Предательство Д30С/КПИ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Предательство Д30С/КПИ
индон. Pengkhianatan G30S/PKI
Жанр

докудрама, пропаганда

Режиссёр

Арифин Нур

Продюсер

Гуфран Двипайяна

Автор
сценария

Арифин Нур
Нугрохо Нотосусанто
Исмаил Салех

В главных
ролях

Брам Адрианто
Сюбах Аса
Аде Ираван
Аморо Катамси
Умар Кайям

Оператор

Хасан Басри

Композитор

Эмби Нур

Кинокомпания

PPFN

Длительность

271 минута

Бюджет

800 млн Rp

Страна

Индонезия Индонезия

Язык

индонезийский

Год

1984

К:Фильмы 1984 года

«Предательство Д30С/КПИ» (индон. Pengkhianatan G30S/PKI, также «Подавление предательства Д30С/КПИ»индон. Penumpasan Pengkhianatan G30S/PKI) — индонезийский пропагандистский докудраматический фильм 1984 года режиссёра Арифина Нура, спродюсированный Гуфраном Двипайяной. В главных ролях: Брам Адрианто, Сюбах Аса, Аде Ираван, Аморо Катамси и Умар Кайям. Съёмки фильма велись госкомпанией «PPFN» в течение двух лет по заказу правительства Сухарто во времена режима «Нового порядка» на выделенные им 800 миллионов индонезийских рупий. Сценарий, написанный министром образования Нугрохо Нотосусанто и министром юстиции Исмаилом Салехом, был основан на официальном изложении истории переворота 1965 года «Движения 30 сентября» (индон. Gerakan 30 September, G30S), организованного, с точки зрения государства, Коммунистической партией Индонезии (индон. Partai Komunis Indonesia, PKI).

Фильм показывает период до начала переворота и несколько дней после него. Во время экономического кризиса, членами Д30С были похищены и убиты шесть генералов Национальной армии Индонезии, якобы с целью предотвратить переворот против президента Сукарно. Генерал Сухарто подавляет государственный переворот и в память о погибших, призывает индонезийскую нацию к борьбе против всех форм коммунизма. Фильм изображает лидеров Д30С как беспощадно распланировавших «каждый ход до мельчайших деталей»[1], с радостью применяющих чрезмерное насилие и пытки, в результате чего они по задумке авторов, становятся «врагами государства, находящимися за пределами человечности»[2].

Как первый коммерчески успешный художественный фильм о событиях 1965 года[3], «Предательство» получил одобрение у критиков и достиг рекордных показаний зрительского просмотра, так как во многих случаях людей «просили» приходить на него в кинотеатры. Картина была номинирована на семь наград 15-го Индонезийского кинофестиваля 1984 года, но выиграла только одну. Впоследствии, в течение 30 лет фильм использовали в качестве инструмента пропаганды правильности политики правительства «Нового порядка» — ежегодно 30 сентября картину показывали по государственному и частному телевидению, а её просмотр сделали обязательным для школьников и студентов, несмотря на наличие сцен насилия. После падения режима Сухарто в 1998 году и последовавшего крушения режима, фильм стал показываться всё реже, а потом его ежегодные показы и вовсе были отменены. Хотя художественные достоинства фильма воспринимаются по-прежнему одобрительно, излагаемая в нём трактовка событий и намеренное искажение истории всё больше подвергаются критике.





Контекст

Фильм «Предательство Д30С/КПИ» был основан на государственной идеологической установке, одобренной правительством «Нового порядка[id]» Сухарто, согласно которой «Движение 30 сентября» (индон. Gerakan 30 September, G30S) и осуществлённый им переворот были организованы Коммунистической партией Индонезии (индон. Partai Komunis Indonesia, PKI)[Комм. 1][4]. В начале 1960-х годов, КПИ и другие левые партии пользовались поддержкой президента Сукарно, наделив его большой политической властью. К 1965 году КПИ включала в себя миллионы членов, вступивших в партию в том числе под влиянием гиперинфляции и всеохватывающей бедности[5]. Между тем, армия не доверяла КПИ, что было взаимным чувством[6].

В ночь с 30 сентября на 1 октября 1965 года группа военнослужащих Национальной армии Индонезии, называющих себя «Движением 30 сентября», захватили и убили шесть армейских генералов, как считается, принадлежавших к антиреволюционному «Совету генералов», включая командующего армией Ахмада Яни, в то время как другая цель восставших — Абдул Харис Насутион — сумел сбежать[7]. Тела всех убитых были вывезены в предместье ДжакартыЛубанг Буайя (англ.), и сброшены в колодец[8]. Тем же утром подразделения вооружённых сил заняли площадь «Медан Мердека» в центре Джакарты. В штаб-квартире Радио Республики Индонезия[en] (индон. Radio Republik Indonesia)там, подполковник президентской охраны «Чакрабирава» (англ.) Унтунг Шамсури объявил о том, что при попытке предотвратить переворот «Совета генералов», «Движение» заняло несколько ключевых мест столицы страны. Он также заявил, что президент Сукарно находится под их властью[9]. Ядро руководства Движения расположилось на военной авиабазе Халим Перданакусума (англ.)[10].

Генерал-майор Сухарто, ставший исполняющим обязанности командующего армией после смерти Яни, узнал о перевороте «Движения 30 сентября» на следующий день — утром 1 октября. К вечеру он убедил батальоны «Движения», расположившееся в зданиях на площади Мердека, сдаться без кровопролития. Ранним утром следующего дня силы сторонников Сухарто отбили базу Халим. К этому времени руководство «Движения» бежало из столицы, а Сукарно удалился в свой летний дворец[en] в Богоре[11]. В течение последующих лет военнослужащие и члены проправительственных военизированных организаций осуществили кампанию возмездия, во время которой похищали и убивали действительных и подозреваемых членов КПИ, в том числе физически уничтожив большую часть руководства «Движения 30 сентября». Большинство историков сходятся на оценке числа убитых в 500 тысяч человек, однако окончательные цифры и фактическое общее количество жертв наверное никогда не станут известны[12].

Сюжет

Индонезия на распутье. Население живёт в нищете, в то время как богачи щеголяют своей обеспеченностью. Президент Сукарно (Умар Кайям) серьёзно болен и может умереть. Между тем, его политическая концепция Насаком (национализм, религия, коммунизм) поспособствовала взрывному росту членов Коммунистической партии Индонезии. Она организовала переворот 1948 года и готовится к новой атаке и убийствам людей по всей стране. В то же время, партия манипулирует ослабленным президентом. КПИ, основываясь на поддельном письме Гилкриста (англ.), рассказывает о том, что «Совет генералов» готовится к перевороту после смерти Сукарно. Айдит (Сюбах Аса), Шам[en], и руководство Коммунистической партии тайно планируют использовать документ в качестве оправдания для собственного переворота. Рядовые члены партии принимают объяснение руководства страны, и, с помощью «дальновидных» солдат и офицеров (в основном из ВВС), собирают силы партии. Они планируют похитить семь генералов, являющихся по их мнению членами «Совета генералов», захватить столицу и подчинить себе Сукарно. Под именем новой организации «Движение 30 сентября» начинается разработка плана восстания. Правые военнослужащие армии не знают о предстоящем перевороте и счастливо живут со своими семьями. К тому времени, как они поймут, что что-то не так, окажется слишком поздно.

В ночь с 30 сентября на 1 октября члены «Движения» выходят из тени с намерением похитить генералов, связанных с «Советом». Насутиону удается перелезть через стену своего дома и убежать, в то время как его атташе Пьер Тендеан был застрелен, будучи принятым за своего начальника; с генерал-майором М. Т. Харьоно поступили также. Главный военный прокурор Сутойо Сисвомихарджо, генерал-майор Сисвондо Парман и генерал-лейтенант Супрапто схвачены. Бригадный генерал Дональд Панджаитан идёт в плен охотно, но его убивают из-за слишком долгой молитвы перед посадкой в грузовик. Заключенных привозят в лагерь Д30С/КПИ в Лубанг Буайя, где оставшиеся в живых подверглись пыткам и были убиты, а их тела были сброшены в колодец. Позже тем же утром, члены «Движения» берут под контроль офис Радио Республики Индонезия и силой заставляют дикторов читать воззвание Унтунга (Брам Адрианто), в котором говорится о предотвращении переворота «Совета генералов» и объявляется о создании «Революционного совета». Другие члены Д30С/КПИ идут во дворец[en], чтобы обеспечить безопасность президента, но обнаруживают, что он уже уехал. Находясь в Халиме, президент говорит с лидерами «Движения» и заявляет, что в ближайшее время возьмёт полный контроль над армией. В другой речи по радио излагается состав нового «Революционного совета» и объявляется об изменениях в армейской иерархии. Лидеры «Движения» начинают планировать свой побег из Халима.

Проснувшись рано утром, Сухарто (Аморо Катамси) опровергает заявления Унтунга, ясно заявив, что «Совета» не существует и раскрывает глаза народа на истинную природу «Движения». В силу вакуума власти[en] из-за смерти Яни, Сухарто берёт на себя руководство армией и с помощью лично преданных ему людей начинает планировать встречное нападение, тем не менее, не желая кровопролития. Вместо этого он подготавливает объявление, которое доставляется лояльными ему силами в офис радио. В нём, Сухарто описывает ситуацию и само «Движение 30 сентября» как контрреволюционное, и заявляет, что армия имеет дело с переворотом. Лидеры Д30С бегут из Халима, а войска Сухарто возвращают авиабазу под свой контроль. Через некоторое время, силы Сухарто атакуют штаб-квартиры Д30С/КПИ. В то время как солдаты, находящиеся под давлением КПИ, сражаются, партийное руководство сбегает, планируя продолжить свою борьбу в подполье. Вскоре Сухарто прибывает в Богорский дворец, чтобы поговорить с Сукарно. Президент заявляет о наличии заверений от маршала авиации Омара Дани, что силы ВВС не участвовали в перевороте. Сухарто опровергает эти слова, отметив, что орудием «Движения» стали и ВВС. Встреча в конечном итоге приводит к тому, что роль Сухарто в качестве лидера армии официально подтверждается, и он начинает работать вместе с Праното Ректосамудро (индон.). Во время расследования событий под их руководством, силы армии обнаруживают лагерь в Лубанг Буайя, а там — тела генералов, в то время как Сухарто произносит речь, описывающую переворот и роль ПКИ в нём. Генералы предаются земле в другом месте, а Сухарто осуждает Д30С и КПИ, хвалит верные себе силы и настоятельно призывает индонезийскую нацию продолжить борьбу павших генералов.

Производство

Режиссёром фильма «Предательство Д30С/КПИ» стал Арифин Нур[id], до этого трижды получивший премию «Ситра» за режиссуру[en]. Он приобрёл опыт в жанре, сняв в 1981 году военный фильм «Атака на рассвете[en]», в котором подчеркивается роль Сухарто в национальной революции[13]. Работа Нура над картиной велась под полным контролем государственной «Perum Produksi Film Negara[id]» («PPFN»). специалисты по индонезийской культуры профессоры Кришна Сен и Дэвид Т. Хилл предположили, что творческий вклад Нура был минимальным, и для осуществления «всех намерений и целей» производством фактически руководил бригадный генерал Гуфран Двипайяна[id], председатель «PPFN» и член президентской администрации[14]. Тем не менее, супруга Нура — Джаджанг Нур[en], настаивала на том, что делая фильм, муж оставался независимым[15].

Сценаристами фильма стали министр образования[id] Нугрохо Нотосусанто[id] министр юстиции[id] Исмаил Салех[id]. В 1968 году военный историк Нотосусанто и следователь Салех написали книгу «Tragedi Nasional Percobaan Kup G 30 S/PKI di Indonesia», в которой излагался официальный правительственный взгляд на переворот и отвергались другие иностранные теории[16]. Из двух авторов, только Нотосусанто значился единственным создателем книги[17]. Работая над адаптацией книги, Нур прочёл много литературы о перевороте (в том числе судебные документы) и опросил многочисленных очевидцев[18]. Позднее, в интервью 1998 года, Джаджанг Нур отмечала, что её муж считался не только с официальным правительственным вариантом событий, но и спорными Корнелльским докладом[en], в которых переворот рассматривался как совершенно внутреннее дело армии[15]. Во время производства, съёмочная команда соблюдала принцип реализма, «уделяя большое внимание к деталям», и задействуя в кадре реальные дома генералов[19].

Из-за большого количества актёров — в том числе около 100 эпизодических ролей[en] и более 10000 статистов[20] — кастинг для фильма был трудным[21]. Ноер брал на роли актёров, которые обладали визуальным сходством с историческими личностями; Рано Карно[en] позднее вспоминал о том, что его кандидатура на роль Пьера Тендеана была отклонена из-за наличия родинки на лице[22]. В конечном счете, в фильме снялись Брам Адрианто[id] в роли Унтунга, Аморо Катамси[id] как Сухарто, Умар Кайям[en] как Сукарно, Сюбах Аса[id] как Айдит; а также Аде Ираван[id], София В. Д.[id], Дани Марсуни и Чарли Сахетапи[id][23]. Кайам, будучи преподавателем Университета Гаджа Мада[en] в Джокьякарте, не имел времени для изучения манер Сукарно из его книг и выступлений, и изобразил президента на основе отзывов от сотрудников Богорского дворца. В то же время, Катамси перевоплотился в Сухарто по книгам, и к началу съемок будто чувствовал, что «был Пак Харто, не имитацией Пак Харто»[24]. Тем временем, Сюбах Аса считал, что недостаточно освоился в роли[24].

Производство фильма «Предательство Д30С/КПИ», первоначально называвшегося «История Нового Порядка» (индон. Sejarah Orde Baru), заняло почти два года, в том числе четыре месяца предварительных работ и полтора года съёмок[15]. Бюджет составил 800 миллионов индонезийских рупий[Комм. 2]Filmindonesia.or.id, Pengkhianatan G-30-S PKIFathiyah 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI, полученных от правительства[3]. Оператором был Хасан Басри[id], музыку написал брат режиссёра Эмби Нур, монтированием занимался Супанди[25]. В некоторых частях фильма, в частности, в последних десяти минутах, были использованы архивные фото-кадры[en] и газетные вырезки времён переворота[26].

Темы

«Предательство Д30С/КПИ» изображает КПИ и коммунизм по своей сути как зло, а членов — примкнувшими к идее «за выкуп»[27], в то время как руководство «Движения 30 сентября» рассматривается как хитрое и безжалостное, распланировавшее заговор на «каждый ход до мельчайших деталей»[1]. Историк Кэтрин Макгрегор писала, что всё это подчеркивается изображением руководства «Движения» в качестве бандитов, сидящих на тайных встречах в облаках сигаретного дыма. Особо она отмечает также сцену, в которой члены КПИ атакуют исламскую школу, чтобы зрители-мусульмане поняли каким «злом» являются коммунисты[19] Члены КПИ изображены наслаждающимися насилием, доказательством чего для зрителя могут послужить «выдавливание глаз женщинам и разложившиеся, замученные тела»[28]. Внимание акцентируется на похищении и гибели генералов, в ряде случаев в присутствии членов их семей; также показано, как коммунисты прыгали через захваченного генералы и танцевали вокруг костра[29]. Социолог Адриан Викерс писал, что подобное изображение насилия в фильме должно было показать «врагов государства, находящимися за пределами человечности», подобными монстрам в фильмах ужасов, вследствие чего «индивидуальный ужас» в подсознании связывается с более широкими социальными вопросами, такими как коммунизм[2]. Йозеп Япа Таум из Университета Саната Дхарма[en] отмечал, что члены левой организации «Движение женщин Индонезии» и вовсе показаны как часть «безумной» Коммунистической партии, танцующие в обнаженном виде и отрезающие пенисы генералам[30]. В связи с этим, Макгрегор предполагала, что насилие в некогда спокойных домах показывает «уничтожение "семьи"»[29], а Викерс считал, что эти неоднозначные кадры, используемые правительством «Нового порядка», фактически дают людям монополию на насилие[2]. В то же время, Сен отмечал, что насилие опровергает «представление о хаосе перед порядком», которое является общим для фильмов «Нового порядка»[29].

Выпуск

Перед выходом фильма в прокат, «Предательство Д30С/КПИ» был показан высокопоставленным офицерам, участвовавшим в предотвращении государственного переворота и подавлении оппозиции, в том числе Сухарто и Сарво[19]. Картины была выпущена в 1984 году, став первой коммерчески успешным внутренним фильмом о событиях 1965 года[Комм. 3][31]. К концу 1984 года, на сеансы показа этого фильма сходили 699 282 человек только в Джакарте, в то время как любой фильм, собравший 200 тысяч зрителей считался «сверх-кассовым хитом», и этот показатель остался национальным рекордом на ближайшие десяти лет[4](Kompas 1984, 'Pengkhianatan G30S/PKI'). Однако, не все зрители приняли участие в этом событии по собственному желанию. Индонезийский социолог Ариэль Херианто отмечал что студентов «обязали платить» за просмотр фильм во время школьных часов, что не отмечалось в прессе того времени[32]. Распространению информации о фильме способствовала также и новеллизация популярного писателя Арсвендо Атмовилото[id][33]. Влияние Двипайяны стало основным фактором того, что современные обзоры, особенно синопсисы, повторяют позицию правительства касательно переворота[3]. Однако это не значит, что все критические отзывы о фильме являются положительными. Например, Марселли из газеты «Kompas[en]» писал, что картина является очень подробной, показавшей обширную работу и качество актёркой игры, которое ведёт к точному изображению событий. Однако он отмечал, что фильм является слишком долгим, вследствие чего зрители мгновенно понимают, кто хорошие и плохие персонажи, не становясь «ничем, кроме черно-белого портрета без каких-либо сложных вопросов», в котором игнорируются все важные проблемы, приведшие к созданию «Движения 30 сентября»[26].

После уединённого просмотра, Сухарто заявил, что история является незавершенной и предложил снять продолжение[34]. В итоге, «PPFN» перевыполнила заказ, так как под её контролем вышло даже два сиквела — «Операция Трисула[en]» (индон. Operasi Trisula; 1987 год) и «Джакарта 1966[id]» (индон. Djakarta 1966; 1988 год)[35]. Режиссёр первого фильма — Б. З. Кадарионо[en] — лично занимался истреблением членов ПКИ и Д30С в Блитаре (Восточная Ява)[36]. Режиссёром второго фильма стал тот же Арифин Нур, снявший его про события в преддверии подписания указа Суперсемар[en] 11 марта 1966 года, по которому президент Сукарно, находившийся под дулами пистолетов нескольких генералов из присутствовавших в Богорском дворце (Амир Махмуд, Мохаммад Юсуф, Мараден Пангабеан, Басуки Рахмат[en]), дал Сухарто неограниченные полномочия принимать любые «считающиеся необходимыми» меры, которыми стали запрет КПИ, фактическое разрешение на проведение пыток и ужесточение репрессий над оппозиционерами[37]. В этой картине, получившей семь наград на Бандунгском кинофестивале[id] 1989 года, снялись Кайям и Катамси[38].

Пропагандистское использование

Начиная с 1984 года правительство «Нового порядка» стало использовать «Предательство Д30С/КПИ» в качестве пропагандистского фильма[en], транслируя его по телевидению ежегодно 30 сентября — сначала по государственной сети «TVRI[en]», а потом на частных телевизионных станций, после их создания[39]. Просмотры фильма организовывались в школах и государственных учреждениях[40], а также для студентов университетов[41]. Из-за примеров такого распространения, Сен и Хилл предположили, что «Предательство Д30С/КПИ» является наиболее показываемым и самым популярным фильмом Индонезии всех времен[40]. Исследование, проведенное в 2000 году в Индонезии журналом Tempo[en] подтвердило эти догадки — 97 из 100 процентов от 1101 опрошенных студентов видели фильм один раз, 87 процентов из них смотрели его по нескольку раз[42].

В течение оставшейся части 1980-х и начала 1990-х годов, историческая точность «Предательство Д30С/КПИ» не очень подвергалась сомнению[43], фильм стал представлять каноническую версию истории[44], и его интерпретация событий лишь только один раз обсуждалась в открытом дискурсе[16]. К середине 1990-х годов, анонимные интернет-сообщества и небольшие издания начали разбирать содержимое фильма, примером чего служить одно онлайн-сообщение, отправленное через анонимный список рассылки: "«Если только небольшая часть руководства КПИ и военные агенты знали о перевороте [как в фильме], то почему же более миллиона человек были убиты и тысячи людей, которые ничего не знали должны были быть заключены в тюрьму, сосланы, и лишены своих гражданских прав?»[43]. Херианто предположил, что это стало результатом непреднамеренного полифонии[en][45], а Сен и Хилл отметили, что Нур, возможно, был в курсе целей правительства по использованию картины в качестве пропаганды и вследствие этого сделал политическое её послание «явно противоречивым»[46].

В сентябре 1998 года, через четыре месяца после падения 30-летнего режима Сухарто[en], министр информации[id] Юнус Йосфиах[en], ставший последним на этом посту, заявил, что фильм больше не будет являться обязательным к просмотру материалом, рассудив, что он стал попыткой манипулирования историю и создания культа Сухарто. После этого, маршал авиации и бывший начальник ВВС Индонезии[id] Салех Басарах[en] призвал министра образования Ювоно Сударсоно больше не показывать фильм, сочтя его влияние разрушительным для ВВС. В указе были также упомянуты два других фильма — Желтые кокосовые листья[en] (индон. Janur Kuning; 1979 год) и «Атака на рассвете[47]. Первый фильм изображал Сухарто героем наступления 1 марта 1949 года[en], а второй — его же основным действующим лицом революции[48]. В то же время, гостелекомпания «TVRI» пыталась дистанцироваться от бывшего президента[15]. Это произошло в период развенчания символов событий 1965 года, вдобавок к тому, что а в начале 2000-х годов в Индонезии стали легко доступными неправительственные версии переворота[49].

Наследие

Картина «Предательство Д30С/КПИ» оказалась наиболее спорным фильмом Нура[50], хотя до смерти в 1995 году он публично не выражал своего отношения к своей работе[51]. Как правило, визуальные фильма получают положительные отзывы, однако его историческая точность и использование для пропаганды подвергается широкому осуждению[52]. Индонезийский режиссёр Ханунг Брамантио[en] хвалил стилистику картины, заявив, что съемка крупным планом курящих мужчин является «блестящей» и что, порой, он чувствовал, что «это не фильм. Но реально!»[53]. Режиссёр Монти Тива[en] также высоко оценил кадры фильма, сославшись на сцену, где дочь Панджаитана впадает в истерику во время расстрела отца, как «индон. наполненную драматизмом с помощью кадров, которые я никогда не видел в фильмах Индонезии»[53]. Однако, Сен и Хилл не нашли «ни одного из эстетических признаков» в других работах режиссёра[46].

Индонезийский историк Нилмар Фарид назвал фильм пропагандой, смешанной с «индон. некоторой фантазией» Нового порядка[54]. Репортёр «TVRI» Хендро Суброто[id], запечатлевший на камеру процедуру извлечения тел генералов из колодца в Лубанг Буайе, тоже подверг фактологию картины критике, сославшись на то, что при исследовании останков не было обнаружено никаких доказательств применения пыток[52]. Бывший член «Общества народной культуры» писатель Путу Ока Суканта[en] назвал фильм преуменьшающим страдания членов КПИ и других левых в событиях после переворота Д30С, истоки которого «лежат в обществе»[55]. Историк Джон Руза противопоставляет изображение руководства Д30С в фильме с документом бригадного генерала Супарджо[id], описавшего глав переворота как «смущенных, нерешительных, и дезорганизованных» людей, в значительной степени победивших самих себя[1].

В интервью 2012 года Катамси признал, что переигрывал в фильме, который был мощным способом распространения и внушения среди зрителей идеологии Нового порядка[56]. В исследовании журнала «Tempo» было высказано предположение, что картина была эффективной пропаганды, заставлявшей зрителей «отвергнуть все, что пахло КПИ и коммунизмом»[54]. Хотя филь больше не транслируются каждый год 30 сентября, он остается доступным для зрителя. В 2001 году он был выпущен в формате «Video CD» компанией «Virgo»[35]. Музей КПИ/Д30С в Лубанг Буайе регулярно предлагает своим посетителям регулярные показы фильма в местном кинотеатре[57]. Оригинал картины на 35-мм киноплёнке и копия в формате «VHS» в настоящее время хранятся на Синематеке Индонезии[en] в Джакарте[4]

Награды

Фильм «Предательство Д30С/КПИ» получил семь номинаций на 15-м[id] Индонезийском кинофестивале[id], выиграв одну премию «Ситра» за лучший сценарий[58]. В четырёх категориях — лучшая режиссура, лучшая операторская работа, лучший ведущий актёр[en] и лучшее музыкальное направление — победу одержала картина Сьюманджаджи[en] «Рабыня страсти[en]» (индон. Budak Nafsu)[59], а фильм Рахарджо[en] «Похира осуждена[en]» (индон. Ponirah Terpidana) взял приз за лучшее художественное направление[60]. На 16-м Индонезийском кинофестивале[id] в 1985 году «Предательство Д30С/КПИ» получил специальный приз в категории популярный фильм за предшествующий календарный год[58]. В связи с этим, киновед Томас Баркер отметил, что награды фильма продемонстрировали, в частности, соединение государственных и фестивальных интересов, будучи направленными на продвижение единой национальной культуры[61]

Награда Год Категория Лауреат Результат
Индонезийский кинофестиваль 1984 Лучший фильм[en] «Предательство Д30С/КПИ» Номинация
Лучший режиссёр Арифин Нур Номинация
Лучший сценарий Арифин Нур Победа
Лучшая операторская работа Хасан Басри Номинация
Лучшее художественное направление Фарраз Эффенди Номинация
Лучшее музыкальное направление Эмби Нур Номинация
Лучший ведущий актёр Аморосо Катамси Номинация
1985 Лучший продававшийся фильм «Предательство Д30С/КПИ» Победа

См. также

Напишите отзыв о статье "Предательство Д30С/КПИ"

Комментарии

  1. В настоящее время в исторической науке рассматривается несколько версий произошедших событий. В общей сложности исследователи выдвинули четыре альтернативных теории, характеризующие переворот как внутреннее дело армии, дело рук Сукарно, Сухарто, или индонезийской разведки[en] (McGlynn & Sulistyo (2007, pp. 6–8))
  2. По состоянию на март 1984 года, 800 млн рупий по обменному курсу составляли 1 млн долларов США. Во время производства картины, рупия начала стремительно обесцениваться. В марте 1983 года одна рупия стоила 970 долларов, а в сентябре 1986 года — уже 1664 доллара (CUHK 2000, Historial Exchange Rate).
  3. Ранее, в 1968 году был снят фильм «Операция» (индон. Operasi), который так и не вышел в прокат (Sen (1994, p. 81); Heryanto (2006, pp. 198–199)).

Примечания

  1. 1 2 3 Roosa, 2006, p. 98.
  2. 1 2 3 Vickers, 2012, pp. 63–64.
  3. 1 2 3 Sen, Hill, p. 147.
  4. 1 2 3 Filmindonesia.or.id, Pengkhianatan G-30-S PKI.
  5. Ricklefs, 1993, pp. 230–260.
  6. Dahm, 1971, p. 225.
  7. Roosa 2006, С. 36; Dahm 1971, С. 230.
  8. Roosa, 2006, p. 40.
  9. Dahm, 1971, p. 232.
  10. Roosa, 2006, p. 37.
  11. Dahm, 1971, pp. 234–238.
  12. Ricklefs, 1993, pp. 288–290.
  13. Filmindonesia.or.id, Pengkhianatan G-30-S PKI; Tempo 2012, Sosok 'Dalang'; Heider 1991, С. 101.
  14. Sen & Hill 2006, С. 147; Filmindonesia.or.id, Pengkhianatan G-30-S PKI; McGregor 2007, pp. 96–97
  15. 1 2 3 4 Merdeka 1998, Menyoal Pencabutan.
  16. 1 2 Heryanto, 2006, p. 13.
  17. Heryanto 2006, С. 13; Filmindonesia.or.id, Kredit.
  18. Tempo 2012, Sosok 'Dalang'; Kompas 1993, Film-film Sejarah Kontemporer
  19. 1 2 3 McGregor, 2007, pp. 96–97.
  20. Tempo 2012, Sosok 'Dalang'.
  21. Tempo 2012, Proses Arifin C. Noer.
  22. Kompas 1993, Rano Karno.
  23. Filmindonesia.or.id, Kredit.
  24. 1 2 Tempo 2012, 3 Pemeran Sentral.
  25. Filmindonesia.or.id, Kredit; Republika 1997, Satu Perempuan.
  26. 1 2 Marselli 1984, Film Pengkhianatan G30S/PKI.
  27. Mulligan, 2005, p. 135.
  28. Paramadhita 2011, Questions.
  29. 1 2 3 McGregor, 2007, pp. 98–100.
  30. Taum, 2008, p. 29.
  31. Sen & Hill 2006, С. 147; Tempo 2012, Komentar Soeharto.
  32. Heryanto, 2006, p. 7.
  33. Heryanto, 2006, p. 6.
  34. Tempo 2012, Komentar Soeharto.
  35. 1 2 Heryanto, 2006, pp. 198–199.
  36. Filmindonesia.or.id, Penumpasan.
  37. [www.listserv.dfn.de/cgi-bin/wa?A2=ind9808d&L=indonews&D=0&F=P&P=83569&D=1 Panggabean Bantah Menodong Bung Karno]. Suara Pembaruan[en] (28 августа 1998). Проверено 26 июня 2015.
  38. Filmindonesia.or.id, Djakarta 1966; Filmindonesia.or.id, Penghargaan Djakarta 1966
  39. Indrietta 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI 2; Sen & Hill 2006, С. 148
  40. 1 2 Sen, Hill, p. 148.
  41. Prijosusilo 2007, G30S.
  42. Heryanto, 2006, pp. 50–51.
  43. 1 2 Sen, Hill, p. 149.
  44. Heryanto, 2006, p. 8.
  45. Heryanto, 2006, p. 14.
  46. 1 2 Sen, Hill, p. 162.
  47. Filmindonesia.or.id, Pengkhianatan G-30-S PKI; Rini and Evan 2012, Tokoh di Balik Penghentian
  48. Filmindonesia.or.id, Janur Kuning; Filmindonesia.or.id, Serangan Fajar.
  49. Sijabat 2003, Indonesia.
  50. Fathiyah 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI.
  51. Tempo 2012, Sosok 'Dalang'; Sen & Hill 2006, С. 148.
  52. 1 2 Indrietta 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI 2.
  53. 1 2 Indrietta 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI 1.
  54. 1 2 Sari 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI.
  55. Revianur 2012, Korban 65.
  56. Fathiyah 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI; Sari 2012, Film Pengkhianatan G30S/PKI.
  57. Dwiharti, Mulyani, p. 241.
  58. 1 2 Filmindonesia.or.id, Penghargaan.
  59. Filmindonesia.or.id, Penghargaan Budak Nafsu.
  60. Filmindonesia.or.id, Penghargaan Ponirah Terpidana.
  61. Barker, 2011, pp. 18–19.

Ссылки

  • [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432686/3-Pemeran-Sentral-di-Film-Pengkhianatan-G-30-SPKI 3 Pemeran Sentral di Film Pengkhianatan G30S/PKI] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAkNgHTy Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Barker Thomas. Mempertanyakan Gagasan 'Film Nasional' // Mau Dibawa ke Mana Sinema Kita?. — Jakarta: Salemba Humanika, 2011. — ISBN 978-602-8555-38-8.
  • Dahm Bernhard. History of Indonesia in the Twentieth Century. — London: Praeger, 1971.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-d012-82-076141_djakarta-1966 Djakarta 1966] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DCUw2n0U Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • [books.google.ca/books?id=rPQXJzgFK68C Jakarta Panduan Wisata Tanpa Mall]. — Jakarta: Gramedia, 2011. — ISBN 978-979-22-5820-2.
  • Fathiyah, Alia. [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432682/Film-Pengkhianatan-G30SPKI-di-Mata-Para-Pemeran Film Pengkhianatan G30S/PKI di Mata Para Pemeran] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DACRs1cu Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Film-film Sejarah Kontemporer: Bukan Sekadar Adegan Perang (Indonesian), Kompas (1 августа 1993), стр. 6.
  • [books.google.ca/books?id=m4DVrBo91lEC Indonesian Cinema: National Culture on Screen]. — Honolulu: University of Hawaii Press, 1991. — ISBN 978-0-8248-1367-3.
  • [books.google.co.id/books?id=ZYk3kQLoJiMC State Terrorism and Political Identity in Indonesia: Fatally Belonging]. — New York: Routledge, 2006. — ISBN 978-0-415-37152-0.
  • [intl.econ.cuhk.edu.hk/exchange_rate_regime/index.php?cid=6 Historial Exchange Rate Regime of Asian Countries]. Chinese University of Hong Kong (2000). Проверено 29 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DFj7cej1 Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
  • Indrietta, Nieke. [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432677/Film-Pengkhianatan-G-30-SPKI-di-Mata-Para-Sineas Film Pengkhianatan G30S/PKI di Mata Para Sineas] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAa6NvJP Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Indrietta, Nieke. [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432673/Film-Pengkhianatan-G-30-SPKI-Dicerca-dan-Dipuji Film Pengkhianatan G30S/PKI, Dicerca dan Dipuji] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAarZWfZ Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-j011-79-029264_janur-kuning Janur Kuning] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAEJqUqM Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432676/Komentar-Soeharto-Usai-Lihat-Film-G-30-S Komentar Soeharto Usai Lihat Film Pengkhianatan G30S/PKI] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAdZurb9 Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-p022-82-358646_pengkhianatan-g-30-s-pki/credit Kredit Pengkhianatan G-30-S PKI] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAYaCSWh Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • Marselli. Film Pengkhianatan G30S/PKI: Sebuah Dokumentar yang Menyimpan Dendam (Indonesian), Kompas (31 декабря 1984), стр. VII.
  • [books.google.co.id/books?id=SBUlQq7sz9cC Indonesia in the Soeharto Years: Issues, Incidents and Images]. — Jakarta: Lontar Foundation, 2007. — ISBN 978-9971-69-358-9.
  • [books.google.ca/books?id=dVxi2oXZqjkC History in Uniform: Military Ideology and the Construction of Indonesia's Past]. — Honolulu: University of Honolulu Press, 2007. — ISBN 978-9971-69-360-2.
  • Menyoal Pencabutan Tayangan Film G 30 S PKI: 'Arifin Gunakan Bahan dari Cornell University' (Indonesian), Merdeka (1 сентября 1998), стр. 8.
  • Mulligan Diane. The Discourse of Dangdut: Gender and Civil Society in Indonesia // [books.google.ca/books?id=EMPOJyPtcD4C Gender and Civil Society: Transcending Boundaries]. — New York: Routledge, 2005. — ISBN 978-1-134-30832-3.
  • Paramadhita, Intan. [www.thejakartapost.com/news/2011/04/04/questions-witnessing-violence.html Questions on witnessing violence], The Jakarta Post (4 апреля 2011). [www.webcitation.org/6DEmKUhB6 Архивировано] из первоисточника 28 декабря 2012. Проверено 28 декабря 2012.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-b016-83-877986_budak-nafsu-fatima/award Penghargaan Budak Nafsu] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: National Library of Indonesia and Sinamatek. Проверено 14 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CAWflQae Архивировано из первоисточника 14 ноября 2012].
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-d012-82-076141_djakarta-1966/award Penghargaan Djakarta 1966] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: National Library of Indonesia and Sinamatek. Проверено 26 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DF4eUulG Архивировано из первоисточника 26 декабря 2012].
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-p022-82-358646_pengkhianatan-g-30-s-pki/award Penghargaan Pengkhianatan G-30-S PKI] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAEWDOnc Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-p016-83-835103_ponirah-terpidana/award Penghargaan Ponirah Terpidana] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAbzGaS8 Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-p022-82-358646_pengkhianatan-g-30-s-pki Pengkhianatan G-30-S PKI] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DADDwQUq Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • 'Pengkhianatan G30S/PKI' Pecahkan Rekor Penonton DKI (Indonesian), Kompas (31 декабря 1984), стр. III.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-p049-86-822151_penumpasan-sisa-sisa-pki-blitar-selatan-operasi-trisula Penumpasan Sisa-sisa PKI Blitar Selatan (Operasi Trisula)] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 26 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DCUTbw9z Архивировано из первоисточника 26 декабря 2012].
  • Prijosusilo, Bramantyo. [www.thejakartapost.com/news/2007/09/29/g30s-nagging-wound-indonesia-eager-deny.html G30S a nagging wound Indonesia eager to deny], The Jakarta Post (29 сентября 2007). [www.webcitation.org/6DEmcII3d Архивировано] из первоисточника 28 декабря 2012. Проверено 28 декабря 2012.
  • [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432688/Proses-Arifin-C-Noer-Bikin-Pengkhianatan-G30SPKI Proses Arifin C. Noer Bikin Pengkhianatan G30S/PKI] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAeH8n3x Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Rano Karno: Obsesi Terpendam tentang Betawi (Indonesian), Kompas (27 июня 1993), стр. 7.
  • Revianur, Aditya. [nasional.kompas.com/read/2012/07/25/2012106/Korban.65.Film.Pengkhianatan.G30S/PKI.Pembohongan.Publik Korban 65: Film Pengkhianatan G30S/PKI Pembohongan Publik] (Indonesian), Kompas (25 июля 2012). [www.webcitation.org/6DAcQeb1p Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Ricklefs M. C. A History of Modern Indonesia since c.1300. — 2nd. — Hampshire: Macmillan, 1993. — ISBN 978-0-333-57689-2.
  • [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432686/3-Pemeran-Sentral-di-Film-Pengkhianatan-G-30-SPKI Tokoh di Balik Penghentian Pemutaran Film G30S] (Indonesian), Tempo (30 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAlJx5hE Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • [books.google.co.id/books?id=jt7vU-7AhukC Pretext for Mass Murder: The September 30th Movement and Suharto's Coup D'état in Indonesia]. — Madison: University of Wisconsin Press, 2006. — ISBN 978-0-299-22030-3.
  • Sari, Dianing. [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432667/Film-Pengkhianatan-G30SPKI-Propaganda-Berhasilkah Film Pengkhianatan G30S/PKI, Propaganda Berhasilkah?] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAcnTgBF Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Satu Perempuan, Empat C Noer (Indonesian), Republika Minggu (30 марта 1997), стр. 7.
  • Indonesian Cinema: Framing the New Order. — Atlantic Highlands: Zed Books, 1994. — ISBN 978-1-85649-124-2.
  • [books.google.com/?id=xMhWm38KQcsC Media, Culture and Politics in Indonesia]. — Jakarta: Equinox Publishing, 2006. — ISBN 978-979-3780-42-9.
  • [filmindonesia.or.id/movie/title/lf-s013-81-597985_serangan-fajar Serangan Fajar] (Indonesian). filmindonesia.or.id. Jakarta: Konfidan Foundation. Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAEPhebo Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
  • Sijabat, Ridwan Max. [www.thejakartapost.com/news/2003/10/15/indonesia-yet-move-painful-past.html Indonesia yet to move on from painful past], The Jakarta Post (15 октября 2003). [www.webcitation.org/6DEluosw0 Архивировано] из первоисточника 28 декабря 2012. Проверено 28 декабря 2012.
  • [www.tempo.co/read/news/2012/09/29/078432671/Sosok-Dalang-G30S-PKI Sosok 'Dalang' Film Pengkhianatan G30S/PKI] (Indonesian), Tempo (29 сентября 2012). [www.webcitation.org/6DAdsnOEa Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012. Проверено 25 декабря 2012.
  • Taum, Yoseph Yapi (March 2008). «Lubang Buaya: Mitos dan Kontra-Mitos» (Indonesian). Sintesis (Sanata Dharma University) 6: 14–39. ISSN [worldcat.org/issn/1693-749X 1693-749X].
  • Vickers Adrian. Sakti Reconsidered: Power and the Disenchantment of the World // [books.google.ca/books?id=aQneS6gFYYkC Southeast Asian Perspectives on Power]. — New York: Routledge, 2012. — ISBN 978-1-136-33717-8.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Предательство Д30С/КПИ


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.