Прасада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Праса́да, также праса́д, праса́дам, прашад (санскр. प्रसाद, prasāda IAST — «божественная милость», «божественный дар») в индуизме — пища, предложенная божеству (мурти) в храме или в домашних условиях и распространяемая после этого среди верующих как духовный и священный дар, как символ божественной благодати.[1] Последователи индуизма верят в то, что в процессе обряда предложения материальные элементы входят в контакт с объектом поклонения и приобретают духовные качества. Получить прасад и даршан являются двумя наиболее важными мотивами для совершения паломничества в святые места и посещения храмов.

Прасад является результатом определённого обмена между божеством и верующим, основанного на любви или просто почтении. Например, верующий предлагает цветы, фрукты или другую пищу — различные элементы, которые до проведения обряда предложения называются бхога или найведья. Затем божество в одной из своих форм мурти «наслаждается» или вкушает предложенное ему, после чего прасад почтительно принимается верующими.

Термин прасад употребляется в индийской культуре также для обозначения умонастроения щедрости или милости. В этом контексте использования термин обладает богатой и древней историей, восходящей к классической ведийской литературе, где прасада описывается как умонастроение, испытываемое богом в одной из его форм или проявлений, дэвами, риши и другими возвышенными личностями. Это состояние характеризуется спонтанной, часто беспричинной щедростью и милостивой раздачей благословений. Понимание прасада как подобного умонастроения можно обнаружить в самом раннем памятнике ведийской литературы — «Ригведе».



См. также

Напишите отзыв о статье "Прасада"

Примечания

Литература

  • Klaus K. Klostermaier. [books.google.ru/books?id=rVgRAQAAIAAJ A Concise Encyclopedia of Hinduism]. — Oxford: Oneworld, 1998. — x, 243 p. — (Concise Encyclopedia of World Faiths). — ISBN 1851681752.


Отрывок, характеризующий Прасада

– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.