Пражская культура

Пражская культура Средневековье
В составе	Корчакская культура
Локализация	Чехия, Польша, Украина,
Датировка	V—VII вв.
Носители	славяне
Преемственность:
←Зарубинецкая ←Пшеворская ←Штрихованной керамики → Лука-Райковецкая→ Карантанская→ Рюсенская→ Суковско-дзедзицкая→

Пра́жская культу́ра — археологическая культура древних славян (V—VII вв.), распространённая в Центральной и Восточной Европе (от Эльбы до Дуная и среднего Днепра). В некоторых работах эта культура объединяется с корчакской и называется пра́жско-корча́кской (Prague-Korchak Culture).

Название культура получила по характерной лепной керамике, впервые обнаруженной близ Праги чешским археологом И. Борковским. Исследователь отметил, что подобная глиняная посуда известна также на территории Польши и Германии, и предложил именовать её пражской, полагая при этом, что она развивалась автохтонно из керамики культуры погребальных урн и кельтской культуры.

Генетические связи

Имеют место предположения известных археологов о том, что пражско-корчакская культура является продолжением зарубинецкой культуры (Г. С. Лебедев), является продолжением пшеворской(И. П. Русанова) и является родственной черняховской (В. В. Седов) или киевской культурам (Е. В. Максимов). Обсуждалась также её возможная преемственность с культурой штрихованной керамики (Д. А. Мачинский).

Распад пражской культуры хронологически совпал с распадом соседнего Аварского каганата и появлением государства Великая Болгария в Причерноморье.

Прослеживается преемственная связь пражской культуры с более поздними славянскими культурами. В конце VII века пражская культура в восточной части своего ареала сменяется Лука-Райковецкой культурой, просуществовавшей до конца IX века.

География

Первоначально пражская культура была распространена на территории южной Польши, Чехии, Словакии и северо-западной Украины (Шумское городище). Позднее ареал её охватил также северную часть Польши, восточные районы Германии, Белоруссию (где выделяются две группы — полесская и верхнедвинская), среднюю часть Правобережной Украины, Молдавию и Румынию. Это привело к смешению пражской культуры с местными (более ранними) культурами и возникновению локальных вариантов. Высказываются предположения, что наиболее ранние поселения пражской культуры, датируемые IV веком, следует искать в бассейне реки Припять (Южная Белоруссия)..

Особенности культуры

Основными памятниками пражской культуры являются неукреплённые поселения — селища (от 0,5 до 1,5 га), реже мысовые городища с полуземлянками (до 20 м²). Обычно они располагались по берегам рек и иных водоёмов, часто на склонах надпойменных террас; изредка находились и на открытых местах плато. Селища имели в основном небольшие размеры и состояли в среднем из 8—20 хозяйств. Для поселений пражской культуры характерны жилища-полуземлянки, имевшими двускатные крыши из досок или соломы, с печами-каменками. При строительстве полуземлянок применялись срубная, реже — столбовая конструкция стен. Полы были земляными, иногда на них клали деревянный настил. Вдоль стен располагались вырезанные в материке лежанки, иногда обложенные деревом. Очевидно сходную планировку имели и наземные срубные дома. Характерная славянская этнографическая черта — печи (каменки или глинобитные), были расположены в углу жилища. На западе ареала были распространены и очаги. Известны и наземные хозяйственные постройки. Так как в процессе земледельческой колонизации по мере оскудения почв славянам приходилось менять места обитания, то жилища на них обычно располагались кучно. Рядовая застройка на поселениях прослеживается реже — например, крупное поселение V—VII веков Рашков на Среднем Днепре.

Погребальные памятники пражской культуры представлены полями погребальных урн, грунтовыми бескурганными могильниками с трупоположениями и, реже, курганными могильниками с трупосожжениями.

Основу пражской керамики составляют высокие горшки со слегка суженным горлом и коротким венчиком. Наибольшее расширение их приходится на верхнюю треть высоты. Поверхность сосудов обычно коричневатая, изредка несколько сглаженная. Большинство их лишено орнаментации, лишь изредка встречаются горшки с косыми насечками по верхнему краю венчика. Вся эта керамика изготовлена без помощи гончарного круга.

Как и для других славянских племён, для племён, входивших в пражско-корчакскую группировку, характерно ношение височных колец как важной детали женского головного убора. При этом этническим маркером племён пражско-корчакской группировки являются эсоконечные височные кольца — проволочные (или дротовые) кольца различного диаметра, у которых один конец завит в виде латинской буквы S. Носились такие кольца на висках одной или обеих частей головы, а прикреплялись, как правило, к налобной ленточной повязке или же к головному убору.

Хозяйство

Основу хозяйственной деятельности племён пражской культуры составляли земледелие и животноводство. Земледелие было пашенным; для вспашки применялись рала (с железными наконечниками и без таковых), а в качестве тягловой силы выступали лошади и волы. Среди используемых зерновых культур преобладали пшеница, ячмень, рожь и овёс. В качестве сельскохозяйственных животных разводили крупный рогатый скот, свиней, овец, кур.

Этническая принадлежность

В. В. Седов идентифицирует памятники пражской культуры в восточной части её ареала с раннесредневековой славянской племенной группой дулебов. Средневековые византийские источники ассоциируют эти территории с хорватами, склавенами. В 565—567 годах через территорию пражской культуры проходила миграция аваров. На основании источников X века говорится, что часть хорватов переселилась в первой половине VII века в Далмацию, вступив в противостояние с аварами. Древнерусские летописи рассказывают об этнической связи племён кривичей (полочан), древлян, полян (днепровских) и дреговичей с осевшими на территории Белоруссии племенами белых хорватов, сербов и хорутан, пришедших в VI—VII веках.

См. также

• Бернашовка (селище)

Литература

• Борковский И.  Старославянская керамика в Средней Европе = Staroslovanská keramika ve Strědni Evropě. — Прага, 1940.
• Гавритухин И. О.  [www.box.com/s/p92v6juctuyo7h6bxqci Понятие пражской культуры] // Труды Государственного Эрмитажа. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2009. — Т. 49: Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света. — 656 с. — ISBN 978-5-93572-343-9.. — С. 7—25.
• Русанова И. П.  Славянские древности VI — IX вв. между Днепром и Западным Бугом. — М.: Наука, 1973. — 100 с.
• Седов В. В.  [lib.crimea.ua/avt.lan/student/book5/ Славяне в раннем средневековье]. — М.: Фонд археологии, 1995. — 416 с. — ISBN 5-87059-021-3.. — С. 7—39.
• Седов В. В.  Славяне: историко-археологическое исследование. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 624 с. — ISBN 5-94457-065-2..

Отрывок, характеризующий Пражская культура

Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.