Президентские выборы в США (1932)
| 8 ноября | |||
|---|---|---|---|
 |
 |
||
| Кандидат: | Франклин Рузвельт | Герберт Гувер | |
| Партия: | Демократическая партия | Республиканская партия | |
| Родом из: | Нью-Йорк | Калифорния | |
| Заместитель: | Гарнер, Джон Нэнс | Кёртис, Чарлз | |
| Голосов: | 472 (57.4%) |
59 (39.7%) |
|
 Распределение выборщиков по штатам | |||
Президентские выборы 1932 года проходили 8 ноября после обвала биржи в 1929 году и начала «Великой депрессии», повергшую экономику США в глубочайший кризис. Вместе с экономикой резко упала и популярность президента Герберта Гувера, так как он не смог предотвратить обвал экономики и отменить сухой закон. Демократ Франклин Рузвельт увидел в этом возможность для своей платформы на предстоящих выборах, обещая реформистскую политику, известную как «Новый курс». Он одержал ярчайшую победу на выборах, которая ознаменовала начало эры доминирования Демократической партии в политике США.
Содержание
Выборы
«Основное внимание было сосредоточено на проблемах, связанных с экономическим кризисом и его последствиями»[1].
Кампания
Франклин Рузвельт лично прилетел на национальную демократическую конвенцию, чтобы принять своё выдвижение как партийного кандидата в президенты. В своей исторической речи на конвенции он сказал: «Я клянусь вам, я клянусь себе в новом курсе для американского народа». Во время предвыборных выступлений Рузвельта его повсюду встречали огромные толпы, приветствовавшие претендента. Песня его предвыборной кампании «Вновь наступают счастливые дни» стала одной из популярнейших в истории Соединённых Штатов. Он также использовал лозунг «Незаменимых у нас нет»[2].
Президента Гувера обвиняли в неспособности противостоять экономической депрессии. В течение последних двух лет Гувер постоянно провозглашал, что худшее уже позади как раз перед новым ухудшением экономической обстановки. В результате в противоположность успешной кампании Рузвельта республиканская кампания президента Гувера оказалась катастрофической. Публичные попытки Гувера выступить перед избирателями заканчивались тем, что его и его автомобиль забрасывали гнилыми фруктами и овощами. В своих речах Гувер объявлял Рузвельта опасным радикалом, который только усугубит депрессию повышением налогов и федерального долга, чтобы финансировать дорогостоящие социальные программы. Однако при безработице, достигавшей 33 %, эта критика не привлекала ничьё внимание.
Опросы
Согласно опросу, проведенному журналом «Literary Digest» среди своих подписчиков (было разослано 20 млн карточек), предполагалось, что губернатор Франклин Рузвельт наберет 55,99 % голосов избирателей и заручится поддержкой 474 выборщиков[3].
Результаты
Выборы 1932 года стали во многом переломным событием, определившим дальнейший ход американской истории. Дело в том, что после победы Абрахама Линкольна на выборах 1860 года республиканцы вплоть до 1932 года в основном постоянно контролировали американскую политику, что 1932 год резко изменил в пользу демократов. Демократическая партия не только выиграла президентские выборы, но и получила большинство в Палате представителей и стала контролировать Сенат.
| Кандидат | Партия | Избиратели | Выборщики | |
|---|---|---|---|---|
| Количество | % | |||
| Франклин Рузвельт | Демократическая партия | 22 821 277 | 57,4 % | 472 |
| Герберт Гувер | Республиканская партия | 15 761 254 | 39,7 % | 59 |
| Норман Томас | Социалистическая партия | 884 885 | 2,2 % | 0 |
| Уильям Зебулон Фостер | Коммунистическая партия | 103 307 | 0,3 % | 0 |
| Уильям Апшоу | Prohibition | 81 905 | 0,2 % | 0 |
| Уильям Х. Гарвей | Партия свободы | 53 425 | 0,1 % | 0 |
| Верне Рейнольдс | Социалистическая трудовая партия | 33 276 | 0,1 % | 0 |
| другие | - | 12 569 | 0,1 % | 0 |
| Всего | 39 751 898 | 100 % | 531 | |
Напишите отзыв о статье "Президентские выборы в США (1932)"
Примечания
Ссылки
- [geoelections.free.fr/USA/elec_comtes/1932.htm 1932 popular vote by counties]
- [www.msu.edu/~sheppa28/elections.html#1932 How close was the 1932 election?] — Michael Sheppard, Michigan State University
| ||||||
Отрывок, характеризующий Президентские выборы в США (1932)
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
