Премия «Локус» за лучший научно-фантастический роман
Поделись знанием:
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Премия «Локус» за лучший научно-фантастический роман (англ. Locus Award for Best Science Fiction Novel) присуждается журналом «Локус» за работы, опубликованные в предыдущем календарном году. Победитель выбирается по итогам голосования читателей журнала. Награда вручается на ежегодном сборе в Science Fiction Museum and Hall of Fame в Сиэтле, США во время которого победителям вручаются сертификаты[1]. Премия вручается с 1980 года. До этого вручалась премия «За лучший роман», но, начиная с 1980 года, была разделена на премию «За лучший научно-фантастический роман» и «За лучший роман в жанре фэнтези». В списке представлены победители и финалисты, набравшие больше всех голосов.
За 32-летнюю историю премии её получило 18 человек. Чаще всего становились победителями номинации Нил Стивенсон, Конни Уиллис и Дэн Симмонс — 4 раза. По 3 раза получали премию Дэвид Брин и Ким Стэнли Робинсон.
Лауреаты
1980-е
| Победители — выделены отдельным цветом. |
| Церемония | Фотографии лауреатов |
Победители и финалисты | Роман |
|---|---|---|---|
| 1980 | 
|
Джон Варли | «Титан» |
| Фредерик Пол | «Сын Кунга» | ||
| Артур Кларк | «Фонтаны рая» | ||
| Спайдер Робинсон, Джинн Робинсон | «Звёздный танец» | ||
| Томас Диш | «On Wings of Song» | ||
| 1981 | 
|
Джоан Виндж | «Снежная королева» |
| Фредерик Пол | «За синим горизонтом событий» | ||
| Ларри Нивен | «Инженеры Кольца» | ||
| Джон Варли | «Фея» | ||
| Грегори Бенфорд | «Timescape» | ||
| 1982 |
|
Джулиан Мэй | «Многоцветная Земля» |
| Джордж Мартин, Лиза Татл | «Гавань Ветров» | ||
| Кэролайн Черри | «Последняя база» | ||
| Ларри Нивен, Стивен Барнс | «Парк Грёз» | ||
| Клиффорд Саймак | «Проект „Ватикан“» | ||
| 1983 | 
|
Айзек Азимов | «Край Академии» |
| Артур Кларк | «2010: Одиссея Два» | ||
| Роберт Хайнлайн | «Фрайди» | ||
| Кэролайн Черри | «Гордость Шанур» | ||
| Дональд Кингсбери | «Courtship Rite» | ||
| 1984 | 
|
Дэвид Брин | «Звёздный прилив» |
| Айзек Азимов | «Роботы зари» | ||
| Джон Варли | «Millennium» | ||
| Брайан Олдисс | «Лето Гелликонии» | ||
| Норман Спинрад | «The Void Captain’s Tale» | ||
| 1985 | 
|
Ларри Нивен | «Интегральные деревья» |
| Джон Варли | «Демон» | ||
| Фредерик Пол | «Встреча с Хичи» | ||
| Сэмюэль Дилэни | «Stars in My Pocket Like Grains of Sand» | ||
| Кэролайн Черри | «Выбор Шанур» | ||
| 1986 |
|
Дэвид Брин | «Почтальон» |
| Орсон Скотт Кард | «Игра Эндера» | ||
| Ларри Нивен, Джерри Пурнелл | «Footfall» | ||
| Айзек Азимов | «Роботы и Империя» | ||
| Брайан Олдисс | «Зима Гелликонии» | ||
| 1987 | 
|
Орсон Скотт Кард | «Голос Тех, Кого Нет» |
| Дэвид Брин, Грегори Бенфорд | «The Heart of the Comet» | ||
| Уильям Гибсон | «Граф Ноль» | ||
| Маргарет Этвуд | «The handmaid’s tale» | ||
| Айзек Азимов | «Академия и Земля» | ||
| 1988 |
|
Дэвид Брин | «Война за Возвышение» |
| Джордж Алек Эффинджер | «When Gravity Fails» | ||
| Джин Вулф | «И явилось Новое Солнце» | ||
| Грег Бир | «Божья кузница» | ||
| Люциус Шепард | «Жизнь во время войны» | ||
| 1989 | 
|
Кэролайн Черри | «Сытин» |
| Уильям Гибсон | «Мона Лиза Овердрайв» | ||
| Брюс Стерлинг | «Islands in the Net» | ||
| Айзек Азимов | «Прелюдия к Академии» | ||
| Ким Стэнли Робинсон | «Золотое побережье» |
1990-е
| Церемония | Фотографии лауреатов |
Победители и финалисты | Роман |
|---|---|---|---|
| 1990 |
|
Дэн Симмонс | «Гиперион» |
| Кэролайн Черри | «Rimrunners» | ||
| Шерри Теппер | «Grass» | ||
| Грегори Бенфорд | «Tides of Light» | ||
| Джордж Алек Эффинджер | «A Fire in the Sun» | ||
| 1991 |
|
Дэн Симмонс | «Падение Гипериона» |
| Дэвид Брин | «Earth» | ||
| Грег Бир | «Queen of Angels» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Игра форов» | ||
| Терри Биссон | «Voyage to the Red Planet» | ||
| 1992 | 
|
Лоис Макмастер Буджолд | «Барраяр» |
| Орсон Скотт Кард | «Ксеноцид» | ||
| Эмма Булл | «Bone Dance» | ||
| Джоан Виндж | «The Summer Queen» | ||
| Энн Маккефри | «Все вейры Перна» | ||
| 1993 | 
|
Конни Уиллис | «Книга Страшного суда» |
| Ким Стэнли Робинсон | «Красный Марс» | ||
| Дэн Симмонс | «The Hollow Man» | ||
| Вернор Виндж | «Пламя над бездной» | ||
| Джон Варли | «Steel Beach» | ||
| 1994 | 
|
Ким Стэнли Робинсон | «Green Mars» |
| Грег Бир | «Moving Mars» | ||
| Нэнси Кресс | «Испанские нищие» | ||
| Уильям Гибсон | «Виртуальный свет» | ||
| Дэвид Брин | «Glory Season» | ||
| 1995 |
|
Лоис Макмастер Буджолд | «Танец отражений» |
| Октавия Батлер | «Parable of the Sower» | ||
| Кэролайн Черри | «Иноземец» | ||
| Джон Барнс | «Mother of Storms» | ||
| Нэнси Кресс | «Beggars and Choosers» | ||
| 1996 | 
|
Нил Стивенсон | «Алмазный век» |
| Дэвид Брин | «Риф яркости» | ||
| Кэролайн Черри | «Invader» | ||
| Грег Бир | «Legacy» | ||
| Стивен Бакстер | «Корабли времени» | ||
| 1997 |
|
Ким Стэнли Робинсон | «Blue Mars» |
| Дэн Симмонс | «Эндимион» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Память» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Цетаганда» | ||
| Брюс Стерлинг | «Священный огонь» | ||
| 1998 |
|
Дэн Симмонс | «Восход Эндимиона» |
| Ким Стэнли Робинсон | «Antarctica» | ||
| Джо Холдеман | «Проект „Юпитер“» | ||
| Терри Биссон, Уолтер Миллер | «Saint Leibowitz and the Wild Horse Woman» | ||
| Кэролайн Черри | «Finity’s End» | ||
| 1999 |
|
Конни Уиллис | «Не считая собаки» |
| Роберт Чарльз Уилсон | «Darwinia» | ||
| Роберт Силверберг | «Время „Икс“: Пришельцы» | ||
| Брюс Стерлинг | «Распад» | ||
| Джон Варли | «The Golden Globe» |
2000-е
| Церемония | Фотографии лауреатов |
Победители и финалисты | Роман |
|---|---|---|---|
| 2000 |
|
Нил Стивенсон | «Криптономикон» |
| Грег Бир | «Darwin’s Radio» | ||
| Вернон Виндж | «Глубина в небе» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Гражданская кампания» | ||
| Орсон Скотт Кард | «Тень Эндера» | ||
| 2001 | 
|
Урсула К. Ле Гуин | «Толкователи» |
| Грегори Бенфорд | «Eater» | ||
| Брюс Стерлинг | «Дух времени» | ||
| Джо Холдеман | «The Coming» | ||
| Джин Вулф | «In Green’s Jungles» | ||
| 2002 |
|
Конни Уиллис | «Passage» |
| Орсон Скотт Кард | «Тень Гегемона» | ||
| Роберт Чарльз Уилсон | «The Chronoliths» | ||
| Джин Вулф | «Return to the Whorl» | ||
| Кэролайн Черри | «Defender» | ||
| 2003 |
|
Ким Стэнли Робинсон | «The Years of Rice and Salt» |
| Дэвид Брин | «Глина» | ||
| Майкл Суэнвик | «Кости земл» | ||
| Аластер Рейнольдс | «Redemption Ark» | ||
| Аллен Стил | «Coyote» | ||
| 2004 |
|
Дэн Симмонс | «Илион» |
| Уильям Гибсон | «Распознавание образов» | ||
| Нил Стивенсон | «Ртуть» | ||
| Грег Бир | «Darwin’s Children» | ||
| Элизабет Мун | «The Speed of Dark» | ||
| 2005 |
|
Нил Стивенсон | «Смешенье» |
| Нил Стивенсон | «Система мира» | ||
| Чарльз Стросс | «Железный рассвет» | ||
| Кори Доктороу | «Eastern Standard Tribe» | ||
| Ким Стэнли Робинсон | «Forty Signs of Rain» | ||
| Иэн Бэнкс | «Алгебраист» | ||
| 2006 | 
|
Чарльз Стросс | «Accelerando» |
| Дэн Симмонс | «Олимп» | ||
| Роберт Чарльз Уилсон | «Спин» | ||
| Ким Стэнли Робинсон | «Fifty Degrees Below» | ||
| Кен Маклеод | «Learning the World: A Novel of First Contact» | ||
| 2007 | 
|
Вернор Виндж | «Конец радуг» |
| Питер Уоттс | «Ложная слепота» | ||
| Элизабет Бир | «Carnival» | ||
| Джо Уолтон | «Farthing» | ||
| Чарльз Стросс | «Glasshouse» | ||
| 2008 | 
|
Майкл Шейбон | «Союз еврейских полисменов» |
| Джо Холдеман | «The Accidental Time Machine» | ||
| Иен Макдональд | «Brasyl» | ||
| Чарльз Стросс | «Halting State» | ||
| Уильям Гибсон | «Страна призраков» | ||
| 2009 |
|
Нил Стивенсон | «Анафем» |
| Иэн Бэнкс | «Материя» | ||
| Грег Бир | «City at the End of Time» | ||
| Джо Холдеман | «Marsbound» | ||
| Чарльз Стросс | «Saturn’s Children» |
2010-е
| Церемония | Фотографии лауреатов |
Победители и финалисты | Роман |
|---|---|---|---|
| 2010 | 
|
Чери Прист | «Костотряс» |
| Кейдж Бейкер | «The Empress of Mars» | ||
| Нэнси Кресс | «Steal Across the Sky» | ||
| Ким Стэнли Робинсон | «Galileo’s Dream» | ||
| Роберт Чарльз Уилсон | «Julian Comstock: A Story of the 22nd Century» | ||
| 2011 |
|
Конни Уиллис | «Blackout» / «All Clear» |
| Иэн Бэнкс | «Surface Detail» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Криоожог» | ||
| Уильям Гибсон | «Zero History» | ||
| Иен Макдональд | «Дом дервиша» | ||
| 2012[2] | 
|
Чайна Мьевиль | «Посольский город» |
| Стивен Кинг | «11/22/63» | ||
| Джеймс Эс Эй Кори | «Пробуждение Левиафана» | ||
| Чарльз Стросс | «Rule 34» | ||
| Вернор Виндж | «Дети неба» | ||
| 2013[3] | 
|
Джон Скальци | «Люди в красном» |
| Ким Стэнли Робинсон | «2312» | ||
| Иэн Бэнкс | «The Hydrogen Sonata» | ||
| Лоис Макмастер Буджолд | «Союз капитана Форпатрила» | ||
| Джеймс Эс Эй Кори | «Война Калибана» | ||
| 2014[4] | 
|
Джеймс Эс Эй Кори | «Врата Абаддона» |
| Ким Стэнли Робинсон | «Shaman» | ||
| Чарльз Стросс | «Neptune’s Brood» | ||
| Маргарет Этвуд | «Maddaddam» | ||
| Карен Лорд | «The Best of All Possible Worlds» | ||
| 2015[5] | 
|
Энн Леки | «Меч правосудия» |
| Уильям Гибсон | «Периферийные устройства» | ||
| Лю Цысинь | «Проблема трёх тел» | ||
| Джон Скальци | «Lock In» | ||
| Джефф Вандермеер | «Зона Икс» | ||
| 2016[6] |
|
Энн Леки | «Ancillary Mercy» |
| Паоло Бачигалупи | «The Water Knife» | ||
| Ким Стенли Робинсон | «Аврора» | ||
| Нил Стивенсон | «Seveneves» | ||
| Джин Вулф | «A Borrowed Man» |
Напишите отзыв о статье "Премия «Локус» за лучший научно-фантастический роман"
Примечания
- ↑ [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Locus.html Locus Awards]. Проверено 2 января 2011. [www.webcitation.org/67rEqnrJS Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.locusmag.com/News/2012/06/locus-awards-2012-winners/ 2012 Locus Awards Winners]. Locus Publications. Проверено 24 октября 2012. [www.webcitation.org/6BvutdOZ5 Архивировано из первоисточника 5 ноября 2012].
- ↑ [www.locusmag.com/News/2013/06/locus-awards-winners/ Locus Awards Winners 2013]. Locus. Проверено 23 сентября 2013.
- ↑ [www.locusmag.com/News/2014/06/2014-locus-awards-winners-2/ 2014 Locus Awards Winners]. Locus Publications (28 June 2014). Проверено 12 сентября 2015.
- ↑ [www.locusmag.com/News/2015/05/2015-locus-awards-finalists/ 2015 Locus Awards Finalists]. Locus Publications (4 May 2015). Проверено 12 сентября 2015.
- ↑ [www.locusmag.com/News/2016/05/2016-locus-awards-finalists/ 2016 Locus Awards Finalists]. Locus Publications (3 May 2016). Проверено 20 июля 2016.
Ссылки
- [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Locus.html Сайт журнала Локус]
- [www.worldswithoutend.com/books_locus-sf_index.asp Список победивших и номинировавшихся произведений]
| ||||||||||||||||||||||||||||
|
Этот список входит в число избранных списков и порталов русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Премия «Локус» за лучший научно-фантастический роман
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
