Премия Рольфа Шока

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Премии Рольфа Шока»)
Перейти к: навигация, поиск

Премия Рольфа Шока (швед. Schockprisen) — международная премия, вручаемая в Стокгольме раз в два года начиная с 1993 г. согласно завещанию шведского философа Рольфа Шока (швед.).

Премия присуждается по четырём номинациям: логика и философия, математика, музыка и визуальные искусства. Лауреаты в первых двух номинациях определяются Шведской королевской академией наук, в двух других — соответственно Шведской королевской академией музыки и Королевской академией свободных искусств. Лауреат получает 400 000 шведских крон.



Лауреаты

Год Логика и философия Математика Музыка Визуальные искусства
1993 Уиллард Куайн
(США)
Элиас Менахем Стайн
(США)
Ингвар Лидхольм
(Швеция)
Рафаэль Монео
(Испания)
1995 Майкл Даммит
(Великобритания)
Эндрю Уайлз
(Великобритания)
Дьёрдь Лигети
(Румыния/Австрия)
Клас Ольденбург
(США)
1997 Дана Скотт
(США)
Микио Сато
(Япония)
Йорма Панула
(Финляндия)
Торстен Андерссон
(Швеция)
1999 Джон Роулз
(США)
Юрий Манин
(Россия)
Кронос-квартет
(США)
Жак Эрцог и Пьер де Мерон
(Швейцария)
2001 Сол Крипке
(США)
Элиот Либ
(США)
Кайя Саариахо
(Финляндия)
Джузеппе Пеноне
(Италия)
2003 Соломон Феферман
(США)
Ричард Питер Стенли
(США)
Анна Софи фон Оттер
(Швеция)
Сьюзен Ротенберг
(США)
2005 Яакко Хинтикка
(Финляндия)
Луис Каффарелли
(Аргентина)
Маурисио Кагель
(Германия)
Кадзуё Сэдзима и Рюё Нисидзава
(Япония)
2008 Томас Нэйджел
(Югославия, США)
Эндре Семереди
(Венгрия, США)
Гидон Кремер
(Латвия)
Мона Хатум
(Великобритания)
2011 Хилари Патнэм
(США)
Майкл Ашбахер
(США)
Эндрю Манце
(Великобритания)
Марлен Дюма
(ЮАР, Нидерланды)
2014 Дерек Парфит
(Великобритания)
Чжан Итан
(США)
Герберт Блумстедт
(Швеция)
Анн Лакатон и Жан-Филипп Вассаль
(Франция)

Напишите отзыв о статье "Премия Рольфа Шока"

Ссылки

  • [www.kva.se/en/Prizes/Rolf-Shock-prizes/Laureates/ Лауреаты премии Рольфа Шока] на сайте шведской королевской академии наук.

Отрывок, характеризующий Премия Рольфа Шока

– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.