Президентский дворец (Вильнюс)

Достопримечательность

Президентский дворец (Вильнюс)

Президе́нтский дворе́ц (лит. Prezidento rūmai) в Вильнюсе — официальная резиденция Президента Литовской Республики; бывший генерал-губернаторский дворец, памятник истории и культурного наследия, одна из достопримечательностей столицы Литвы. Находится в Старом городе рядом с ансамблем Вильнюсского университета по адресу площадь С. Дауканто 3 (S. Daukanto a. 3).

История

Епископский дворец

В связи с крещением Литвы великий князь литовский Ягайло привилеем от 17 февраля 1387 года учредил Виленский епископат и даровал ему участок на территории современного дворцового ансамбля («близ города Вильны, у сада Гоштовта»). Располагавшиеся в этом месте палаты Гаштольда (Гоштовта) перешли во владение католических епископов. После пожара 1530 года, уничтожившего епископский дом возле колокольни Кафедрального собора, епископы стали жить в здании на месте нынешнего президентского дворца; по другим сведениям, виленский епископ обосновался в бывшем дворце Гаштольда в 1543 году . Епископский дворец со временем неоднократно перестраивался и расширялся. В XVI веке вокруг него был разбит большой сад.

В XVII—XVIII веках дворец неоднократно горел, подвергался разграблениям и заново отстраивался. Последним епископом, жившим во дворце, был Игнацы Якуб Масальский, казнённый в Варшаве в 1794 году. При нём очередную перестройку дворца осуществил Лауринас Гуцявичюс в 1792 году.

Генерал-губернаторский дворец

После третьего раздела Речи Посполитой, когда Великое княжество Литовское и его столица оказались в составе Российской империи, дворец с 1795 года стал официальной резиденцией генерал-губернатора Северо-западного края, местом его жительства и служебной деятельности. Вместе с тем он становился местом временного пребывания во время остановок государей и других высокопоставленных лиц при более или длительных остановках в Вильне: во дворце в 1797 году жил император Павел I и его сыновья великие князья Александр и Константин; в том же году здесь останавливался польский король Станислав Август Понятовский, в 1804 году — будущий король Франции Людовик XVIII, в 1812 году — прусский король Фридрих Вильгельм III с сыном Вильгельмом.

Во дворце жил М. И. Кутузов, дважды занимавший должность литовского генерал-губернатора (1800—1801, 1809—1811). С апреля 1812 года здесь жил российский император Александр I со своей свитой, затем Наполеон. В конце 1812 года во дворец вернулся Кутузов, уже в должности главнокомандующего русской армии; перед дворцом состоялась торжественная встреча Александра I. Во время праздновании победы над Наполеоном во дворце Кутузову был вручен орден Святого Георгия первой степени. Император Александр I во дворце останавливался также в ноябре 1815 и сентябре 1819 годов, Николай I — в октябре и декабре 1821, в апреле 1822, августе 1837 и мае 1850 года, Александр II — в июле 1849, мае 1850, сентябре 1858, октябре 1860, июле 1864 и июне 1867 года, Александр III вместе с наследником (впоследствии Николаем II) — в августе 1884 года.

В 1804 году дворец был перестроен и расширен по проекту виленского губернского архитектора К. А. Шильдгауза. В 1819 году Александр I поручил перестроить и увеличить дворец придворному архитектору В. П. Стасову, отцу критика В. В. Стасова. Перестройка по проекту известного петербургского архитектора (детальная разработка проекта принадлежит Жозефу Пусье) началась в марте 1824 года под руководством архитектора Кароля Подчашинского. Для реализации проекта, привязанного к неточному плану местности, пришлось снести несколько университетских зданий, чтобы не перегораживать улицу. Западная часть прежнего здания бывшего епископского дворца, разобранная из-за ветхости построек до фундаментов, была включена в состав нового дворца, восточная часть возведена заново. Строительные работы завершились в 1827 году, обустройству интерьеров продолжилось до 1832 года. С той поры дворец приобрёл свой современный вид.

Отрезанная от дворцового сада его часть была отведена под площадь перед дворцом. На площади в 1832 году был устроен фонтан. При сооружении на площади памятника Михаилу Муравьёву (открыт в 1898 году, в 1915 году эвакуирован) фонтан был снят. При капитальном ремонте и реконструкции в 1903 году над воротами со стороны улицы Дворцовой (ныне Университето) надстроен переход из дворца в соседнее административное здание (ныне Канцелярия Президента); тогда же в здание было проведено электричество.

Дворцовая церковь

С 1819 года во дворце действовала домовая церковь Святого благоверного князя Александра Невского. Она перестраивалась при перестройке дворца Стасовым и позднее, при реконструкции в 1903 году. Иконостас в церкви был разборным; этот походный иконостас служил императору Александру I во время войны 1812 года и был им пожертвован дворцовой домовой церкви.

У обоих клиросов стояли дубовые киоты искусной работы с иконами Святого Александра Невского и Покрова Святой Богородицы — дар чиновников генерал-губернаторского управления в память избавления Александра I от покушения на него в Париже (совершённого А. Березовским; 1867) и спасения царственной семьи при крушении императорского поезда в Борках (1888). Две иконы в позолоченных ризах Святого Архистратига Михаила и Святого Александра Невского пожертвованы чиновниками генерал-губернаторской канцелярии в память управления краем Муравьёвым. Среди утвари имелись литургические сосуды XVIII века, подаренные Александром II четыре серебряные лампады и евангелие 1618 года. Службы совершались по воскресным и праздничным дням.

Музей графа М. Н. Муравьёва

В 1901—1915 годах в одноэтажном здании кордегардии располагался Музей графа М. Н. Муравьева. Толчком к его созданию стала посвящённая Муравьёву выставка в Виленской публичной библиотеке, приуроченная к открытию памятника Муравьёву на площади перед дворцом (1898). По докладу помощника попечителя Виленского учебного округа А. В. Белецкого генерал-губернатор В. Н. Троцкий испросил соизволение императора на открытие Муравьёвского музея. Музеем заведовала комиссия под председательством Белецкого, в которую входили управляющий канцелярией виленского генерал-губернатора А. Н. Харузин, полковник А. В. Жиркевич, протоиерей православного Кафедрального собора Иоанн Котович, Ю. Ф. Крачковский и другие. Заведующим музеем состоял В. Г. Никольский, членом-сотрудником — редактор «Московских ведомостей» В. А. Грингмут.

В музее были собраны различные предметы, касающиеся Муравьёва и его эпохи в истории Северо-Западного края: личные вещи (письменный стол, два кресла, трость, шандал, печать и другие), документы, фотографии лиц и групп, изображения храмов и других зданий, сценок из жизни края в управление Муравьёвым, возложенные к памятнику венки (из них пять серебряных, один фарфоровый). Для посещения публикой музей был открыт дважды в неделю, по вторникам и пятницам.

XX век

После Первой мировой войны в 1920 году во дворце короткое время располагались министерство иностранных дел Литовской Республики и Литовское телеграфное агентство (ELTA).

После включения Вильно и Виленского края в состав польского государства здание было обращено в Репрезентативный дворец Речи Посполитой. Некоторое время во дворце жил Юзеф Пилсудский; дворец занимал фактический глава Срединной Литвы генерал Люциан Желиговский, здесь же останавливались президенты Польши Станислав Войцеховский и Игнацы Мосцицкий. На первом этаже находилась квартира виленского воеводы, в залах на втором этаже устраивались торжественные приёмы. В 1939 году, когда город был передан Литве, планировалось разместить во дворце резиденцию президента Литовской Республики.

После Второй мировой войны дворец стал Домом офицеров Советской Армии. Здесь действовал кинотеатр, в парке — вместительный летний театр; в Доме офицеров проводились занятия народного университета культуры, концерты, карнавалы, гастрольные выступления театральных и музыкальных коллективов, в Белом зале — танцевальные вечера.

В 1980-х годах здание использовалось как Дворец работников искусств с четырьмя залами (Большой, Белый, Красный, Зелёный), гостиной и фойе. Здесь проводились выставки, концерты, литературно-музыкальные вечера. В 1975 году была проведена реставрация дворца (главный архитектор проекта Р. Казлаускас).

После восстановления независимости Литвы часть помещений дворца некоторое время занимало посольство Франции.

В конце 1995 года начались реставрационные работы, по завершении которых в 1997 году дворец стал официальной резиденцией Президента Литвы; первым главой государства, занявшим её, стал Альгирдас Бразаускас.

Во время работ по устройству резиденции президента Литвы в помещениях, в которых сохранились элементы декора или имелась информация о характере этих элементов, восстанавливался исторический интерьер. В помещениях первого этажа прежний декор не сохранился; новая мебель и оборудование подбирались и изготовлялись с ориентацией на материалы и формы, присущие позднему классицизму. Уничтоженные при прежних перестройках интерьеры западной части второго этажа были спроектированы заново. При переоборудовании дворца в президентскую резиденцию главный фасад украсил герб Литвы. Над парапетом с гербом поднят флаг президента, когда президент пребывает во дворце и вообще в Вильнюсе.

В Колонном зале президентского дворца, где 29 июня — 1 июля 2010 года находился гроб с телом Альгирдаса Бразаускаса, проходила церемония прощания с экс-президентом нынешних и бывших руководителей страны, дипломатов, зарубежных бывших и нынешних глав государств, отдельных граждан.

Архитектура

Комплекс построек президентского дворца, внутреннего двора и обширного парка образуют единый замкнутый дворцовый ансамбль. Он состоит из собственно двухэтажного дворца, парадного внутреннего двора подковообразной формы с колоннадами, прилегающего к двору парка, колонного зала в здании прежней кордегардии и хозяйственных и административных построек.

Дворец построен в стиле позднего классицизма (нередко архитектуру дворца относят к ампиру, понимаемому как отличный от классицизма стиль) с присущими ему регулярностью планировки и чёткостью объемной формы, симметрично-осевыми композициями, сдержанностью декоративного убранства, монументальностью колонн.

Здание в плане прямоугольной формы с тремя ризалитами. Главный фасад, выходящий на площадь, и фасад, выходящий во двор, равноценны и решены различно, но одинаково торжественны. На фасаде со стороны площади ризалиты связываются двумя дорическими колоннадами в один прямой ряд. Центральный ризалит завершается парапетом, ризалиты по краям здания — низкими треугольными фронтонами. Средний ризалит дворового фасада акцентируется ионической колоннадой из восьми колонн с балконом — галереей второго этажа; боковые ризалиты выдвинуты вперёд.

Комнаты первого этажа располагаются в коридорной системе, на втором этаже сохранилась характерная для дворцов такого типа анфиладная система помещений. В архитектурном отношении наибольший интерес представляют залы второго этажа, декорированные в XIX веке, с лепными композициями на потолках.

Напротив дворца стоит одноэтажное здание кордегардии с дорическим порталом.

Литература

• Виноградов А. А. Путеводитель по городу Вильне и его окрестностям. Со многими рисунками и новейшим планом, составленным по Высочайше конфирмованному. В 2-х частях. — Второе издание. — Вильна: Типография Штаба Виленского военного округа, 1908. — С. 252—253.
• Kłos, Juliusz. Wilno. Przewodnik krajoznawczy. — Wydanie trzecie poprawione po zgonie autora. — Wilno: Wydawnictwo Wileńskiego oddziału Polskiego Towarzystwa Turystyczniego-krajoznawczego, 1937. — С. 165—167. — 323 с. (польск.)
• Папшис, А. Вильнюс. — Вильнюс: Минтис, 1977. — С. 42—43. — 144 с. — 35 000 экз.
• Минкявичюс, Й. Вильнюс. Губернаторский дворец. // Памятники искусства Советского Союза. Белоруссия. Литва. Латвия. Эстония: Справочник-путеводитель. — Издание второе, исправленное, дополненное. — Москва, Лейпциг: Искусство, 1986. — С. 405—406. — 520 с. — 50 000 экз.
• Venclova, Tomas. Wilno. Przewodnik / Tłumaczenie Beata Piasecka. — Vilnius: R. Paknio leidykla, 2006. — С. 111—113. — 216 с. — ISBN 9986-830-47-8.
• Самойленко, Александра. Бывший генерал-губернаторский дворец в Вильнюсе // [esinstitute.org/files/pribaltiyskie_russkie.pdf Прибалтийские русские: история в памятниках культуры (1710—2010)] / Под общей редакцией А. В. Гапоненко. — Рига: Институт европейских исследований, 2010. — С. 154—156. — 736 с. — ISBN 978-9934-8113-2-6.

Ссылки

• [www.president.lt/ew/ru/institucija_prezidenta/prezidentskii_dvorec/istorija_dvorca.html История дворца]
• [www.prezidentas.lt/ru/institucija_prezidenta/prezidentskii_dvorec/virtualnaja_ekskursija.html Виртуальная экскурсия]

Отрывок, характеризующий Президентский дворец (Вильнюс)

И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»