Премия «Гойя» за лучшую мужскую роль
Поделись знанием:
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Премия «Гойя» за лучшую мужскую роль (исп. Premio Goya a la mejor interpretación masculina protagonista). Чаще других премии был удостоен Хавьер Бардем — 4 раза.
Обладатели премии
- 1987 — Фернандо Фернан Гомес (за роль в фильме «Мальбрук в поход собрался»)
- 1988 — Альфредо Ланда (за роль в фильме «Живой лес»)
- 1989 — Фернандо Рей (за роль в фильме «Зимний дневник»)
- 1990 — Хорхе Санс (за роль в фильме «Если они скажут, что ты чувствуешь»)
- 1991 — Андрес Пахарес (за роль в фильме «Ай, Кармела!»)
- 1992 — Фернандо Гильен (за роль в фильме «Дон Жаун в аду»)
- 1993 — Альфредо Ланда (за роль в фильме «Свинья»)
- 1994 — Хуан Эчанове (за роль в фильме «Матьхильда»)
- 1995 — Кармело Гомес (за роль в фильме «Считанные дни»)
- 1996 — Хавьер Бардем (за роль в фильме «Лицом к лицу»)
- 1997 — Сантьяго Рамос (за роль в фильме «Как молния»)
- 1998 — Антонио Ресинес (за роль в фильме «Счастливая звезда»)
- 1999 — Фернандо Фернан Гомес (за роль в фильме «Дедушка»)
- 2000 — Франсиско Рабаль (за роль в фильме «Гойя в Бордо»)
- 2001 — Хуан Луис Гальярдо (за роль в фильме «Сердечное прощание»)
- 2002 — Эдуард Фернандес (за роль в фильме «Фауст 5.0»)
- 2003 — Хавьер Бардем (за роль в фильме «Понедельники на солнце»)
- 2004 — Луис Тосар (за роль в фильме «Отдам тебе свои глаза»)
- 2005 — Хавьер Бардем (за роль в фильме «Море внутри»)
- 2006 — Оскар Хаэнада (за роль в фильме «Камарон» / Camarón)
- 2007 — Хуан Диего (за роль в фильме «Уходи от меня» / Vete de mí)
- 2008 — Альберто Сан Хуан (за роль в фильме «Под звёздами» / Bajo las estrellas)
- 2009 — Бенисио дель Торо (за роль в фильме «Че: Аргентинец» / Che: El argentino)
- 2010 — Луис Тосар (за роль в фильме «Камера 211. Зона» / Celda 211)
- 2011 — Хавьер Бардем (за роль в фильме «Бьютифул» / Biutiful)
- 2012 — Хосе Коронадо (за роль в фильме «Нет мира для нечестивых» / No habrá paz para los malvados)
- 2013 — Даниэль Хименес Качо (за роль в фильме «Белоснежка» / Blancanieves)
- 2014 — Хавьер Камара (за роль в фильме «Легко живётся с закрытыми глазами» / Vivir es fácil con los ojos cerrados)
- 2015 — Хавьер Гутьеррас (за роль в фильме «Миниатюрный остров» / La isla mínima)
- 2016 — Рикардо Дарин (за роль в фильме «Трумэн» / Truman)
Напишите отзыв о статье "Премия «Гойя» за лучшую мужскую роль"
Ссылки
- [www.imdb.com/event/ev0000299/ Премия Гойя по годам] на IMDB
Отрывок, характеризующий Премия «Гойя» за лучшую мужскую роль
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.