшим свободу личности. Торговый кодекс и последующее законодательство о юридических лицах, компаниях и союзах в значительной степени восполнили этот пробел во французском праве.

Важнейшие документы

Современная правовая система Франции начинает формироваться в годы Великой Французской революции и годы правления Наполеона. Важнейшими документами этой эпохи, предопределившими становление и дальнейшее развитие правовой системы Франции, являются:

Большинство из этих актов и поныне сохраняют юридическую силу. Декларация 1789 года является частью современной конституции Франции. 3 кодекса признаются действующими (ГК, ТК, УК), хоть и были значительно изменены.

Источники права

Источники права делятся на две группы:

  • первичные (основные);
  • вторичные (дополнительные).

В первую группу (основных) источников права входит государственный нормативный акт. Ко вторичным (дополнительным) источникам относят судебные решения.

Известную роль в качестве источников права играют во Франции правовые обычаи, прежде всего в области торговли, и судебная практика, в особенности постановления Кассационного суда. В некоторых случаях эти постановления служат не только общим ориентиром для судебной практики по определенным категориям дел, но и указанием при решении конкретных вопросов, по которым имеются пробелы в законодательстве.

См. также

  • [www.legifrance.gouv.fr legifrance.gouv.fr «Légifrance» — портал о французском праве]
  • Современные французские юристы
  • [www.france-jus.ru Французское право на русском языке]
  • [kommentarii.org/strani_mira_eciklopediy/franciy.html Правовые системы стран мира: Энциклопедический справочник]

Библиография

  • При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
  • Aubry et Rau, «Cours de droit civil français» (5 изд., Париж, 1897—1900);
  • Laurent, «Cours élémentaire de droit civil» (1878);
  • Laurent, «Principes de droit civil français» (33 т., 5 изд., Париж, 1893);
  • Baudry-Lacantinerie, «Précis de droit civil» (7 изд., ib., 1899—1901);
  • Baudry-Lacantinerie, «Traité théorique de droit civil» (23 т., 1894 и сл., издание продолжается);
  • Zachariä von Lingenthal, «Handbuch des französischen Civilrechts», bearb. v. Crome (8 изд., Фрейбург, 1894—96).
  • Rivier, «D. Französische Civilrecht» («Encyclopädie der Rechtswissenschaft» Гольцендорфа, 1895).

Напишите отзыв о статье "Французское право"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Французское право

– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.