Президентские выборы в Литве (1993)

</th> </table>

Президентские выборы в Литве 1993 года прошли 14 февраля. Это были первые в истории Литвы всеобщие президентские выборы, прошедшие в соответствии с новой Конституцией, принятой на референдуме в октябре 1992 года. На пост главы государства претендовали всего два кандидата, председатель Сейма и исполняющий обязанности президента Альгирдас Бразаускас, лидер Демократической партии труда Литвы, и независимый кандидат Стасис Лозорайтис, поддержанный движением Саюдис и рядом других политических партий.

Предвыборная кампания

Фаворитом предвыборной кампании считался А. Бразаускас, партия которого сенсационно выиграла парламентские выборы в октябре 1992 года, получив более половины мест в Сейме. После провала Саюдиса на выборах в парламент его лидер Витаутас Ландсбергис принял решение снять свою кандидатуру в пользу литовского дипломата Стасиса Лозорайтиса. В поддержку посла Литвы в США выступили также лидеры польского меньшинства. На парламентских выборах поляки поддержали трудовиков, но после их сокрушительной победы многие из них было обеспокоены доминированием экс-коммунистов.. Возглавил предвыборный штаб Лозорайтиса американский эколог литовского происхождения Валдас Адамкус, позднее дважды избиравшийся президентом. В пользу Бразаускаса было то, что его соперник почти всю свою жизнь провёл в Италии и США, представляя правительство Литвы в изгнании при Святом Престоле и в Вашингтоне. Из-за «железного занавеса» работа Лозорайтиса была мало известна в Литве, в то время как лидера трудовиков в стране хорошо знали ещё с советских времён.

Предвыборная кампания продолжалась три недели. Лозорайтис делал ставку на свой опыт в дипломатии и знание международной политики, в то время как оппоненты называли его иностранцем, не понимающим текущую ситуацию в Литве и зависящим от непопулярного Саюдиса. В отличие от него Бразаускас предпочёл сосредоточиться на решении экономических проблем, обещая обеспечить плавный переход от плановой экономики к свободному рынку. Неудивительно, что лидер трудовиков одержал уверенную победу, особенно его отрыв был велик в районах проживания русского и польского меньшинств. В Шальчининкайском районе за Бразаускаса проголосовали 88,9 % избирателей, в Вильнюсском — 83,2 %. Лозорайтис сумел опередить своего соперника только в Каунасе (54,7 %) и Каунасском районе (51,5 %). Наиболее высокая явка избирателей была зарегистрирована в Бирштонасе, Неринге, Паланге, Купишкском, Рокишкском и Вилкавишкском районах — более 85 % граждан имеющих право голоса. Среди литовцев проживающих за рубежом за Лозорайтиса отдали свои голоса 83,1 % пришедших на выборы, в то время как за Бразаускаса проголосовали 15,2 % иностранные избирателей.

25 февраля 1993 года состоялась инаугурация первого в постсоветской истории Литвы президента. В мае того же года, всего через несколько месяцев после выборов, Бразаускас переназначил Лозорайтиса послом в США, несмотря на обвинения в политизации этого вопроса.

Результаты

 1997—1998 →
Президентские выборы в Литве

14 февраля 1993
Явка избирателей:	78,07 %
Кандидат:	Альгирдас Бразаускас	Стасис Лозорайтис
Партия:	Демократическая партия труда Литвы	беспартийный
Голосов:	1 212 075 (60,03 %)	772 922 (38,28 %)
Результат выборов:	Президентом Литвы избран Альгирдас Бразаускас

№	Кандидат	Партия	Голосов	%
1	Альгирдас Бразаускас	Демократическая партия труда Литвы	1 212 075	60,03
2	Стасис Лозорайтис	независимый	772 922	38,28
	Недействительные голоса		34 016	1,68
	Всего		2 019 013	78,07

Источники

• [www.vrk.lt/lt/pirmas-puslapis/rinkimai/1993-prezidento-rinkimai/ 1993 m. Respublikos Prezidento rinkimai] (лит.)
• [www.balticvoices.org/lithuania/lithuanian_elections.php#elect_int2 "Elections in Lithuania - Presidential Vote: 1993". Baltic Voices. Centre for the Study of Public Policy], University of Aberdeen. 12.04.2007 (англ.)

Отрывок, характеризующий Президентские выборы в Литве (1993)

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.