Прайс, Ювдейл

Ювдейл Прайс

Сэр Ювдейл Прайс или Прейс, 1-й баронет Фоксли (англ. Uvedale Price; 4 апреля 1747 — 14 сентября 1829) — британский эссеист, филолог и эстетик. Один из создателей эстетической концепции «живописности».

Образование получил в Итоне и Крайст-Чёрч Оксфордского университета. После смерти отца (1761) и деда Ювдейла Томкинса Прайса, члена британского парламента в 1764 году унаследовал родовое имение Фоксли в Херефордшире.

В конце XVIII — начале XIX веков принимал участие в прениях об устройстве дизайна садов и ландшафтов, о садово-парковом искусстве и создании английского сада.

Главные его труды: «Essai sur le pittoresque et sur l’avantage d’étudier les tableaux afin de perfectionner les paysages» (1792) и «Essai sur la prononciation moderne des langues grecque et latine» (1827). Полное собрание сочинений вышло в 1842 году.

Основная работа Прайса «Эссе о живописном в сравнении с возвышенным и прекрасным», где он определил живописность как категорию, расположенную между прекрасным и возвышенным. В работе им описано удовольствие, полученное от живописного, возникающее от таких явлений, как неупорядоченность, запутанность (intricacy), внезапное варьирование, некоторая дикость и грубость природы и т. д.

В практическом применении это означало, что он предпочитал способ озеленения с сохранением старых, разбитых молниями или засохших деревьев и текстурированные склоны, менее формальные и более асимметричные интерпретации природы, в противовес «прилизанному» ландшафту..

Его теории были широко распространены в английской ландшафтной архитектуре на рубеже XVIII — начале XIX веков.

См. также

• Живописный стиль

Источник

• Прейс, Ювдейл // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Прайс, Ювдейл

– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.