Премия «Оскар» за лучшие визуальные эффекты
Поделись знанием:
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
Премия «Оскар» за лучшие визуальные эффекты ежегодно вручается Американской академией кинематографических искусств и наук за значимые достижения в области визуальных эффектов.
Данная категория была создана в 1939 году под названием «Лучшие специальные эффекты». В 1963 году категория были разделена на «Лучшие специальные визуальные эффекты» и «Лучшие звуковые эффекты». В 1972 году Академия перестала выдавать награды за лучшие визуальные эффекты, заменив их «Оскарами» за особые достижения, однако вскоре она вновь стала вручаться ежегодно. В 1978 году название категории было изменено на «Лучшие визуальные эффекты».
Содержание
Инжиниринг-эффекты
• Лауреаты выделены отдельным цветом.
На первой церемонии была вручена награда в категории «Инжиниринг-эффекты» (англ. Engineering Effects). Премия досталась инженеру-кинотехнику Рою Померою, осуществившему комбинированные съёмки сцен воздушных боёв в фильме «Крылья».
| Церемония | Лауреаты и номинанты | |
|---|---|---|
| • Рой Померой | «Крылья» | |
| • Ральф Хаммерас | номинация не связана с каким-либо конкретным фильмом | |
| • Наджент Слотер | никаких конкретных названий фильмов не было указано во время презентации, или в официальных документах, хотя по воспоминаниям академиков имя Наджента Слотера чаще всего упоминалось с фильмом «Певец джаза» | |
Специальная награда
В 1939 году 11 человек были удостоены «Специальной награды» за комбинированные съёмки и звуковые эффекты для фильма «Порождение севера».
| <center> 11-я (1939) | • Гордон Дженнингс, Ян Домела, Деверо Дженнингс, Ирмин Робертс, Арт Смит, Фарсиот Эдуарт, Лойал Григгс, Лорен Райдер, Гарри Миллс, Луис Х. Мезенкоп и Уолтер Оберст | За выдающиеся достижения в процессе комбинированных съёмок и создания звуковых эффектов для фильма студии Paramount — «Порождение севера» (англ.). За специальные эффекты — Гордон Дженнингс; ассистенты Ян Домела, Деверо Дженнингс, Ирмин Робертс и Арт Смит; за транспарантные съёмки — Фарсиот Эдуарт; ассистент Лойал Григгс; за звуковые эффекты — Лорен Райдер; ассистенты Гарри Миллс, Луис Х. Мезенкоп и Уолтер Оберст. (награждены памятными табличками) |
Лучшие специальные эффекты
В 1939 году была учреждена новая постоянная категория за «Лучшие специальные эффекты». Награды в данной номинации вручались с 1940 по 1963 год — как за визуальные (фотографические), так и за звуковые эффекты.
1940—1950
| Церемония | Постановщики спецэффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>12-я (1940) | • Фред Серсен, Эдмунд Х. Хансен | «Пришли дожди» |
| • Джек Косгроув, Фред Албин, Артур Джонс | «Унесённые ветром» | |
| • Рой Дэвидсон, Эдвин Си Хан | «Только у ангелов есть крылья» | |
| • Байрон Хэскин, Натан Левинсон | «Частная жизнь Елизаветы и Эссекса» | |
| • Рой Сирайт | «Топпер» | |
| • Фарсиот Эдуарт, Гордон Дженнингс, Лорен Райдер | «Юнион Пасифик» | |
| • А. Арнольд Гиллеспи, Дуглас Ширер | «Волшебник страны Оз» | |
| <center>13-я (1941) | • Лоуренс Батлер (фотографические эффекты), Джек Уитни (звуковые эффекты) | «Багдадский вор» |
| • Фред Серсен (фотографические эффекты), Эдмунд Х. Хансен (звуковые эффекты) | «Синяя птица» | |
| • А. Арнольд Гиллеспи (фотографические эффекты), Дуглас Ширер (звуковые эффекты) | «Шумный город» | |
| • Джон П. Фултон (фотографические эффекты), Бернард Б. Браун, Джозеф Лапис (звуковые эффекты) | «Парни из Сиракуз» | |
| • Гордон Дженнингс, Фарсиот Эдуарт (фотографические эффекты) | «Доктор Циклопус» | |
| • Пол Иглер (фотографические эффекты), Томас Т. Моултон (звуковые эффекты) | «Иностранный корреспондент» | |
| • Джон П. Фултон (фотографические эффекты), Бернард Б. Браун, Уильям Хеджкок (звуковые эффекты) | «Возвращение человека-невидимки» | |
| • Р. Т. Лейтон, Рэй Бингер (фотографические эффекты), Томас Т. Моултон (звуковые эффекты) | «Долгий путь домой» | |
| • Рой Сирайт (фотографические эффекты), Элмер Рагюс (звуковые эффекты) | «Миллион лет до нашей эры» | |
| • Джек Косгроув (фотографические эффекты), Артур Джонс (звуковые эффекты) | «Ребекка» | |
| • Байрон Хэскин (фотографические эффекты), Натан Левинсон (звуковые эффекты) | «Морской ястреб» | |
| • Вернон Л. Уокер (фотографические эффекты), Джон Аалберг (звуковые эффекты) | «Швейцарская семья Робинзонов» | |
| • Фарсиот Эдуарт, Гордон Дженнингс (фотографические эффекты), Лорен Райдер (звуковые эффекты) | «Тайфун» | |
| • Ховард Лайдекер, Уильям Брэдфорд, Эллис Дж. Тэкери (фотографические эффекты), Герберт Норш (звуковые эффекты) | «Женщины на войне» | |
| <center>14-я (1942) | • Фарсиот Эдуарт, Гордон Дженнингс (фотографические эффекты), Луис Х. Мезенкоп (звуковые эффекты) | «Мне нужны крылья» |
| • Фарсиот Эдуарт, Гордон Дженнингс (фотографические эффекты), Луис Х. Мезенкоп (звуковые эффекты) | «Алома Южных морей» | |
| • Байрон Хэскин (фотографические эффекты), Натан Левинсон (звуковые эффекты) | «Пикирующий бомбардировщик» (снят с номинации)</span>[1] | |
| «Морской волк»[1] | ||
| • А. Арнольд Гиллеспи (фотографические эффекты), Дуглас Ширер (звуковые эффекты) | «Авиазвено» | |
| • Джон П. Фултон (фотографические эффекты), Джон Д. Холл (звуковые эффекты) | «Девушка-невидимка» | |
| • Лоуренс Батлер (фотографические эффекты), Уильям Уилмарт (звуковые эффекты) | «Леди Гамильтон» | |
| • Рой Сирайт (фотографические эффекты), Элмер Рагюс (звуковые эффекты) | «Топпер возвращается» | |
| • Фред Серсен (фотографические эффекты), Эдмунд Х. Хансен (звуковые эффекты) | «Янки в королевских ВВС» | |
| <center>15-я (1943) | • Гордон Дженнингс, Фарсиот Эдуарт, Уильям Л. Перейра (фотографические эффекты), Луис Х. Мезенкоп (звуковые эффекты) | «Пожнёшь бурю» |
| • Фред Серсен (фотографические эффекты), Роджер Хеман ст., Джордж Леверетт (звуковые эффекты) | «Чёрный лебедь» | |
| • Байрон Хэскин (фотографические эффекты), Натан Левинсон (звуковые эффекты) | «Отчаянное путешествие» | |
| • Ховард Лайдекер (фотографические эффекты), Дэниэл Дж. Блумберг (звуковые эффекты) | «Летающие тигры» | |
| • Джон П. Фултон (фотографические эффекты), Бернард Б. Браун (звуковые эффекты) | «Невидимый агент» | |
| • Лоуренс Батлер (фотографические эффекты), Уильям Уилмарт (звуковые эффекты) | «Книга джунглей» | |
| • А. Арнольд Гиллеспи, Уоррен Ньюкомб (фотографические эффекты), Дуглас Ширер (звуковые эффекты) | «Миссис Минивер» | |
| • Вернон Л. Уокер (фотографические эффекты), Джеймс Г. Стюарт (звуковые эффекты) | «Флот не подведёт» | |
| • Рональд Ним (фотографические эффекты), Ч. К. Стивенс (звуковые эффекты) | «Один из наших самолётов не вернулся» | |
| • Джек Косгроув, Рэй Бингер (фотографические эффекты), Томас Т. Моултон (звуковые эффекты) | «Гордость янки» | |
| <center>16-я (1944) | • Фред Серсен (фотографические эффекты), Роджер Хеман ст. (звуковые эффекты) | «Опасное погружение» |
| • Ганс Ф. Конекэмп, Рекс Уимпи (фотографические эффекты), Натан Левинсон (звуковые эффекты) | «Военно-воздушные силы» | |
| • Вернон Л. Уокер (фотографические эффекты), Джеймс Г. Стюарт, Рой Грэнвилл (звуковые эффекты)</span> | «Бомбардир» | |
| • Кларенс Слайфер, Рэй Бингер (фотографические эффекты), Томас Т. Моултон (звуковые эффекты) | «Северная звезда» | |
| • Гордон Дженнингс, Фарсиот Эдуарт (фотографические эффекты), Джордж Даттон (звуковые эффекты) | «Сквозь гордость, тоску и утраты» | |
| • А. Арнольд Гиллеспи, Дональд Джараус (фотографические эффекты), Майкл Стейнор (звуковые эффекты) | «Готовься к бою» | |
| <center>17-я (1945) | • А. Арнольд Гиллеспи, Дональд Джараус, Уоррен Ньюкомб (фотографические эффекты), Дуглас Ширер (звуковые эффекты) | «Тридцать секунд над Токио» |
| • Пол Детлефсен, Джон Круз (фотографические эффекты), Натан Левинсон (звуковые эффекты) | «Приключения Марка Твена» | |
| • Вернон Л. Уокер (фотографические эффекты), Джеймс Г. Стюарт, Рой Грэнвилл (звуковые эффекты) | «Дни славы» | |
| • Дэвид Аллен, Рей Кори, Роберт Райт (фотографические эффекты), Рассел Малмгрен, Гарри Кусник (звуковые эффекты) | «Секретный приказ» | |
| • Джек Косгроув (фотографические эффекты), Артур Джонс (звуковые эффекты) | «С тех пор как вы ушли» | |
| • Гордон Дженнингс, Фарсиот Эдуарт (фотографические эффекты), Джордж Даттон (звуковые эффекты) | «История доктора Уоссела» | |
| • Фред Серсен (фотографические эффекты), Роджер Хеман ст. (звуковые эффекты) | «Вильсон» | |
| <center>18-я (1946) | • Джон П. Фултон (фотографические эффекты), Артур Джонс (звуковые эффекты) | «Чудо-человек» |
| • Фред Серсен, Сол Гэльперин (фотографические эффекты), Роджер Хеман ст., Гарри М. Леонард (звуковые эффекты) | «Капитан Эдди» | |
| • Джек Косгроув (фотографические эффекты) | «Заворожённый» | |
| • А. Арнольд Гиллеспи, Дональд Джараус, Роберт МакДональд (фотографические эффекты), Майкл Стейнор (звуковые эффекты) | «Они были незаменимыми» | |
| • Лоуренс Батлер (фотографические эффекты), Рэй Бомба (звуковые эффекты) | «Тысяча и одна ночь» | |
| <center>19-я (1947) | • Томас Ховард (специальные визуальные эффекты) | «Весёлое привидение» |
| • Уильям МакГанн (сп. визуальные эффекты), Натан Левинсон (сп. звуковые эффекты) | «Украденная жизнь» | |
| <center>20-я (1948) | • А. Арнольд Гиллеспи, Уоррен Ньюкомб (сп. визуальные эффекты), Дуглас Ширер, Майкл Стейнор (сп. звуковые эффекты) | «Улица Грин Долфин» |
| • Фарсиот Эдуарт, Деверо Дженнингс, Гордон Дженнингс, Уоллес Келли, Пол Лерпаэ (сп. визуальные эффекты), Джордж Даттон (сп. звуковые эффекты) | «Непобеждённый» | |
| <center>21-я (1949) | • Пол Иглер, Дж. МакМиллан Джонсон, Рассел Шерман, Кларенс Слайфер (сп. визуальные эффекты), Чарльз Фримен, Джеймс Г. Стюарт (сп. звуковые эффекты) | «Портрет Дженни» |
| • Ральф Хаммерас, Фред Серсен, Эдвард Снайдер (сп. визуальные эффекты), Роджер Хеман ст. (сп. звуковые эффекты) | «Глубокие воды» | |
| <center>22-я (1950) | • ARKO Productions | «Могучий Джо Янг» |
| • Walter Wanger Pictures | «Тулса» |
1951—1960
| Церемония | Постановщики спецэффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>23-я (1951) | • George Pal Productions | «Место назначения — Луна» |
| • Cecil B. DeMille Productions | «Самсон и Далила» | |
| <center>24-я (1952) | • Paramount | «Когда миры столкнутся» |
| <center>Без номинантов | ||
| <center>25-я (1953) | • Metro-Goldwyn-Mayer | «Плимутское приключение» |
| <center>Без номинантов | ||
| <center>26-я (1954) | • Paramount Studio | «Война миров» |
| <center>Без номинантов | ||
| <center>27-я (1955) | • Walt Disney Studios | «20 000 лье под водой» |
| • 20th Century-Fox Studio | «Ад в открытом море» | |
| • Warner Bros. Studio | «Они!» | |
| <center>28-я (1956) | • Paramount Studio | «Мосты у Токо-Ри» |
| • Associated British Picture Corporation, Ltd. | «Разрушители плотин» | |
| • 20th Century-Fox Studio | «Дожди Ранчипура» | |
| <center>29-я (1957) | • Джон П. Фултон | «Десять заповедей» |
| • А. Арнольд Гиллеспи, Ирвинг Дж. Риес, Уэсли Си Миллер | «Запретная планета» | |
| <center>30-я (1958) | • Уолтер Росси (звуковые эффекты) | «Под нами враг» |
| • Луис Личтенфилд (визуальные эффекты) | «Дух Сент-Луиса» | |
| <center>31-я (1959) | • Том Ховард (визуальные эффекты) | «Мальчик-с-пальчик» |
| • А. Арнольд Гиллеспи (визуальные эффекты), Гарольд Хамброк (звуковые эффекты) | «Пуск торпеды» | |
| <center>32-я (1960) | • А. Арнольд Гиллеспи, Роберт МакДональд (визуальные эффекты), Майло Б. Лори (звуковые эффекты) | «Бен-Гур» |
| • Л. Б. Эбботт, Джеймс Б. Гордон (визуальные эффекты), Карлтон У. Фолкнер (звуковые эффекты) | «Путешествие к центру Земли» | |
1961—1963
| Церемония | Постановщики спецэффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>33-я (1961) | • Джин Уоррен, Тим Баар (визуальные эффекты) | «Машина времени» |
| • Эй Дж. Ломан (визуальные эффекты) | «Последнее путешествие» | |
| <center>34-я (1962) | • Билл Уоррингтон (визуальные эффекты), Крис Гринхэм (звуковые эффекты) | «Пушки острова Наварон» |
| • Роберт А. Мэтти, Юстас Лисетт (визуальные эффекты) | «Отмороженный профессор» | |
| <center>35-я (1963) | • Роберт МакДональд (визуальные эффекты), Жак Момон (звуковые эффекты) | «Самый длинный день» |
| • А. Арнольд Гиллеспи (визуальные эффекты), Майло Б. Лори (звуковые эффекты) | «Мятеж на „Баунти“» |
Лучшие визуальные эффекты
С 1964 года премия за лучшие спецэффекты была разделена на 2 отдельные категории: «Лучшие звуковые эффекты» и «Лучшие специальные визуальные эффекты».
1964—1970
В 1964 году категория ещё носила своё старое название «лучшие спецэффекты», с 1965 по 1972 г. называлась «лучшие специальные визуальные эффекты».
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>36-я (1964) | • Эмиль Коса мл. | «Клеопатра» |
| • Аб Айверкс | «Птицы» | |
| <center>37-я (1965) | • Питер Элленшоу, Юстас Лисетт, Хэмильтон Ласки | «Мэри Поппинс» |
| • Джим Дэнфорт | «7 лиц доктора Лао» | |
| <center>38-я (1966) | • Джон Стеарс | «Шаровая молния» |
| • Дж. МакМиллан Джонсон | «Величайшая из когда-либо рассказанных историй» | |
| <center>39-я (1967) | • Арт Круйкшанк | «Фантастическое путешествие» |
| • Линвуд Дж. Данн | «Гавайи» | |
| <center>40-я (1968) | • Л. Б. Эбботт | «Доктор Дулиттл» |
| • Ховард Э. Андерсон мл., Альберт Уитлок | «Тобрук» | |
| <center>41-я (1969) | • Стэнли Кубрик | «Космическая одиссея 2001 года» |
| • Хэл Миллар, Дж. МакМиллан Джонсон | «Полярная станция „Зебра“» | |
| <center>42-я (1970) | • Робби Робертсон | «Потерянные» |
| • Эжен Лурье, Алекс Уэлдон | «Гибель на вулкане Кракатау» |
1971—1980
С 1973 года награды в данной категории заменялись «Премией за особые достижения» (англ. Special Achievement Award) с формулировой: за визуальные эффекты. С 1978 года категория носит название «лучшие визуальные эффекты»
• Лауреаты премии «За особые достижения» выделены отдельным цветом.
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>43-я (1971) | • А. Д. Флауэрс, Л. Б. Эбботт | «Тора! Тора! Тора!» |
| • Алекс Уэлдон | «Паттон» | |
| <center>44-я (1972) | • Алан Мейли, Юстас Лисетт, Дэнни Ли | «Набалдашник и метла» |
| • Джим Дэнфорт, Роджер Дикен | «Когда Землёй владели динозавры» | |
| <center>45-я (1973) | • Л. Б. Эбботт, А. Д. Флауэрс | «Приключение „Посейдона“» |
| <center>46-я (1974) | <center>Премия не присуждалась | |
| <center>47-я (1975) | • Фрэнк Брендел, Глен Робинсон, Альберт Уитлок | «Землетрясение» |
| <center>48-я (1976) | • Альберт Уитлок, Глен Робинсон | «Гинденбург» |
| <center>49-я (1977) | • Карло Рамбальди, Глен Робинсон, Франк Ван дер Веер | «Кинг-Конг» |
| • Л. Б. Эбботт, Глен Робинсон, Мэттью Юрисич | «Бегство Логана» | |
| <center>50-я (1978) | • Джон Стеарс, Джон Дайкстра, Ричард Эдланд, Грант Маккьюн, Роберт Блалак | «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда» |
| • Рой Арбогаст, Дуглас Трамбалл, Мэттью Юрисич, Грегори Джейн, Ричард Юрисич | «Близкие контакты третьей степени» | |
| <center>51-я (1979) | • Лес Боуи (посмертно), Колин Чилверс, Денис Н. Куп, Рой Филд, Дерек Меддингс, Зоран Перишич | «Супермен» |
| <center>52-я (1980) | • Ганс Руди Гигер, Карло Рамбальди, Брайан Джонсон, Ник Аллдер, Денис Эйлинг | «Чужой» |
| • Питер Элленшоу, Арт Круикшанк, Юстас Лисетт, Дэнни Ли, Харрисон Элленшоу, Джо Хейл | «Чёрная дыра» | |
| • Дерек Меддингс, Пол Уилсон, Джон Эванс | «Лунный гонщик» | |
| • Уильям Э. Фрейкер, А. Д. Флауэрс, Грегори Джейн | «Тысяча девятьсот сорок первый» | |
| • Дуглас Трамбалл, Джон Дайкстра, Ричард Юрисич, Роберт Суорт, Дэйв Стюарт, Грант Маккьюн | «Звёздный путь: Фильм» | |
1981—1990
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>53-я (1981) | • Брайан Джонсон, Ричард Эдланд, Деннис Мьюрен, Брюс Николсон | «Звёздные войны. Эпизод V: Империя наносит ответный удар» |
| <center>54-я (1982) | • Ричард Эдланд, Кит Уэст, Брюс Николсон, Джо Джонстон | «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега» |
| • Деннис Мьюрен, Фил Типпетт, Кен Ралстон, Брайан Джонсон | «Убийца дракона» | |
| <center>55-я (1983) | • Карло Рамбальди, Деннис Мьюрен, Кеннет Смит | «Инопланетянин» |
| • Дуглас Трамбалл, Ричард Юрисич, Дэвид Драйер | «Бегущий по лезвию» | |
| • Ричард Эдланд, Майкл Вуд, Брюс Николсон | «Полтергейст» | |
| <center>56-я (1984) | • Ричард Эдланд, Деннис Мьюрен, Кен Ралстон, Фил Типпетт | «Звёздные войны. Эпизод VI: Возвращение джедая» |
| <center>57-я (1985) | • Деннис Мьюрен, Майкл Дж. МакАлистер, Лорни Петерсон, Джордж Гиббс | «Индиана Джонс и храм судьбы» |
| • Ричард Эдланд, Джон Бруно, Марк Варго, Чак Гаспар | «Охотники за привидениями» | |
| • Ричард Эдланд, Нил Крепела, Джордж Дженсон, Марк Стетсон | «Космическая одиссея 2010» | |
| <center>58-я (1986) | • Кен Ралстон, Ральф Маккуорри, Скотт Фаррар, Дэвид Берри | «Кокон» |
| • Уилл Винтон, Иэн Уингроу, Зоран Перишич, Майкл Ллойд | «Возвращение в страну Оз» | |
| • Деннис Мьюрен, Кит Уэст, Джон Эллис, Дэвид Аллен | «Молодой Шерлок Холмс» | |
| <center>59-я (1987) | • Роберт Скотак, Стэн Уинстон, Джон Ричардсон, Сюзанн М. Бенсон | «Чужие» |
| • Лайл Конуэй, Брэн Феррен, Мартин Гаттеридж | «Магазинчик ужасов» | |
| • Ричард Эдланд, Джон Бруно, Гари Уоллер, Билл Нил | «Полтергейст 2: Обратная сторона» | |
| <center>60-я (1988) | • Деннис Мьюрен, Билл Джордж, Харли Джессуп, Кеннет Смит | «Внутреннее пространство» |
| • Джоэл Хайнек, Роберт М. Гринберг, Ричард Гринберг, Стэн Уинстон | «Хищник» | |
| <center>61-я (1989) | • Кен Ралстон, Ричард Уильямс, Эд Джонс, Джордж Гиббс | «Кто подставил кролика Роджера» |
| • Ричард Эдланд, Эл Ди Сарро, Брент Боатс, Тейн Моррис | «Крепкий орешек» | |
| • Деннис Мьюрен, Майкл Дж. МакАлистер, Фил Типпетт, Кристофер Эванс | «Уиллоу» | |
| <center>62-я (1990) | • Джон Бруно, Деннис Мьюрен, Хойт Йетмен, Деннис Скотак | «Бездна» |
| • Ричард Конуэй, Кент Хьюстон | «Приключения барона Мюнхгаузена» | |
| • Кен Ралстон, Майкл Лантьери, Джон Белл, Стив Гоули | «Назад в будущее 2» |
1991—2000
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>63-я (1991) | • Эрик Бревиг, Роб Боттин, Тим МакГоверн, Алекс Функе | «Вспомнить всё»[2] |
| <center>64-я (1992) | • Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Джин Уоррен мл., Роберт Скотак | «Терминатор 2: Судный день» |
| • Микаэль Саломон, Аллен Холл, Клэй Пинни, Скотт Фаррар | «Огненный вихрь» | |
| • Эрик Бревиг, Харли Джессуп, Марк Салливан, Майкл Лантьери | «Капитан Крюк» | |
| <center>65-я (1993) | • Кен Ралстон, Даг Чианг, Даглас Смит, Том Вудрафф мл. | «Смерть ей к лицу» |
| • Ричард Эдланд, Алек Гиллис, Том Вудрафф мл., Джордж Гиббс | «Чужой 3» | |
| • Майкл Л. Финк, Крэйг Баррон, Джон Бруно, Деннис Скотак | «Бэтмен возвращается» | |
| <center>66-я (1994) | • Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Фил Типпетт, Майкл Лантьери | «Парк юрского периода» |
| • Нил Крепела, Джон Ричардсон, Джон Бруно, Памела Исли | «Скалолаз» | |
| • Пит Козачик, Эрик Лейтон, Ариэль Веласко Шоу, Гордон Бэйкер | «Кошмар перед Рождеством» | |
| <center>67-я (1995) | • Кен Ралстон, Джордж Мёрфи, Стивен Розенбаум, Аллен Холл | «Форрест Гамп» |
| • Скотт Сквайрс, Стив Уильямс, Том Бертино, Джон Фархат | «Маска» | |
| • Джон Бруно, Томас Л. Фишер, Жак Строуис, Патрик Маккланг | «Правдивая ложь» | |
| <center>68-я (1996) | • Скотт Э. Андерсон, Чарльз Гибсон, Нил Скэнлэн, Джон Кокс | «Бэйб: Четвероногий малыш» |
| • Роберт Легато, Майкл Кэнфер, Лесли Эккер, Мэтт Суини | «Аполлон-13» | |
| <center>69-я (1997) | • Фолькер Энджел, Дуглас Смит, Клэй Пинни, Джо Вискосил | «День независимости» |
| • Скотт Сквайрс, Фил Типпетт, Джеймс Страус, Кит Уэст | «Сердце дракона» | |
| • Стефан Фангмейер, Джон Фрэйзьер, Хабиб Заргарпур, Генри ЛаБоунта | «Смерч» | |
| <center>70-я (1998) | • Роберт Легато, Марк Ласофф, Томас Л. Фишер, Майкл Кэнфер | «Титаник» |
| • Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Рэнди Дутра, Майкл Лантьери | «Парк Юрского периода: Затерянный мир» | |
| • Фил Типпетт, Скотт Э. Андерсон, Алек Гиллис, Джон Ричардсон | «Звёздный десант» | |
| <center>71-я (1999) | • Джоэл Хайнек, Николас Брукс, Стюарт Робертсон, Кевин Мак | «Куда приводят мечты» |
| • Ричард Р. Гувер, Патрик Маккланг, Джон Фрэйзьер | «Армагеддон» | |
| • Рик Бейкер, Хойт Йетмен, Аллен Холл, Джим Митчелл | «Могучий Джо Янг» | |
| <center>72-я (2000) | • Джон Гаэта, Янек Сиррс, Стив Картли, Джон Тум | «Матрица» |
| • Джон Нолл, Деннис Мьюрен, Скотт Сквайрс, Роб Коулмэн | «Звёздные войны. Эпизод I: Скрытая угроза» | |
| • Джон Дайкстра, Джером Чен, Генри Ф. Андерсон III, Эрик Аллард | «Стюарт Литтл» |
2001—2010
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>73-я (2001) | • Джон Нельсон, Нил Корбоулд, Тим Бёрк, Роберт Харви | «Гладиатор» |
| • Скотт Э. Андерсон, Крейг Хейс, Скотт Стокдик, Стэн Паркс | «Невидимка» | |
| • Стефан Фангмейер, Хабиб Заргарпур, Джон Фрэйзьер, Уолт Конти | «Идеальный шторм» | |
| <center>74-я (2002) | • Джим Ригель, Рэндалл Уильям Кук, Ричард Тейлор, Марк Стетсон | «Властелин колец: Братство Кольца» |
| • Деннис Мьюрен, Скотт Фаррар, Стэн Уинстон, Майкл Лантьери | «Искусственный разум» | |
| • Эрик Бревиг, Джон Фрэйзьер, Эд Хирш, Бен Сноу | «Пёрл-Харбор» | |
| <center>75-я (2003) | • Джим Ригель, Джо Леттери, Рэндалл Уильям Кук, Алекс Функе | «Властелин колец: Две крепости» |
| • Джон Дайкстра, Скотт Стокдик, Энтони Ламолинара, Джон Фрэйзьер | «Человек-паук» | |
| • Роб Коулмэн, Пабло Хелман, Джон Нолл, Бен Сноу | «Звёздные войны. Эпизод II: Атака клонов» | |
| <center>76-я (2004) | • Джим Ригель, Джо Леттери, Рэндалл Уильям Кук и Алекс Функе | «Властелин колец: Возвращение короля» |
| • Дэниел Судик, Стефан Фангмейер, Натан МакГиннесс и Роберт Стромберг | «Хозяин морей: На краю Земли» | |
| • Джон Нолл, Хэл Т. Хикель, Чарльз Гибсон и Терри Фрэйзи | «Пираты Карибского моря: Проклятие „Чёрной жемчужины“» | |
| <center>77-я (2005) | • Джон Дайкстра, Скотт Стокдик, Энтони Ламолинара и Джон Фрэйзьер | «Человек-паук 2» |
| • Роджер Гайетт, Тим Бёрк, Джон Ричардсон и Билл Джордж | «Гарри Поттер и узник Азкабана» | |
| • Джон Нельсон, Эндрю Р. Джонс, Эрик Нэш и Джо Леттери | «Я, робот» | |
| <center>78-я (2006) | • Джо Леттери, Брайан Ван’т Хул, Кристиан Риверс и Ричард Тейлор | «Кинг-Конг» |
| • Дин Райт, Билл Вестенхофер, Джим Берни и Скотт Фаррар | «Хроники Нарнии: Лев, колдунья и волшебный шкаф» | |
| • Деннис Мьюрен, Пабло Хелман, Рэнди Дутра и Дэниэл Судик | «Война миров» | |
| <center>79-я (2007) | • Джон Нолл, Хэл Т. Хикель, Чарльз Гибсон и Аллен Холл | «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца» |
| • Бойд Шермис, Ким Либрери, Час Джарретт и Джон Фрэйзьер | «Посейдон» | |
| • Марк Стетсон, Нил Корбоулд, Ричард Р. Гувер и Джон Тум | «Возвращение Супермена» | |
| <center>80-я (2008) | • Майкл Л. Финк, Билл Вестенхофер, Бен Моррис и Тревор Вуд | «Золотой компас» |
| • Джон Нолл, Хэл Т. Хикель, Чарльз Гибсон и Джон Фрэйзьер | «Пираты Карибского моря: На краю света» | |
| • Скотт Фаррар, Скотт Бенца, Расселл Эрл и Джон Фрэйзьер | «Трансформеры» | |
| <center>81-я (2009) | • Эрик Барба, Стив Приг, Бёрт Далтон и Крэйг Баррон | «Загадочная история Бенджамина Баттона» |
| • Ник Дэвис, Крис Корбоулд, Тимоти Уэббер и Пол Дж. Франклин | «Тёмный рыцарь» | |
| • Джон Нельсон, Бен Сноу, Дэниел Судик и Шэйн Махан | «Железный человек» | |
| <center>82-я (2010) | • Джо Леттери, Стивен Розенбаум, Ричард Бенехэм и Эндрю Р. Джонс | «Аватар» |
| • Дэн Кауфман, Питер Мюузерс, Роберт Хаброс и Мэтт Эйткен | «Район № 9» | |
| • Роджер Гайетт, Расселл Эрл, Пол Кавана и Бёрт Далтон | «Звёздный путь» |
2011—2016
| Церемония | Постановщики визуальных эффектов | Фильм |
|---|---|---|
| <center>83-я (2011) | • Пол Дж. Франклин, Крис Корбоулд, Эндрю Локли и Питер Бебб | «Начало» |
| • Кен Ралстон, Дэвид Шауб, Кэри Виллегас и Шон Филлипс | «Алиса в Стране чудес» | |
| • Тим Бёрк, Джон Ричардсон, Кристиан Манц и Николас Айтхади | «Гарри Поттер и Дары Смерти: часть 1» | |
| • Майкл Оуэнс, Брайан Грилл, Стефан Троянски и Джо Фаррелл | «Потустороннее» | |
| • Янек Сиррс, Бен Сноу, Гед Райт и Дэниел Судик | «Железный человек 2» | |
| <center>84-я (2012) | • Роб Легато, Джосс Уильямс, Бен Гроссманн и Алекс Хеннинг | «Хранитель времени» |
| • Тим Бёрк, Дэвид Викери, Грег Батлер и Джон Ричардсон | «Гарри Поттер и Дары Смерти: часть 2» | |
| • Эрик Нэш, Джон Розенгрант, Дэнни Гордон Тэйлор и Свен Гиллберг | «Живая сталь» | |
| • Джо Леттери, Дэн Леммон, Р. Кристофер Уайт и Дэниел Барретт | «Восстание планеты обезьян» | |
| • Скотт Фаррар, Скотт Бенца, Мэттью Батлер и Джон Фрэйзьер | «Трансформеры 3: Тёмная сторона Луны» | |
| <center>85-я (2013) | • Билл Вестенхофер, Гийом Рошерон, Эрик-Ян Де Бур и Дональд Р. Эллиотт | «Жизнь Пи» |
| • Джо Леттери, Эрик Сэйндон, Дэвид Клэйтон и Р. Кристофер Уайт | «Хоббит: Нежданное путешествие» | |
| • Янек Сиррс, Джефф Уайт, Гай Уильямс и Дэн Судик | «Мстители» | |
| • Ричард Стаммерс, Тревор Вуд, Чарли Хенли и Мартин Хилл | «Прометей» | |
| • Седрик Николас-Троян, Филип Бреннан, Нил Корбоулд и Майкл Доусон | «Белоснежка и охотник» | |
| <center>86-я (2014) | • Тим Уэббер, Крис Лоуренс, Дэйв Ширк и Нил Корбоулд | «Гравитация» |
| • Джо Леттери, Эрик Сэйндон, Дэвид Клэйтон и Эрик Рейнольдс | «Хоббит: Пустошь Смауга» | |
| • Кристофер Таунсенд, Гай Уильямс, Эрик Нэш и Дэн Судик | «Железный человек 3» | |
| • Тим Александр, Гэри Брозенич, Эдсон Уильямс и Джон Фрэйзьер | «Одинокий рейнджер» | |
| • Роджер Гайетт, Патрик Табач, Бен Гроссман и Бёрт Далтон | «Стартрек: Возмездие» | |
| <center>87-я (2015) | • Пол Франклин, Эндрю Локли, Иэн Хантер и Скотт Фишер | «Интерстеллар» |
| • Дэн Делийю, Рассел Эрл, Брайан Грилл и Дэн Судик | «Первый мститель: Другая война» | |
| • Джо Леттери, Дэн Леммон, Дэниел Барретт и Эрик Уинкист | «Планета обезьян: Революция» | |
| • Стефан Серетти, Николя Айтади, Джонатан Фокнер и Пол Корбоулд | «Стражи Галактики» | |
| • Ричард Стаммерс, Лу Пекора, Тим Кросби и Кэмерон Уолдбауэр | «Люди Икс: Дни минувшего будущего» | |
| <center>88-я (2016) | • Эндрю Уайтхёрст, Пол Норрис, Марк Ардингтон и Сара Беннетт | «Из машины» |
| • Эндрю Джексон, Том Вуд, Дэн Оливер и Энди Уильямс | «Безумный Макс: Дорога ярости» | |
| • Ричард Стаммерс, Андерс Ленглендс, Крис Лоуренс и Стивен Уорнер | «Марсианин» | |
| • Рич Макбрайд, Мэттью Шамвэй, Джейсон Смит и Кэмерон Уолдбауэр | «Выживший» | |
| • Роджер Гайетт, Патрик Табач, Нил Скэнлэн и Крис Корбоулд | «Звёздные войны: Пробуждение силы» |
Напишите отзыв о статье "Премия «Оскар» за лучшие визуальные эффекты"
Примечания
- ↑ 1 2 Первоначально (9 февраля) фильм «Пикирующий бомбардировщик» был объявлен кандидатом на премию 1942 года, но где-то между 10 и 19 февраля, фильм был удалён из списка номинантов и заменён фильмом «Морской волк», также производства студии Warner Bros и с теми же людьми, отвечающими за спецэффекты. Не существует никаких объяснений в записях, почему была произведена эта замена.
- ↑ Кандидатами (не номинантами) были фильмы: «Назад в будущее 3», «Дик Трейси» и «Привидение». [www.imdb.com/event/ev0000003/1991 IMDb (Oscar 1991)]
Ссылки
- [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/index.html Все церемонии награждения на официальном сайте Американской киноакадемии]
- [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных по всем номинантам и победителям] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Премия «Оскар» за лучшие визуальные эффекты
Элен засмеялась.В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
