Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль в телевизионном сериале — драма

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль в телевизионном драматическом сериале вручается Голливудской ассоциацией иностранной прессы с 1970 года. Награда за роли на телевидении вручалась с 1962 года и первоначально категория носила название «Лучший телевизионный актёр». С 1970 года было введено разграничение по жанрам: «Лучшая мужская роль в телевизионном сериале — драма» и «Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль в телевизионном сериале — комедия или мюзикл».

Ниже приведён полный список победителей и номинантов. С 1962 по 1969 год перечислены актёры, номинированные в категории «Лучший телевизионный актёр». Имена победителей выделены отдельным цветом.





1962—1970

«Лучший телевизионный актёр»

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
1962 19-я
Джон Дэли (англ.)
Боб Ньюхарт
1963 20-я
Ричард Чемберлен — «Доктор Килдар (англ.)» за роль доктора Килдара
1964 21-я
Микки Руни — «Микки (англ.)» за роль Микки Грэди
Ричард Буни (англ.) — «Шоу Ричарда Буни (англ.)» за роль самого себя
Джеки Глисон — «Джеки Глисон: Журнал американской сцены» за разные роли
Лорн Грин (англ.) — «Бонанца» за роль Бена Картрайта
Э. Г. Маршалл — «Защитники» за роль Лоуренса Престона
1965 22-я
Джин Барри — «Правосудие Бёрка (англ.)» за роль Эмоса Бёрка
Ричард Кренна — «Люди Слэттери (англ.)» за роль Джеймса Слэттери
Джеймс Францискус — «Мистер Новак (англ.)» за роль Джона Новака
Дэвид Дженссен (англ.) — «Беглец» за роль Ричарда Кимбла
Роберт Вон — «Человек от Д. Я. Д. И. (англ.)» за роль Наполеона Соло
1966 23-я
Дэвид Дженссен (англ.) — «Беглец» за роль Ричарда Кимбла
Дон Адамс — «Напряги извилины» за роль Максвелла Смарта
Бен Газзара — «Бежать от твоей жизни (англ.)» за роль Пола Брайана
Дэвид Маккаллум — «Человек от Д. Я. Д. И. (англ.)» за роль Ильи Курякина
Роберт Вон — «Человек от Д. Я. Д. И. (англ.)» за роль Наполеона Соло
1967 24-я
Дин Мартин — «Шоу Дина Мартина (англ.)» за роль самого себя
Билл Косби — «Я шпион (англ.)» за роль Александра Скотта
Роберт Мартин Калп — «Я шпион (англ.)» за роль Келли Робинсона
Бен Газзара — «Бежать от твоей жизни (англ.)» за роль Пола Брайана
Кристофер Джордж (англ.) — «Крысиный патруль (англ.)» за роль Сэма Троя
1968 25-я
Мартин Ландау — «Миссия невыполнима» за роль Роллина Хэнда
Брендон Бун — «Гориллы Гаррисона (англ.)» за роль шефа
Бен Газзара — «Бежать от твоей жизни (англ.)» за роль Пола Брайана
Дин Мартин — «Шоу Дина Мартина (англ.)» за роль самого себя
Энди Уильямс — «Шоу Энди Уильямса (англ.)» за роль самого себя
1969 26-я
Карл Бетц (англ.) — «Защитник Джадд (англ.)» за роль Клинтона Джадда
Рэймонд Бёрр — «Железная сторона (англ.)» за роль Роберта Айронсайда
Питер Грейвс — «Миссия невыполнима» за роль Джеймса Фелпса
Дин Мартин — «Шоу Дина Мартина (англ.)» за роль самого себя
Ефрем Цимбалист-младший — «ФБР (англ.)» за роль Льюиса Эрскина

«Лучшая мужская роль в телевизионном сериале — драма»

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
1970 27-я
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Питер Грейвс — «Миссия невыполнима» за роль Джеймса Фелпса
Ллойд Хэйнс (англ.) — «Комната 222 (англ.)» за роль Пита Диксона
Роберт Вагнер — «Требуется вор (англ.)» за роль Александра Манди
Роберт Янг — «Доктор Маркус Уэлби» за роль Маркуса Уэлби

1971—1980

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
1971 28-я
Питер Грейвс — «Миссия невыполнима» за роль Джеймса Фелпса
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Чад Эверетт (англ.) — «Медицинский центр (англ.)» за роль доктора Джо Гэннона
Бёрт Рейнольдс — «Дэн Огаст (англ.)» за роль лейтенанта Дэна Огаста
Роберт Янг — «Доктор Маркус Уэлби» за роль Маркуса Уэлби
1972 29-я
Роберт Янг — «Доктор Маркус Уэлби» за роль Маркуса Уэлби
Рэймонд Бёрр — «Железная сторона (англ.)» за роль Роберта Айронсайда
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Уильям Конрад — «Кэннон (англ.)» за роль Фрэнка Кэннона
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
1973 30-я
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Уильям Конрад — «Кэннон (англ.)» за роль Фрэнка Кэннона
Чад Эверетт (англ.) — «Медицинский центр (англ.)» за роль доктора Джо Гэннона
Дэвид Хартман (англ.)— «Смелые: Новые доктора (англ.)» за роль Пола Хантера
Роберт Янг — «Доктор Маркус Уэлби» за роль Маркуса Уэлби
1974 31-я
Джеймс Стюарт — «Хокинс (англ.)» за роль Билли Джима Хокинса
Дэвид Кэррадайн — «Кунг-фу (англ.)» за роль Квая Чанг Кэйна
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Ричард Томас (англ.) — «Уолтоны» за роль Джона-боя Уолтона
Роберт Янг — «Доктор Маркус Уэлби» за роль Маркуса Уэлби
1975 32-я
Телли Савалас — «Коджак (англ.)» за роль Тео Коджака
Майк Коннорс (англ.) — «Мэнникс (англ.)» за роль Джозефа Мэнникса
Майкл Дуглас — «Улицы Сан-Франциско» за роль инспектора Стива Келлера
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Ричард Томас (англ.) — «Уолтоны» за роль Джона-боя Уолтона
1976 33-я Телли Савалас — «Коджак (англ.)» за роль Тео Коджака
Роберт Блейк — «Баретта» за роль Тони Баретты
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Карл Молден — «Улицы Сан-Франциско» за роль лейтенанта Майка Стоуна
Барри Ньюман (англ.) — «Петроцелли (англ.)» за роль Энтони Дж. Петроцелли
1977 34-я Ричард Джордан — «Капитаны и короли (англ.)» за роль Джозефа Армага
Ник Нолти — «Богач, бедняк (англ.)» за роль Тома Джордаша
Телли Савалас — «Коджак (англ.)» за роль Тео Коджака
Питер Страусс (англ.) — «Богач, бедняк (англ.)» за роль Руди Джордаша
Ли Мэйджорс — «Человек на шесть миллионов долларов (англ.)» за роль Стива Остина
1978 35-я Эдвард Аснер — «Лу Грант» за роль Лу Гранта
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Джеймс Гарнер — «Досье детектива Рокфорда (англ.)» за роль Джима Рокфорда
Телли Савалас — «Коджак (англ.)» за роль Тео Коджака
Роберт Конрад (англ.) — «Блеяние чёрной овцы (англ.)» за роль майора Грега «Паппи» Бойингтона
1979 36-я Майкл Мориарти — «Холокост» за роль Эрика Доррифа
Эдвард Аснер — «Лу Грант» за роль Лу Гранта
Джеймс Гарнер — «Досье детектива Рокфорда (англ.)» за роль Джима Рокфорда
Ричард Хэтч — «Звёздный крейсер „Галактика“» за роль капитана Аполло
Майкл Лэндон — «Маленький домик в прериях» за роль Чарльза Ингэллса (англ.)
Джон Хаусман — «Записки Чейза (англ.)» за роль профессора Чарльза Кингсфилда-младшего
1980 37-я
Эдвард Аснер — «Лу Грант» за роль Лу Гранта
Ричард Чемберлен — «Столетие (англ.)» за роль Александра Маккига
Эрик Эстрада — «Калифорнийский дорожный патруль (англ.)» за роль офицера Фрэнсиса Ллевеллина «Понча» Пончерелло
Джеймс Гарнер — «Досье детектива Рокфорда (англ.)» за роль Джима Рокфорда
Мартин Шин — «Слепые амбиции (англ.)» за роль Джона Дина
Роберт Урих (англ.) — «Вегас (англ.)» за роль Дэна Тэнна
Роберт Вагнер — «Супруги Харт» за роль Джонатана Харта
Джон Хаусман — «Записки Чейза (англ.)» за роль профессора Чарльза Кингсфилда-младшего

1981—1990

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
1981 38-я
Ричард Чемберлен — «Сёгун» за роль Джона Блэкторна
Эдвард Аснер — «Лу Грант» за роль Лу Гранта
Ларри Хэгман — «Даллас» за роль Джей Ара Юинга
Роберт Урих (англ.) — «Вегас (англ.)» за роль Дэна Тэнна
Роберт Вагнер — «Супруги Харт» за роль Джонатана Харта
1982 39-я Дэниел Дж. Траванти — «Блюз Хилл стрит» за роль Фрэнка Фурилло
Эдвард Аснер — «Лу Грант» за роль Лу Гранта
Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Ларри Хэгман — «Даллас» за роль Джей Ара Юинга
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
1983 40-я
Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Ларри Хэгман — «Даллас» за роль Джей Ара Юинга
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
Дэниел Дж. Траванти — «Блюз Хилл стрит» за роль Фрэнка Фурилло
Роберт Вагнер — «Супруги Харт» за роль Джонатана Харта
1984 41-я Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Джеймс Бролин — «Отель» за роль Питера Макдермота
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
Дэниел Дж. Траванти — «Блюз Хилл стрит» за роль Фрэнка Фурилло
Роберт Вагнер — «Супруги Харт» за роль Джонатана Харта
1985 42-я
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
Джеймс Бролин — «Отель» за роль Питера Макдермота
Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Ларри Хэгман — «Даллас» за роль Джей Ара Юинга
Стэйси Кич — «Детектив Майк Хаммер (англ.)» за роль Майка Хаммера
Дэниел Дж. Траванти — «Блюз Хилл стрит» за роль Фрэнка Фурилло
1986 43-я
[[Файл:|90px]]
Дон Джонсон — «Полиция Майами» за роль детектива Джеймса «Сонни» Крокетта
Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
Филип Майкл Томас (англ.) — «Полиция Майами» за роль Риккардо Таббса
Дэниел Дж. Траванти — «Блюз Хилл стрит» за роль Фрэнка Фурилло
1987 44-я
Эдвард Вудворд (англ.) — «Уравнитель (англ.)» за роль Роберта Маккола
Уильям Дивэйн — «Тихая пристань» за роль Грега Самнера
Джон Форсайт — «Династия» за роль Блейка Кэррингтона
Дон Джонсон — «Полиция Майами» за роль детектива Джеймса «Сонни» Крокетта
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
1988 45-я
Ричард Кили — «Год жизни (англ.)» за роль Джои Гарднера
Гарри Гэмлин (англ.) — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Майкла Кузака
Том Селлек — «Частный детектив Магнум» за роль детектива Томаса Салливана Магнума
Майкл Такер (англ.) — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Стюарта Марковича
Эдвард Вудворд (англ.) — «Уравнитель (англ.)» за роль Роберта Маккола
1989 46-я
Рон Перлман — «Красавица и чудовище» за роль Винсента
Корбин Бернсен — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Эрни Беккера
Гарри Гэмлин (англ.) — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Майкла Кузака
Кэрролл О’Коннор — «Полуночная жара (англ.)» за роль Уильяма «Билла» Гиллеспи
Кен Уол (англ.) — «Умник» за роль Винсента «Винни» Террановы
1990 47-я
Кен Уол (англ.) — «Умник» за роль Винсента «Винни» Террановы
Корбин Бернсен — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Эрни Беккера
Гарри Гэмлин (англ.) — «Закон Лос-Анджелеса» за роль Майкла Кузака
Кэрролл О’Коннор — «Полуночная жара (англ.)» за роль Уильяма «Билла» Гиллеспи
Кен Олин — «Тридцать-с-чем-то» за роль Майкла Стидмана

1991—2000

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
1991 48-я
Кайл Маклахлен — «Твин Пикс» за роль Дэйла Купера
Скотт Бакула — «Квантовый скачок» за роль Сэма Беккетта (англ.)
Питер Фальк — «Коломбо» за роль лейтенанта Коломбо
Джеймс Эрл Джонс — «Пламя Гэбриэла (англ.)» за роль Гэбриэла Бирда
Кэрролл О’Коннор — «Полуночная жара (англ.)» за роль Уильяма «Билла» Гиллеспи
1992 49-я
Скотт Бакула — «Квантовый скачок» за роль Сэма Беккетта (англ.)
Марк Хэрмон — «Обоснованные сомнения (англ.)» за роль Дики Коба
Джеймс Эрл Джонс — «За и против (англ.)» за роль Гэбриэла Бирда
Роберт Морроу — «Северная сторона» за роль Джоэля Флейшмана
Кэрролл О’Коннор — «Полуночная жара (англ.)» за роль Уильяма «Билла» Гиллеспи
Сэм Уотерстон — «Я улечу (англ.)» за роль Форреста Бедфорда
1993 50-я
Сэм Уотерстон — «Я улечу (англ.)» за роль Форреста Бедфорда
Скотт Бакула — «Квантовый скачок» за роль Сэма Беккетта (англ.)
Марк Хэрмон — «Обоснованные сомнения (англ.)» за роль Дики Коба
Роберт Морроу — «Северная сторона» за роль Джоэля Флейшмана
Джейсон Пристли — «Беверли-Хиллз, 90210» за роль Брендона Уолша
1994 51-я
Дэвид Карузо — «Полиция Нью-Йорка» за роль Джона Келли (англ.)
Майкл Мориарти — «Закон и порядок» за роль Бенджамина Стоуна (англ.)
Роберт Морроу — «Северная сторона» за роль Джоэля Флейшмана
Кэрролл О’Коннор — «Полуночная жара (англ.)» за роль Уильяма «Билла» Гиллеспи
Том Скерритт — «Застава фехтовальщиков» за роль Джимми Брока
1995 52-я
Деннис Франц — «Полиция Нью-Йорка» за роль Энди Сиповича (англ.)
Мэнди Патинкин — «Надежда Чикаго» за роль Джеффри Гейгера
Джейсон Пристли — «Беверли-Хиллз, 90210» за роль Брендона Уолша
Том Скерритт — «Застава фехтовальщиков» за роль Джимми Брока
Сэм Уотерстон — «Закон и порядок» за роль Джека Маккоя (англ.)
1996 53-я
Джимми Смитс — «Полиция Нью-Йорка» за роль Бобби Симоне (англ.)
Дэниел Бензали (англ.) — «Одно убийство (англ.)» за роль Теодора Хоффмана (англ.)
Джордж Клуни — «Скорая помощь» за роль Дага Росса
Дэвид Духовны — «Секретные материалы» за роль Фокса Малдера
Энтони Эдвардс — «Скорая помощь» за роль Марка Грина
1997 54-я
Дэвид Духовны — «Секретные материалы» за роль Фокса Малдера
Джордж Клуни — «Скорая помощь» за роль Дага Росса
Энтони Эдвардс — «Скорая помощь» за роль Марка Грина
Лэнс Хенриксен — «Тысячелетие» за роль Фрэнка Блэка (англ.)
Джимми Смитс — «Полиция Нью-Йорка» за роль Бобби Симоне (англ.)
1998 55-я
Энтони Эдвардс — «Скорая помощь» за роль Марка Грина
Кевин Андерсон (англ.) — «Ничего святого (англ.)» за роль Франсиса Ксавье Рейно
Джордж Клуни — «Скорая помощь» за роль Дага Росса
Дэвид Духовны — «Секретные материалы» за роль Фокса Малдера
Лэнс Хенриксен — «Тысячелетие» за роль Фрэнка Блэка (англ.)
1999 56-я
Дилан Макдермотт — «Практика» за роль Бобби Доннелла
Дэвид Духовны — «Секретные материалы» за роль Фокса Малдера
Энтони Эдвардс — «Скорая помощь» за роль Марка Грина
Лэнс Хенриксен — «Тысячелетие» за роль Фрэнка Блэка (англ.)
Джимми Смитс — «Полиция Нью-Йорка» за роль Бобби Симоне (англ.)
2000 57-я
Джеймс Гандольфини — «Клан Сопрано» за роль Тони Сопрано
Билли Кэмпбелл (англ.) — «Опять и снова» за роль Рика Сэммлера
Роб Лоу — «Западное крыло» за роль Сэма Сиборна
Дилан Макдермотт — «Практика» за роль Бобби Доннелла (англ.)
Мартин Шин — «Западное крыло» за роль президента США Джосаи «Джеда» Бартлета

2001—2010

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
2001 58-я
Мартин Шин — «Западное крыло» за роль президента США Джосаи «Джеда» Бартлета
Роб Лоу — «Западное крыло» за роль Сэма Сиборна
Андре Брауэр — «Скрещивание Гидеона (англ.)» за роль доктора Бена Гидеона
Джеймс Гандольфини — «Клан Сопрано» за роль Тони Сопрано
Дилан Макдермотт — «Практика» за роль Бобби Доннела
2002 59-я
Кифер Сазерленд — «24 часа» за роль Джека Бауэра (англ.)
Саймон Бейкер — «Защитник» за роль Ника Фэллина
Джеймс Гандольфини — «Клан Сопрано» за роль Тони Сопрано
Питер Краузе — «Клиент всегда мёртв» за роль Нейта Фишера
Мартин Шин — «Западное крыло» за роль президента США Джосаи «Джеда» Бартлета
2003 60-я
Майкл Чиклис — «Щит» за роль Вика Мэкки (англ.)
Джеймс Гандольфини — «Клан Сопрано» за роль Тони Сопрано
Питер Краузе — «Клиент всегда мёртв» за роль Нейта Фишера
Мартин Шин — «Западное крыло» за роль президента США Джосаи «Джеда» Бартлета
Кифер Сазерленд — «24 часа» за роль Джека Боэра (англ.)
2004 61-я
Энтони Лапалья — «Без следа» за роль Джека Мэлоуна
Майкл Чиклис — «Щит» за роль Вика Мэкки
Уильям Петерсен — «C.S.I.: Место преступления» за роль Джила Гриссома (англ.)
Мартин Шин — «Западное крыло» за роль президента США Джосаи «Джеда» Бартлета
Кифер Сазерленд — «24 часа» за роль Джека Боэра (англ.)
2005 62-я
Иэн Макшейн — «Дэдвуд» за роль Эла Суиренгена (англ.)
Майкл Чиклис — «Щит» за роль Вика Мэкки (англ.)
Денис Лири — «Спаси меня» за роль Томми Гэвина (англ.)
Джулиан Макмэхон — «Части тела» за роль Кристиана Троя (англ.)
Джеймс Спейдер — «Юристы Бостона» за роль Алана Шора (англ.)
2006 63-я
Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Кифер Сазерленд — «24 часа» за роль Джека Боэра (англ.)
Патрик Дэмпси — «Анатомия страсти» за роль Дерека Шеперда (англ.)
Мэттью Фокс — «Остаться в живых» за роль Джека Шепарда
Вентворт Миллер — «Побег» за роль Майкла Скофилда
2007 64-я Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Патрик Дэмпси — «Анатомия страсти» за роль Дерека Шеперда (англ.)
Майкл Холл — «Декстер» за роль Декстера Моргана
Билл Пэкстон — «Большая любовь» за роль Билла Хенриксона (англ.)
Кифер Сазерленд — «24 часа» за роль Джека Боэра (англ.)
2008 65-я
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрэпера (англ.)
Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Майкл Холл — «Декстер» за роль Декстера Моргана
Билл Пэкстон — «Большая любовь» за роль Билла Хенриксона (англ.)
Джонатан Рис-Майерс — «Тюдоры» за роль короля Англии Генриха VIII
2009 66-я
Гэбриэл Бирн — «Лечение (англ.)» за роль Пола Уэстона (англ.)
Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Майкл Холл — «Декстер» за роль Декстера Моргана
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрэпера (англ.)
Джонатан Рис-Майерс — «Тюдоры» за роль короля Англии Генриха VIII
2010 67-я
Майкл Холл — «Декстер» за роль Декстера Моргана
Саймон Бейкер — «Менталист» за роль Патрика Джейна (англ.)
Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Билл Пэкстон — «Большая любовь» за роль Билла Хенриксона (англ.)
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрэпера (англ.)

2011—2016

Год Церемония Фотографии
лауреатов
Лауреаты и номинанты
2011 68-я
Стив Бушеми — «Подпольная империя» за роль Еноха «Наки» Томпсона
Брайан Крэнстон — «Во все тяжкие» за роль Уолтера Уайта
Хью Лори — «Доктор Хаус» за роль Грегори Хауса
Майкл Холл — «Декстер» за роль Декстера Моргана
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрэпера
2012 69-я
Келси Грэммер — «Босс» за роль Тома Кейна
Джереми Айронс — «Борджиа» за роль папы римского Александра VI
Стив Бушеми — «Подпольная империя» за роль Еноха «Наки» Томпсона
Брайан Крэнстон — «Во все тяжкие» за роль Уолтера Уайта
Дэмиэн Льюис — «Родина» за роль Николаса Броуди
2013 70-я Дэмиэн Льюис — «Родина» за роль Николаса Броуди
Стив Бушеми — «Подпольная империя» за роль Еноха «Наки» Томпсона
Джефф Дэниэлс — «Новости» за роль Уилла Макэвоя
Брайан Крэнстон — «Во все тяжкие» за роль Уолтера Уайта
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрейпера
2014 71-я
Брайан Крэнстон — «Во все тяжкие» за роль Уолтера Уайта
Лев Шрайбер — «Рэй Донован» за роль Рэя Донована
Майкл Шин — «Мастера секса» за роль Уильяма Мастерса
Кевин Спейси — «Карточный домик» за роль Фрэнсиса «Фрэнка» Андервуда
Джеймс Спейдер — «Чёрный список» за роль Рэймонда Рэддингтона
2015 72-я
Кевин Спейси — «Карточный домик» за роль Фрэнсиса «Фрэнка» Андервуда
Клайв Оуэн — «Больница Никербокер» за роль Джона «Тэка» Тэккери
Лев Шрайбер — «Рэй Донован» за роль Рэймонда «Рэя» Донована
Джеймс Спейдер — «Чёрный список» за роль Рэймонда «Рэда» Рэддингтона
Доминик Уэст — «Любовники» за роль Ноя Соллоуэя
2016 73-я
Джон Хэмм — «Безумцы» за роль Дона Дрейпера
Рами Малек — «Мистер Робот» за роль Эллиота Олдерсона
Вагнер Моура — «Нарко» за роль Пабло Эскобара
Боб Оденкёрк — «Лучше звоните Солу» за роль Сола Гудмана / Джимми Макгилла
Лев Шрайбер — «Рэй Донован» за роль Рэймонда «Рэя» Донована

Напишите отзыв о статье "Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль в телевизионном сериале — драма"

Ссылки

  • [www.goldenglobes.org/ Официальный сайт премии «Золотой глобус»] (англ.). [www.webcitation.org/65IaEj7NH Архивировано из первоисточника 8 февраля 2012].
  • [www.goldenglobes.org/browse/years GOLDEN GLOBE AWARDS: база данных по всем номинантам и победителям] (англ.). [www.webcitation.org/65l2Vw7tN Архивировано из первоисточника 27 февраля 2012].
  • [www.imdb.com/Sections/Awards/Golden_Globes_USA/ Премия «Золотой глобус»] (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль в телевизионном сериале — драма


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.