VI (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП

Шестая (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП состоялась 5—17 (18—30) января 1912 года в Праге. Заседания конференции происходили в Народном доме (Гибернская улица, дом № 7), в помещении редакции чешской социал-демократической газеты «Право лиду».

Созыв

Направленные в Россию для работы по созыву конференции, уполномоченные ЗОК (Заграничная организационная комиссия по созыву конференции) во главе с тов. Серго Орджоникидзе объехали ряд мест и подготовили выборы на конференцию. Крупнейшие подпольные организации высказались за немедленный созыв всероссийской конференции. Первое совещание Российской организационной комиссии состоялось в октябре 1911 года. Совещание конструировалось как Российская организационная комиссия по созыву общепартийной конференции (РОК). В резолюции «О конструировании» было сказано: «…собрание делегатов (Бакинской, Тифлисской, Киевской, Екатеринославской, Екатеринбургской организаций) считает своим долгом конструироваться в Организационную комиссию по созыву конференции, принять все меры к пополнению своего состава и деятельно взяться за подготовку и созыв конференции». 7 — 30 (14 — 17) декабря 1911 года в Париже состоялось совещание заграничных большевистских групп, с докладом о положении дел в партии выступил Ленин. В резолюции, предложенной Лениным и принятой совещанием, было сказано: «Объединяясь в единую заграничную социал-демократическую организацию беков, совещание возлагает ответственность за продолжающийся раскол за границей на те группы, которые не желают поддерживать русского центра, РОК или продолжают „игру в соглашение“ оторвавшихся от России, поддерживая этим не социал-демократические, оторвавшиеся от русской работы группы».

Делегаты

В конференции приняли участие 14 делегатов с решающим голосом от организаций Петербурга, Москвы, Центрального промышленного района, Баку, Тифлиса, Киева, Екатеринослава, Николаева, Казани, Саратова, Вильны и Двинска, в том числе 10 рабочих. 12 из них были большевиками, двое — меньшевиками-партийцами (плехановцами). Делегатами с совещательным голосом были четверо большевиков-эмигрантов, но, согласно полицейским данным, Ленину (представлявшему редакцию «Социал-демократа») было всё же предоставлено право решающего голоса.

Некоторые делегаты участвовали в конференции не с самого начала. Так, московский делегат Р. В. Малиновский прибыл, когда она подходила к концу. До этого Малиновский был нефракционным социал-демократом и только в Праге заявил, что стал большевиком. Столь известных, как Малиновский, профсоюзных функционеров в Праге больше не было. Опоздали на конференцию и два большевистских депутата из социал-демократической фракции III Государственной думы Н. Г. Полетаев и В. Е. Шурканов.

Общепартийная конференция

Все национальные организации и другие партийные группы, а также персонально приглашенные Г. В. Плеханов и М. Горький приглашения на конференцию отклонили на том основании, что её созывают одни сторонники Ленина. Тем не менее конференция конституировалась как общепартийная конференция РСДРП, являющаяся верховным органом партии и имеющая значение съезда. Против конституирования конференции как Всероссийской и общепартийной возражал плехановец Я. Д. Зевин, предложивший назвать её «Конференция представителей русских организаций». Конференция отклонила это предложение. Было отклонено и предложение Зевина срочно созвать совещание представителей всех социал-демократических течений, которое приняло бы меры к пополнению состава делегатов, чтобы конференция стала общепартийной.

Конференция, на которой отсутствовали представители всех входивших в партию национальных организаций и других партийных групп, кроме большевиков и меньшевиков-партийцев, объявила себя по настоянию Ленина общепартийной и верховным органом партии. На деле в Праге состоялся, как писал впоследствии Г. Е. Зиновьев, «настоящий большевистский съезд», тогда как «без Ленина это было бы заурядное совещание сравнительно молодых большевистских практиков».

Работа

Порядок дня

• Конституирование конференции;
• Доклады (доклады с мест, доклад РОК [Российской организационной комиссии по созыву конференции], ЦО [центрального органа] и т. д.);
• Современный момент и задачи партии;
• Выборы в IV Государственную думу;
• Думская фракция;
• Государственное страхование рабочих;
• Стачечное движение в профессиональные союзы (этот пункт был соединён с пунктом «Организационные вопросы», и по ним вынесена общая резолюция — «О характере и организационных формах партийной работы»);
• «Петиционная кампания»;
• О ликвидаторстве;
• Задачи социал-демократии в борьбе с голодом;
• Партийная литература;
• Организационные вопросы;
• Партийная работа за границей;
• Выборы;
• Разное.

Всего состоялось 23 заседания, делегаты собирались по два раза в день. Конференция проходила под руководством и председательством В. И. Ленина. Он же выступил с докладом «О современном моменте и задачах партии», о конституировании конференции, о Международном социалистическом бюро и по другим вопросам. Проекты резолюций и резолюции, принятые конференцией, были составлены Лениным.

В резолюции по вопросу «О современном моменте и задачах партии» конференция указывала, что «задача завоевания власти пролетариатом, ведущим за собой крестьянство, остается по-прежнему задачей демократического переворота в России».

Пражская конференция наметила тактику партии на выборах в четвертую Государственную думу. Главными избирательными лозунгами партия выдвинула: демократическая республика, 8-часовой рабочий день, конфискация помещичьей земли. Общая тактическая линия партии на выборах сводилась к следующему: беспощадная война против царской монархии и партий помещиков и капиталистов, неуклонное разоблачение контрреволюционных взглядов и фальшивого демократизма буржуазных либералов — с партией кадетов во главе их, отмежевание партии от всех непролетарских, мелкобуржуазных партий.

В резолюции «О задачах социал-демократии в борьбе с голодом» конференция отметила, что социал-демократия должна напрячь все свои силы для расширения пропаганды и агитации среди широких масс населения и особенно крестьянства; разъяснять связь голода с царизмом и всей его политикой, распространять политические требования социал-демократии: свержение царской монархии, учреждение демократической республики, конфискация помещичьей земли; поддержать стремление рабочих помогать голодающим, направить демократическое возбуждение по поводу голода в сторону демонстраций, митингов, массовок и других форм борьбы масс против царизма.

В резолюции об отношении к думскому законопроекту о государственном страховании рабочих конференция наметила программу требований, которые должны выдвинуть рабочие в борьбе за государственное страхование при капитализме, предложила развернуть широкую агитацию против думского законопроекта, нарушающего интересы рабочего класса, а в случае принятия закона — развернуть в больничных кассах энергичную пропаганду социал-демократических идей и «превратить таким образом и этот закон, задуманный в целях закабаления и угнетения пролетариата, в орудие развития его классового сознания, укрепления его организованности, усиления его борьбы за полную политическую свободу и социализм».

Конференция обсудила вопрос «О ликвидаторстве и о группе ликвидаторов». В резолюции по этому вопросу конференция отметила, что РСДРП уже около 4 лет ведет решительную борьбу с ликвидаторским течением, которое на декабрьской конференции 1908 года было определено как «попытки некоторой части партийной интеллигенции ликвидировать существующую организацию РСДРП и заменить её бесформенным объединением в рамках легальности во что бы то ни стало, хотя бы последняя покупалась ценой явного отказа от программы, тактики и традиций партии». «Конференция, — говорится в резолюции, — призывает всех партийцев, без различия течений и оттенков, вести борьбу с ликвидаторством, разъяснить весь его вред для дела освобождения рабочего класса и напрячь все силы для восстановления и укрепления нелегальной РСДРП».

В резолюции «О нападении русского правительства на Персию» конференция протестует против разбойничьей политики царской шайки, решившей задушить свободу персидского народа, и выражает своё полное сочувствие борьбе персидской социал-демократии, понесшей столько жертв в борьбе с царскими насильниками.

В резолюции «О Китайской революции» Пражская конференция РСДРП отмечает «…мировое значение революционной борьбы китайского народа, несущей освобождение Азии и подрывающей господство европейской буржуазии, приветствует революционеров-республиканцев Китая, свидетельствует о глубоком воодушевлении и полной симпатии, с которой пролетариат России следит за успехами революционного народа в Китае и клеймит поведение русского либерализма, поддерживающего политику захватов царизма».

В резолюции «О политике царизма по отношению к Финляндии» конференция выразила свою полную солидарность с братской финляндской с.-д. партией, подчеркнула единство задач рабочих Финляндии и России в борьбе против русского контрреволюционного правительства и контрреволюционной буржуазии, попирающих права народа, и выразила свою твердую уверенность, что лишь «…совместными усилиями рабочих России и Финляндии может быть достигнуто свержение царизма и свобода русского и финляндского народов».

Пражская конференция РСДРП послала приветствие братской германской социал-демократии, одержавшей в январе 1912 года на выборах в рейхстаг «блестящую победу над всем буржуазным миром».

Пражская конференция отменила решение январского Пленума ЦК (1910) о поддержке газеты Л. Д. Троцкого «Правда», издававшейся в Вене.

ЦК

Центральный Комитет РСДРП, избранный на V съезде, к 1912 году фактически перестал существовать (последний его пленум состоялся в январе 1910 года) и партия оказалась без официального руководящего центра. Конференция избрала большевистский Центральный Комитет партии, в состав которого вошли Ф. И. Голощёкин, Г. Е. Зиновьев, В. И. Ленин, Р. В. Малиновский (с 1910 г. — секретный сотрудник Московского охранного отделения, с 1912 г. — Департамента полиции; депутат IV Государственной думы), Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандарян, Д. М. Шварцман. ЦК было предоставлено право кооптации новых членов простым большинством голосов. В дни работы конференции в состав ЦК были кооптированы И. С. Белостоцкий и И. В. Сталин, а позднее — Г. И. Петровский и Я. М. Свердлов. На случай ареста кого-либо из членов ЦК кандидатами для кооптации в члены ЦК были намечены А. С. Бубнов, М. И. Калинин, А. П. Смирнов, Е. Д. Стасова, С. Г. Шаумян. Для практического руководства партийной работой в России было воссоздано Русское бюро ЦК РСДРП (прекратившее своё существование в марте 1911 года, после ареста Ногина и Лейтейзена). В его состав входили избранные на конференции и кооптированные позже И. С. Белостоцкий, Ф. И. Голощёкин, Р. В. Малиновский, Г. К. Орджоникидзе, Г. И. Петровский, Я. М. Свердлов, С. С. Спандарян, И. В. Сталин, Д. М. Шварцман, А. Е. Бадаев, М. И. Калинин, А. С. Киселёв, Е. Д. Стасова, А. В. Шотман. Представителем РСДРП в Международном социалистическом бюро был избран В. И. Ленин.

Венская конференция

После того как о конференции в Праге стало известно и были обнародованы в феврале 1912 г. её резолюции, идею созыва еще одной партийной конференции поддержали «впередовцы», меньшевики-партийцы и большевики-примиренцы, не желавшие признавать конференцию из одних сторонников Ленина общепартийной. Вместе с другими участниками созванного 12 марта (28 февраля) 1912 г. в Париже по инициативе Троцкого совещания они осудили Пражскую конференцию как фракционную. Созванная ими конференция проходила в Вене с 26 (13) августа по 2 сентября (20 августа) 1912 г. Всего состоялось 16 заседаний, не считая двух не протоколировавшихся, состоявшихся за день до официального открытия. Согласно протоколам, присутствовали на заседаниях 18 делегатов с решающим и 11 с совещательным голосом, а также 5 гостей с совещательным голосом. По полицейским данным, были также гости без права участия в дебатах — до 7 человек. Из 29 делегатов 12 представляли три национальные организации, 9 — другие организации в России, причем три мандата из России были переданы социал-демократам, жившим в эмиграции, всего же «заграничниками» были 11 делегатов. 2 делегата представляли оргкомитет.

Так же, как в Прагу, не приехал в Вену никто из членов думской фракции партии. Таким образом, «заграничников» было больше, чем делегатов, приехавших из русских губерний. Некоторые делегаты не смогли приехать в Вену из-за арестов. Отказ направить делегатов мотивировался и тем, что «случайно стасканная конференция с делегатами несуществующих организаций никогда не давала желаемых результатов». В итоге всего этого конференция сочла возможным конституироваться лишь как «конференция организаций РСДРП» — нечто среднее между первоначальным замыслом Всероссийской конференции и требованием Г. А. Алексинского (представлявшего на конференции в Вене группу «Вперед»), чтобы собравшиеся объявили себя совещанием.

По подсчетам, опубликованным после Венской конференции, среди её делегатов были 10 меньшевиков (5 с решающим голосом и 5 с совещательным), 4 большевика-партийца (3 и 1), 2 меньшевика-партийца (1 и 1) и 17 нефракционных социал-демократов (9 и 8), к ним были, в частности, отнесены все бундовцы и латыши. Кроме того, статус гостей с совещательным голосом имели 4 представителя ППС и 1 представитель Литовской социал-демократической партии. По сравнению с Пражской конференцией состав собравшихся в Вене был в партийно-фракционном отношении явно более разнообразным. В то же время рабочих здесь оказалось меньше, чем интеллигентов, меньше было и представительство российских нелегальных организаций.

Венская конференция заявила, что почвы для раскола в РСДРП нет, что нужно лишь осознать вред, наносимый делу пролетариата многолетним партийным кризисом; постоянное выдвижение объединяющих задач классовой борьбы пролетариата приведет к полному объединению партийных сил, тогда как в резолюции Пражской конференции подчёркивалось, что условием партийного единства является разрыв с ликвидаторством и его «окончательное преодоление», то есть победа над ним.

Обсуждение

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Сравнивая резолюции обеих конференций, легко заметить, что они базировались на принципиально разных оценках положения в стране. Большевистская оценка была определеннее, меньшевистская — более размытой. В резолюции Пражской конференции «О современном моменте и задачах партии», принятой по докладу Ленина, анализ политического и экономического положения завершался выводом о «нарастающем революционном настроении масс против режима 3 июня». Позже массовое движение протеста против расстрела рабочих на Ленских приисках Ленин оценил как начало нового революционного подъема.

Венская конференция специальной резолюции о положении в стране не приняла. Обе конференции, при всех различиях между ними, ориентировали социал-демократов в первую очередь на активное участие в избирательной кампании по выборам в IV Государственную думу. Пражская конференция посвятила этой теме две резолюции. Венская — три. В документах той и другой конференции фигурировали требования демократической республики, 8-часового рабочего дня, ликвидации помещичьего землевладения и требования, вытекавшие из них: всеобщее избирательное право, свобода коалиций, страхование рабочих государством и др.

Сравнительный анализ резолюций подтверждает, что конфликт в РСДРП был конфликтом между двумя революционными течениями, между революционерами более радикальными — большевиками — и более умеренными — меньшевиками, причем и умеренные по меркам России меньшевики были радикальнее лидеров большинства партий Второго интернационала.

В результате Пражской конференции главная цель, преследовавшаяся Лениным, — создание самостоятельной партии — была достигнута.

Венская конференция не сумела восстановить организационное единство РСДРП, тем более, что на это не надеялись многие её участники. Основным результатом конференции стало усиление консолидации меньшевизма. Этот результат явился заслугой прежде всего Мартова, тогда уже видевшего в большевизме, даже примиренческом, большую опасность для рабочего движения в России.

Накануне Первой мировой войны, если судить по известным данным о материальной поддержке легальных социал-демократических газет коллективными сборами, большевики имели явный и возраставший перевес над меньшевиками. К экстраординарной ситуации 1917 г., созданной войной и падением монархии, большевики оказались в конечном итоге подготовлены лучше — прежде всего тем, что построили жёстко централизованную партию, ориентированную на захват власти и установление своей диктатуры от имени пролетариата. В марте 1917 г. Ленин впервые назвал её партией нового типа.

Дополнительные факты

• В Пражской конференции приняли участие Р. В. Малиновский и Романов, члены партии партии большевиков, состоявшие на негласной службе в охранном отделении.

Литература

• Конференции РСДРП 1912 года. Документы и материалы. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. — 1120 с. — (Серия «Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века. Документальное наследие») — ISBN 5-8243-0390-8, ISBN 978-5-8243-0954-6

Отрывок, характеризующий VI (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП

– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.