Пражский немецкий язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пра́жский неме́цкий язы́к (нем. Prager Deutsch, чеш. pražská němčina) — обозначение всех разновидностей (преимущественно письменного) немецкого языка, используемых на территории Богемии, и прежде всего в столице ЧехииПраге. Развитие пражского немецкого имело исключительную роль в истории немецкого языка и стало возможным благодаря существованию старейшего немецкоязычного университета, Карлова университета, а также широкому распространению языка в Чехии до второй половины XX века.





История

Наряду с чешским языком в средневековой Богемии использовались немецкие диалекты. На юге и юго-западе использовались южно- и среднебаварские диалекты, пришедшие из Австрии. В Эгерланде, около города Хеб, использовались северобаварские диалекты. На севере и северо-востоке были распространены восточносредненемецкие диалекты, близкие к диалектам Саксонии и Силезии[1]. Вместе с собственно немецкими диалектами еврейским населением использовался идиш. Письменный язык Богемии средних веков и начала нового времени был своего рода смесью перечисленных выше вариантов.

В крупных городах, и прежде всего в Праге, письменный пражский немецкий язык всё чаще использовался в речи, становясь языком буржуазии и управления. Образовывался язык, сочетающий в себе черты южнонемецких диалектов юга Богемии и средненемецких особенностей канцелярского языка севера. Он пользовался большой популярностью как на севере, так и на юге региона, в то время как южнонемецкая печатная продукция в XVI-XVIII вв. была признана на юге, но не имела широкого хождения на севере, а то и вовсе игнорировалась.

Пражский немецкий язык официально просуществовал до XX века, после чего его роль в управлении была сведена на нет. Последний расцвет литературы на этом языке связан с творчеством Райнер Марии Рильке, Франца Кафки, Макса Брода, Густава Майринка, Франца Верфеля, Эгона Эрвина Киша, Фридриха Торберга, Оскара Баума, Иоганнеса Урцидиля, Феликса Вельтша, Пауля Леппина и Ленки Рейнеровой[2]. После Второй мировой войны и депортации немцев из Чехословакии пражский немецкий практически прекратил своё существование и продолжал использоваться лишь в эмигрантской среде.

Немецкий и чешский

Оба языка, и чешский, и немецкий, в разговорной форме использовались и соседствовали на территории Богемии со времён средневековья. В это время роль литературного языка, использовавшегося в среде интеллигенции, священнослужителей и начальников, выполнял латинский. Немецкий и чешский были разговорными языками, употреблявшимися крестьянами в различных территориальных вариантах. С деятельностью Яна Гуса начал переживать свой расцвет чешский язык, однако с XV века, после гуситских войн и периода контрреформации после Тридцатилетней войны, его расцвет прекратился, и язык стал ассоциироваться с еретическим или люмпенистическим.

В то же время началось возвышение немецкого языка, который всё сильнее отстаивал свою независимость от латыни, и, в конце концов, стал языком образования. Пражский немецкий развивался в региональный стандартный вариант и с XVII века стал популярным и престижным. Он считался более «чистым», не запятнанным региональными различиями в письменном и устном употреблении, которые существовали между южно- и средненемецкими диалектами[3]. После того, как при императоре Иосифе II евреи были законодательно признаны полноправными гражданами, многие из них стали вливаться в немецкоязычное общество Богемии. К XIX веку евреи стали занимать существенную часть населения, говорившего на пражском немецком, из-за чего роль идиша и его распространение стало сдавать свои позиции.

В том же XIX веке чехи стали протестовать против распространения двуязычия, ясно осознавая второстепенность чешского языка и дискриминацию по отношению к его носителям. С развитием движения младочехов и под влиянием славянского конгресса чешскоязычное население стало требовать расширения своего политического участия и признания чешского языка. Это создало предпосылки для развития чешской литературы и впоследствии языка, который столетиями был языком второго сорта. Достигнуть компромисса представителям народных и языковых групп, тем не менее, не удалось, что сыграло свою роль в развале Австро-Венгрии и выделении Чехословакии.

В новую фазу своего процветания пражский немецкий язык вошёл во время Первой мировой, в междувоенный период и в расцвет национал-социалистических и фашистских настроений в Германии и Австрии, чему способствовали еврейские писатели и беженцы из этих стран. В начале Второй мировой и после окончания военных действий этот расцвет резко обрывается.

Характеристика

В средние века немецкий язык в Богемии имел сильное фонетическое сходство с баварскими диалектами. В эпоху Гуманизма и Реформации, напротив, усиливалась тенденция влияния восточносредненемецких диалектов, прежде всего из-за влияния переводов Библии Мартина Лютера. После Тридцатилетней войны опустошённые области Богемии стали заселяться новой волной немецкоязычных эмигрантов, что существенно разбавило язык. Религиозные гонения во время контррефорфмации послужили толчком к дальнейшему развитию этих тенденций.

От южнонемецкого письменного языка, который имел хождение в XVII-XVIII вв. в Австрии и Южной Германии, пражский немецкий всё более развивался в направлении саксонского стиля. Таким образом, уже в раннее время сходили на нет характерные для южнонемецкого различия между дифтонгами ei и ai, искореняются дифтонги ue, iu, uo и eu в пользу средненемецкой письменной традиции. Отходят назад характерные для баварского диалекта путаницы между w и b, b и p, устраняется пришедшее из Каринтии и Тироля придыхательное kh[4]. Это равнение на средненемецкие нормы было характерно лишь для правописания, в то время как лексика, семантика и грамматика оставались преимущественно южнонемецкими.

В XVIII веке Богемия стала местом военных действий Семилетней войны между Пруссией и Австрией, что привело к масштабным разрушениям и крупным человеческим жертвам. Новое переселение скорректировало положение между двумя языковыми полюсами. В XIX веке австрийский язык влиял на пражский немецкий всё больше. Государство тянуло одеяло на себя, устанавливая более удобные для себя языковые понятия. К этому времени относится лексика, которая для баварцев представляется типично австрийской (Tischler — Schreiner, Fleischhacker — Metzger). Богемская кулинарная лексика, вобравшая в себя характерные чешские названия, пошла в другом направлении, распространяясь и в Австрии, и в Баварии, что стало причиной относительной идентичности данного слоя лексики во всех трёх регионах.

Пресса на пражском немецком языке

Другие богемские немецкоязычные газеты стали появляться в Ческе-Будеёвице (Südböhmische Volkszeitung, Waldheimat), Прахатице (Der Böhmerwald) и Клатови (Der Bote aus dem Böhmerwalde). В Моравии также были города (например, Брно и Оломоуц), которые ещё в XIX веке ориентировались больше на Вену, нежели на Прагу.

Напишите отзыв о статье "Пражский немецкий язык"

Примечания

  1. [www.manuscripta-mediaevalia.de/gaeste/Schreibsprachen/Oberdeutsch/Boehmisch.htm Historische Schreibsprachen - Internetbibliographie. Oberdeutsch - Sonderfall: Böhmisch und Mährisch] (нем.). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2g5z60l Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  2. [www.radio.cz/de/rubrik/tagesecho/goethemedaille-an-lenka-reinerova Goethemedaille an Lenka Reinerova] (нем.). Český rozhlas. Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2g6Tixd Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  3. Peter von Polenz. Deutsche Sprachgeschichte vom Spatmittelalter bis zur Gegenwart. — Berlin: de Gruyters, 1999. — Т. 3. — С. 134. — ISBN 3-11-014344-5.
  4. Helmut Glück. Die Volkssprachen als Lerngegenstand im Mittelalter und in der frühen Neuzeit. — Berlin: de Gruyter, 2002. — С. 62. — ISBN 3-11-017541-X.

Литература

  • Emil Skála. Die Entwicklung der Kanzleisprache in Eger 1310 bis 1660. — Berlin: Akademie-Verlag, 1967.
  • Jaromír Povejšil. Das Prager Deutsch des 17. und 18. Jahrhunderts - ein Beitrag zur Geschichte der deutschen Schriftsprache. — Hamburg: Buske, 1980. — ISBN 3-87118-349-0.
  • Peter Wiesinger. Studien zum Frühneuhochdeutschen - Emil Skála zum 60. Geburtstag am 20. November 1988. — Göppingen: Kümmerle-Verlag, 1988. — ISBN 3-87452-712-3.

См. также

Ссылки

  • [www.oesterreich-bibliotheken.at/austr_2.php?ord=wa_austriaca&catid=&&catid=&page=24 Österreichische Bibliotheken im Ausland: Akademische Arbeiten zum Prager Deutsch] (нем.). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2g7K2J9 Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].

Отрывок, характеризующий Пражский немецкий язык

На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.