Представление (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Представление
Performance
Жанр

криминальная драма
музыкальный фильм

Режиссёр

Дональд Кэммелл
Николас Роуг

Автор
сценария

Дональд Кэммелл

В главных
ролях

Джеймс Фокс
Мик Джаггер
Анита Палленберг

Оператор

Николас Роуг

Композитор

Джек Ницше
Мик Джаггер
Кит Ричардс

Кинокомпания

Goodtimes Enterprises
Warner Bros. Pictures

Длительность

105 мин

Страна

Великобритания Великобритания

Язык

английский

Год

1970

IMDb

ID 0066214

К:Фильмы 1970 года

«Представление» (англ. Performance) — кинофильм, криминальная драма, снятая творческим тандемом шотландца Дональда Кэммелла и англичанина Николаса Роуга. К выпуску в прокат был подготовлен в 1968 году, но премьера состоялась только в 1970 из-за продолжительных согласований цензурного характера: картина содержит откровенные сексуальные сцены и демонстрирует насилие.





Сюжет

Лондон, конец 1960-х годов. Молодой бандит Чаз (Джеймс Фокс), «играющий» в элегантного джентльмена, собирает дань с коммерсантов в пользу своего босса Гарри (Джонни Шеннон). Он существенно переоценивает личное значение в преступной группе и однажды во всеуслышание заявляет о своих амбициях. В тот же вечер Гарри направляет к нему боевиков во главе с букмекером Мэддоксом (Энтони Валентайн), который сам лишь недавно был жертвой Чаза. Избитому Чазу удаётся скрыться от преследователей. В ожидании возможности нелегально уехать в США он решает затеряться в районе артистической богемы Лондона. По случайности Чаз снимает комнату у эксцентричного музыканта Тёрнера (Мик Джаггер), который связан интимной и загадочной духовной близостью одновременно с двумя девушками-лесбиянками — Фербер (Анита Палленберг) и Люси (Мишель Бретон). Погружаясь в мир артистической богемы, находясь, иногда против воли, под действием галлюциногенных грибов, Чаз переосмысливает духовные цели своего существования, отношение к вере, насилию, даже к собственной гендерной идентичности. Однако, поиск нового образа ему необходим и для того, чтобы покинуть страну по поддельным документам. Тони (Кеннет Колли) — товарищ Чаза, организующий отъезд, выдаёт адрес его убежища людям Гарри. Там они настигают своего бывшего подельника. Во время короткого прощания Чаз без видимой внешней мотивации выхватывает пистолет и стреляет в голову Тёрнера. Бандиты отводят Чаза к лимузину и сажают на заднее сиденье к поджидающему там Гарри. Когда автомобиль трогается, за стеклом неожиданно и явственно мелькает узнаваемая улыбка Тёрнера.

В ролях

Художественные особенности

Переломная, экспериментальная работа, каждый момент которой (работа оператора, декорации, подбор актёров, звуковая дорожка, монтаж) сообщает ей энергию, равно как и наркотический, сексуальный подтекст, так возмутивший спонсоров картины.

— «The Guardian»[1]

Награды

Критика

Британская газета «The Guardian» в статье, посвящённой выходу нового издания картины, в первую очередь обращает внимание на динамику эпитетов, которыми критики отмечали фильм за последние 40 лет: от «самый отвратительный, дрянной и неописуемо грубый» до «одного из лучших британских фильмов всех времён, снятых до настоящего времени»[1].

Кинообозреватель «Chicago Sun-Times» Роджер Эберт одним из первых критиков обратил внимание на тот факт, что фильм является попыткой (не во всём успешной) проанализировать взаимопроникновение двух социальных групп современного мегаполиса: криминальной и протестной поп-культуры. При этом он отдаёт должное «бешеной энергии роли Мика Джаггера, которая укрепляет его сценический образ, но не копирует его»[2].

Дополнительные факты

  • Марианна Фейтфулл — британская певица и актриса, скандально известная интимной связью сразу с несколькими музыкантами «Rolling Stones», в своих воспоминаниях так отзывается о фильме: «дьявольские ингредиенты в кипящем котле: наркотики, сексуальные отношения со сменой ролей, искусство и жизнь — всё взбито вместе в какое-то сучье варево»[3].
  • По мнению обозревателя «Би-би-си» ряд визуальных образов фильма достаточно уместно и органично был позже использован режиссёром Гаем Ричи в фильме «Карты, деньги, два ствола»[4].

Напишите отзыв о статье "Представление (фильм)"

Примечания

  1. 1 2 Holden M. [www.guardian.co.uk/film/2004/may/01/hayfilmfestival2005.guardianhayfestival Cast into darkness] (англ.). Guardian News and Media Limited (01.05.2004). Проверено 22 октября 2012. [www.webcitation.org/6CtCrN2R8 Архивировано из первоисточника 14 декабря 2012].
  2. Ebert R. [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19700101/REVIEWS/1010314/1023 Performance] (англ.). Chicago Sun-Times (01.01.1970). Проверено 22 октября 2012.
  3. Marianne Faithfull. [acidemic.blogspot.com/2009/07/great-acid-movies-2-performance.html An Autobiography]. — Cooper Square Press, 2000. — С. 147. — 336 с. — ISBN 978-0815410461.
  4. Crocker J. [www.bbc.co.uk/films/2004/05/04/performance_1970_review.shtml Performance (1970)] (англ.). ВВС (04.05.2004). Проверено 22 октября 2012. [www.webcitation.org/6CtCsXvYO Архивировано из первоисточника 14 декабря 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Представление (фильм)

Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.