Прекмурско-словенский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прекмурско-словенский язык
Самоназвание:

prekmurščina, prekmürščina, prekmörščina

Страны:

Словения Словения, Венгрия Венгрия и Австрия Австрия

Регионы:

Прекмурье

Общее число говорящих:

80 000

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Славянская ветвь
Южнославянская группа
Словенский язык
Письменность:

латиница

См. также: Проект:Лингвистика

Прекмурско-словенский язык — славянский литературный микроязык, связанный с паннонскими диалектами словенского языка, которые обнаруживают тесные исторические связи с кайкавским наречием хорватского языка. Одной из характерных черт языка является частое употребление гласных «ö» и «ü», а также дифтонгов «au» и «ou». В прекмурско-словенском языке используется, по преимуществу, латиница словенского типа[1]. Наблюдается переход на морфологический или морфолого-фонетический принцип письма.





География и самоназвания языка

Распространён в Прекмурье — исторической области, охватывающей северо-восточную Словению и близлежащие районы Венгрии и Австрии. К настоящему моменту существуют (или существовали) шесть самоназваний данного языка:

  • Prekmurščina (‛прекмурское наречие’; knjižna prekmurščina — ‛литературный прекмурский язык’),
  • Prekmürščina (‛прекмурское наречие’),
  • Prekmörščina (‛прекмурское наречие’),
  • Sztári szlovenszki jezik (‛старый словенский язык’),
  • Vend-szlovenszki jezik (‛вендско-словенский язык’),
  • Porabije (наречие ‛порабье’ в Венгрии).

История языка

У прекмурских словенцев (с XI по XVIII вв.) первым литературно-религиозным языком была хорватская кайкавщина[2]. Под её влиянием, в эпоху распространения протестантизма предпринимаются первые попытки создания прекмурско-словенского литературного языка. В XVI—XVIII вв. в его основу легли равенский и горицский говоры (первая прекмурская книга 1715 г. — катехизис М. Лютера, переведенный Францем Темлином — Franc Temlin; а также творчество крупнейшего евангелического писателя Штевана Кÿзмича — Števan Küzmič, 1723—1779). Позже литературный прекмурско-словенский язык развивался также на основе долинского говора. В особенности, используют этот говор католические литераторы (крупнейшей фигурой здесь был Миклош Кÿзмич — Miklóš Küzmič, 1737—1804). В XIX веке всё шире распространяется мнение о необходимости развития прекмурско-словенского литературного языка «с оглядкой» на общесловенский литературный язык. После Второй мировой войны прекмурцы-католики перешли на общесловенский литературный язык; прекмурцы-евангелисты в 20-е гг. XX в. вернулись к старой венгерской графике и продолжают использовать свой старый литературный язык для узко-конфессиональных целей.

У прекмурских словенцев сначала развиваются религиозные жанры, затем (в последней трети XIX в.) — светские: публикуются стихи Имре Агустича (Imre Agustič), Йожефа Клекла ст. (Jožef Klekl st.) и Йожефа Баши-Мирослава (Jožef Baša Miroslav).

Литературный язык словенцев Прекмурья складывался в XVIII веке с «опозданием» от словенского литературного языка Крайны на два столетия. Это отставание объясняется тем, что Прекмурье было изолировано от других словенских земель, благодаря своему расположению в Венгерской части империи Габсбургов (Транслейтании), где в образовании господствовал венгерский язык[3]. Интеллигенция Центральной Словении открыла для себя прекмурский язык только в XIX веке, и даже позаимствовала из него ряд конструкций. После присоединения Прекмурья в 1919 году к «Словенскому массиву», прекмурский язык стал вытесняться общесловенским языком. Газеты на прекмурском выходили до середины 1930-х годов[4].

В настоящее время на прекмурском выходят в основном книги религиозной тематики, издаваемые Евангелической церковью Словении.

В результате созданных после первой мировой войны государственных границ, единый до того микроязык распался на два диалекта: «prekmurščina» в Словении, и «porabije» ‛порабье’ в Венгрии (от названия реки Раба). В прекмурском языке появились элементы словенского языка, тогда как диалект порабье в Венгрии остался более архаичным.

Термин «Windisch»

Появление названия «венд» обычно связывают с тем, что по политическим соображениям прекмурский иногда рассматривали как самостоятельный язык[5]. По другому мнению, это разновидность словенского языка, своеобразный региональный язык, как например неаполитанский или калабрийский в Италии. Название «венд» — историческое. От средневековья до XIX века название проживающих в Венгрии словен было «тот», а их язык соответственно «тотский язык». В XVI веке возникло (или широко распространилось) мнение о происхождении словен от древней народности вандалов, поэтому в латинских официальных грамотах встречаются такие названия языка, как lingua vandalica и vandalszki jezik. Существует церковная книга 1587 года издания — так называемая Agenda Vandalica. Словен немцы называли вендами, («wendisch» или «windisch»), и это же мнение отражено в религиозных научных текстах XVIII века[6]. Стоит также вспомнить, что финны (родственные венграм) и поныне называют русских (то есть славян) вендами (фин. venäläiset).

Напишите отзыв о статье "Прекмурско-словенский язык"

Литература

  • Fliszár János Magyar-vend szótár/Vogrszki-vendiski rêcsnik. — Budapest 1922.
  • Források a Muravidék történetéhez/Viri za zgodovino Prekmurja 2. — Szombathely-Zalaegerszeg 2008.
  • Francek Mukič Porabsko-knjižnoslovensko-madžarski slovar. — Szombathely 2005.
  • Greenberg Marc L. Glasoslovni opis treh prekmurskih govorov in komentar k zgodovinskemu glasoslovju in oblikoglasju prekmurskega narečja. — Slavistična revija 41/4 (1993).
  • Greenberg Marc L.Ágosti Pável’s Prekmurje Slovene grammar. — Slavistična revija 37/1-3 (1989).
  • Greenberg Marc L. Archaisms and innovations in the dialect of Središče: (Southeastern Prlekija, Slovenia). — Indiana Slavic studies 7 (1994).
  • Greenberg Marc L. Circumflex advancement in Prekmurje and beyond / O pomiku praslovanskega cirkumfleksa v slovenščini in kajkavščini, s posebnim ozirom na razvoj v prekmurščini in sosednjih narečjih. — Slovene studies 14/1 (1992).
  • Greenberg Marc L. Prekmurje grammar as a source of Slavic comparative material. — Slovenski jezik 7 (2009).
  • Greenberg Marc L. Slovar beltinskega prekmurskega govora[7]. — Slavistična revija 36 (1988).
  • Molitvena kniga, Oprvim 1783. leta vödána na zapovedi sztrcske Szily Jánosa. prvoga Szombathelyszkoga püspeka. Zálozso Zvér János knigar v muraszombati[8]. (1783).
  • Mukics Ferenc Szlovén Nyelvkönyv/Slovenska slovnica (Slovene language-book). — 1997.
  • Mukics Mária Changing World — The Hungarian Slovenes (Változó Világ — A magyarországi szlovének). — Press Publica.
  • Novak Vilko Izbor prekmurskega slovstva. — Ljubljana, 1976.
  • Novak Vilko Slovar stare knjižne prekmurščine, Založba ZRC. — Ljubljana 2006.
  • Orožen M. Prekmurski knjižni jezik // XXV seminar slovenskega jezika, literature in kulture. — Ljubljana, 1989.
  • Študije o jeziku in slovstvu. — Murska Sobota, 1974.
  • (Tkalec Vilmoš) Vend-szlovenszka kniga cstenyá[9]. — (1939).


Примечания

  1. Исторически восходящая к чешской диактрической системе Яна Гуса.
  2. Что объяснялось более плотными связями с «венгерским» Загребом, нежели с «австрийскими» Марибором и Любляной
  3. Долгое время венгерские дипломы не признавались в Австрии — и наоборот!
  4. [philology.ru/linguistics3/markoya-01.htm Феномен прекмурско-словенского литературного языка]. // philology.ru. Проверено 10 сентября 2013.
  5. Подчас относя его к кельтской языковой группе, что не имеет никаких оснований
  6. Впрочем, ещё в VIII веке Карл Великий нарёк Словению — «Виндской маркой».
  7. Review essay of Franc Novak, Slovar beltinskega prekmurskega govora/ A Dictionary of the Prekmurje Dialect of Beltinci.
  8. На экземпляре имеется штамп Второй мировой войны — «ODOBRENA OD CÉRKVENE OBLÁSZTI 1942».
  9. Учебник сохранился в рукописи, имя автора не проставлено.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Прекмурско-словенский язык

– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.