Президентский дворец (Афины)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Достопримечательность
Президентский дворец (Афины)

Президентский дворец — официальная резиденция Президента Греческой республики, ранее до 1974 года был резиденцией греческих королей. Расположен в центральном районе Афин на улице Герода Аттика, в непосредственной близости от Национального сада, Заппейона, площади Синтагма и Греческого парламента.



История

Идея начать строительство дворца появилась в 1868 году, когда у короля Георга I родился наследник престола, будущий король Константин. Греческое государство решило подарить ему частное поместье, когда принц достигнет совершеннолетия. Через 21 год, когда Константин женился на принцессе Софии Гогенцоллерн, государство поручило создание проекта Дворца коронованного принца Эрнсту Зиллеру, придворному архитектору короля Георга I. Всего по его проектам по всей Греции было построено более 700 общественных и частных сооружений. Сам король Георг высказал пожелание не создавать слишком помпезный дворец и одновременно не следовать образцам существующих дворцов Европы. Так Зиллер создал трехэтажный центрально-симметрический дворец в стиле неоклассицизма.

В Рождественский вечер 1909 г. пожар уничтожил значительную часть Королевского дворца (нынешний Греческий парламент), в результате чего Дворец кронпринца использовался как временная резиденция королевской семьи. После убийства короля Георга I в 1913 году и восхождения Константина на престол, Дворец кронпринца стал королевской резиденцией.

В 1924 г. дворец перестал резиденцией короля, поскольку сама монархия была временно свергнута и провозглошена Греческая республика. Дворец стал официальной резиденцией Президента Греции, пока в 1935 году греческая монархия не была реставрирована. Начиная с 1974 года, когда после семи лет диктатуры военной хунты «черных полковников» была восстановлена демократия, дворец является официальной резиденцией Президента Греческой республики.

Напишите отзыв о статье "Президентский дворец (Афины)"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Президентский дворец (Афины)

– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.