Празднование 70-летия Сталина
Празднование 70-летия Сталина — событие, произошедшее 21 декабря 1949 года, — юбилей Председателя Совета Министров СССР, генералиссимуса СССР И. В. Сталина.
Содержание
Подготовка к юбилею
В Мариуполе в 1949 году в проспект Сталина переименовывается Санаторный проспект.
2 декабря 1949 г. выходит Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Комитета в связи с 70-летием со дня рождения тов. И. В. Сталина»
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 декабря 1949 года Сталин награждён орденом Ленина.
К 70-летию Сталина, в 1949 году готовилась книга его стихов в переводе на русский язык (к работе над переводами были привлечены, в частности, такие поэты, как Борис Пастернак и Арсений Тарковский), но издание было остановлено. По мнению исследователя Л. К. Котюкова, работы по подготовке стихов к изданию были остановлены лично Сталиным[1].
21 декабря 1949 года в СССР
Москва
21 декабря в Большом театре состоялось торжественное заседание, посвящённое 70-летию Сталина.
Другие населённые пункты СССР
Приветственный адрес от РПЦ
«Вождю народов СССР» был поднесён «Приветственный адрес от духовенства и мирян РПЦ», вложенный в ларец из карельской берёзы. Адрес скреплён подписями Патриарха Алексия I, 66 правящих и 7 викарных архиереев — всего епископата РПЦ, проходившего служение в границах СССР[2]. Из подписавших адрес считанное число не подверглось сталинским репрессиям (и то лишь потому, что стали гражданами СССР не ранее 1939 года — Антоний (Пельвецкий), Варлаам (Борисевич), Вениамин (Федченков), Панкратий (Кашперук)). Подобных «соборных» адресов не подносили и русским царям — все «всеподданнейшие» приветствия и поздравления им ограничивались подписями немногочисленных членов Святейшего Правительствующего Синода.
Юбилей в странах Восточной Европы
Болгария
В юбилейный 1949 год в Болгарии город Варна был переименован в город Сталин. Также в Болгарии в этом году название пик Сталина приобрела высочайшая горная вершина Восточной Европы — гора Мусала.
ЧССР
В Чехословакии в Сталинский Штит была переименована самая высокая вершина Карпат — гора Словацкий Штит.
ГДР
Юбилей в странах Азии
КНР
МНР
КНДР
Отражение юбилея в искусстве
Анна Ахматова пишет стихотворение, посвящённое Сталину[3].
Юбилей в филателии
Первым и единственным коммеморативным выпуском, который был посвящён персонально лидеру Советского Союза, стал почтовый блок 1949 года «К 70-летию Сталина» (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 1483).[4] Блок был издан тиражом 1 млн экземпляров и включал четыре неперфорированные марки, на которых были изображены дом в Гори, где родился Сталин, Ленин и Сталин в Смольном в октябре 1917 года и в Горках, а также индивидуальный портрет Сталина в кремлёвском кабинете. Блок был подготовлен художником Р. Житковым и отпечатан на белой бумаге (с золотой и бронзовой рамкой), а также на кремовой и жёлтой бумаге. Он стал самым крупным почтовым блоком в СССР; его размеры составили 175 × 220 мм. Данный блок также относился к числу филателистической продукции советского периода (ок. 100 единиц), которые не были разрешены к вывозу из СССР и России[5].
Сталину посвящались также выпуски Квантуна в 1949 году (Скотт #2L68, 2L70, 2L71).[6][7]
Венгерский почтовый выпуск в честь Сталина был сделан впервые 21 декабря 1949 года в ознаменование 70-летнего юбилея советского вождя (Скотт #864—866).
К прижизненным коммеморативным выпускам, посвящённым персонально руководителю СССР, в частности, относятся марки 1949 года, выпущенные Румынией (Михель #1195; Скотт #718) и Чехословакией (Скотт #400) в честь 70-летия Сталина. При этом чехословацкая марка также встречается на картмаксимуме.
|
Сталина (Скотт #455—457) </center> |
- Примеры марок соцстран на сталинскую тематику
См. также
Напишите отзыв о статье "Празднование 70-летия Сталина"
Примечания
- ↑ Лев Котюков. [www.ykt.ru/ilken/n0803/s13.htm Забытый поэт.] // www.ykt.ru
- ↑ [archive.jmp.ru/page/index/194912686.html Журнал Московской патриархии. 1949. № 12]
- ↑ Анна Ахматова [www.akhmatova.org/verses/verses/010.htm 21 декабря 1949 года]
- ↑ Некоторые источники (в частности, [collection.ng.ru/philately/2001-04-04/6_marks.html Вениамин Алойц и Марат Глейзер]) утверждают, что этот блок был отпечатан в тайне от И. В. Сталина, готовился для него как сюрприз и, видимо, поэтому попал в обращение. Однако эта информация требует дальнейшей верификации.
- ↑ Николай Лямин. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=18302 Марка рубль бережет] // Коммерсант Деньги, № 4 от 16.11.1994 г. См. также [infopravo.by.ru/fed1991/ch02/akt13702.shtm текст] приказа Министерства культуры СССР от 23 марта 1987 года, который утратил силу приказом Министерства культуры РФ от 12 октября 1998 года [infopravo.by.ru/fed1998/ch02/akt13868.shtm № 503.]
- ↑ Scott (2006);
- ↑ Юрий Квасников. [www.ng.ru/collection/2004-05-28/22_philately.html К 150-летию филателистической «Россики». Советские и российские мотивы на марках Азии] // Независимая газета. — 2004. — № 106 (3219). — 28 мая.
Ссылки
- [stalinism.ru/dokumentyi/esche-raz-o-kulte-sbornik-dokumentov-o-prazdnovanii-70-letiya-stalina.html Еще раз о "культе". Сборник документов о праздновании 70-летия Сталина]
Отрывок, характеризующий Празднование 70-летия Сталина
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
