Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана
Academy Award for Best Supporting Actor
Страна

США США

Награда за

выдающееся исполнение мужской роли второго плана

Учредитель

AMPAS

Основание

1937

Последний обладатель

Марк Райлэнс

Сайт

[www.oscars.org www.oscars.org]

Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана (англ. Academy Award for Best Supporting Actor, офиц. англ. Performance by an Actor in a Supporting Role[1]) — престижная награда Американской академии киноискусства, присуждаемая ежегодно и вручающаяся с 1937 года. Номинантов премии (не более пяти)[2] выдвигают путём тайного голосования по списку допущенных фильмов члены академии, сами являющиеся актёрами и актрисами. Победитель определяется общим голосованием всех активных пожизненных членов академии[3].

В 2016 году премии «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана удостоен Марк Райлэнс, исполнитель роли Рудольфа Абеля в фильме «Шпионский мост».





История

Премия в номинации «Лучшая мужская роль второго плана» вручается с 1937 года, ранее актёры второго плана участвовали в конкурсе наравне с исполнителями главных ролей[4][5]. Лайонел Берримор был признан лучшим актёром за исполнение второстепенной роли в фильме «Вольная душа» (1931)[6], а Франшо Тоун был номинирован на премию, сыграв роль второго плана в фильме «Мятеж на „Баунти“» (1935)[7].

До шестнадцатой церемонии победителям вручалась не статуэтка «Оскар», а табличка с уменьшенной копией статуэтки[8].

Первым лауреатом отдельной премии для актёров второго плана стал Уолтер Бреннан, получивший награду за роль в фильме «Приди и владей»[9]. Последним, «Оскара» в этой номинации получил во время 88-й церемонии Марк Райлэнс, сыгравший Рудольфа Абеля в фильме «Шпионский мост»[10].

Победители и номинанты

В списке приведены сведения о номинантах и победителях в соответствии с Academy Awards Database[11], сгруппированные по церемониям (годам) и десятилетиям. В таблицы включены имена актёров и названия фильмов с указанием ролей, за которые получена номинация.

Победители каждого года указаны первыми в списке, отмечены знаком «★» и выделены полужирным шрифтом на золотом фоне. Слева от списка номинантов располагаются фотографии лауреатов. Имена остальных номинантов приведены в алфавитном порядке.

1930-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
9-я (1937)
Уолтер Бреннан «Приди и владей» Свен Бостром
Миша Ауэр «Мой слуга Годфри» Карло
Бэзил Рэтбоун «Ромео и Джульетта» Тибальт
Аким Тамиров «Смерть генерала на рассвете» генерал Енг
Стюарт Эрвин «Кожаный парад» Эймос Додд
<center>10-я (1938)
Джозеф Шильдкраут «Жизнь Эмиля Золя» капитан Альфред Дрейфус
Ральф Беллами «Ужасная правда» Дэниэль Лисон
Томас Митчелл «Ураган» доктор Кёрсэйнт
Генри Байрон Уорнер «Потерянный горизонт» Чанг
Роланд Янг «Топпер» Космо Топпер
<center>11-я (1939)
Уолтер Бреннан «Кентукки» Питер Гудвин
Джон Гарфилд «Четыре дочери» Микки Борден
Джин Локхарт «Алжир» Регис
Роберт Морли «Мария-Антуанетта» король Людовик XVI
Бэзил Рэтбоун «Если бы я был королём» король Людовик XI

1940-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>12-я (1940)
Томас Митчелл «Дилижанс» доктор Джозиа Бун
Брайан Ахерн «Хуарес» император Максимилиан фон Габсбург
Брайан Донлеви «Красавчик Жест» сержант Маркофф
Гарри Кэри «Мистер Смит едет в Вашингтон» председатель Сената
Клод Рейнс «Мистер Смит едет в Вашингтон» сенатор Джозеф Пэйн
<center>13-я (1941)
Уолтер Бреннан «Человек с Запада» судья Рой Бин
Альберт Бассерманн «Иностранный корреспондент» Ван Мейер
Уильям Гарган «Они знали, что хотели» Джо
Джек Оуки «Великий диктатор» Напалони
Джеймс Стивенсон «Письмо» Говард Джойс
<center>14-я (1942)
Дональд Крисп «Как зелена была моя долина» мистер Морган
Уолтер Бреннан «Сержант Йорк» пастор Росьер Пиле
Джеймс Глисон «А вот и мистер Джордан» Макс Коркл
Сидни Гринстрит «Мальтийский сокол» Каспар Гутман
Чарльз Коберн «Дьявол и мисс Джонс» Джон П. Меррик
<center>15-я (1943)
Ван Хефлин «Джонни Игер» Джефф Хартнетт
Уильям Бендикс «Атолл Уэйк» Смэкси Рэндэлл
Фрэнк Морган «Квартал Тортилья-Флэт» Пират
Генри Трэверс «Миссис Минивер» мистер Баллард
Уолтер Хьюстон «Янки Дудл Денди» Джерри Коэн
<center>16-я (1944)
Чарльз Коберн «Чем больше, тем веселее» Бенджамин Дингл
Чарльз Бикфорд «Песня Бернадетт» отец Пейрамаль
Дж. Кэролл Нэйш «Сахара» Джузеппе
Клод Рейнс «Касабланка» капитан Луи Рено
Аким Тамиров «По ком звонит колокол» Пабло
<center>17-я (1945)
Барри Фицджеральд «Идти своим путём» отец Фицгиббон
Монти Вулли «С тех пор как вы ушли» полковник Смоллетт
Хьюм Кронин «Седьмой крест» Пол Родер
Клод Рейнс «Мистер Скеффингтон» Джоб Скеффингтон
Клифтон Уэбб «Лора» Уолдо Лайдеккер
<center>18-я (1946)
Джеймс Данн «Дерево растёт в Бруклине» Джонни Нолан
Джон Долл «Кукуруза зелёная» Морган Эванс
Роберт Митчем «История рядового Джо» лейтенант Уокер
Дж. Кэролл Нэйш «Орден для Бенни» Чарли Мартин
Михаил Чехов «Заворожённый» Алекс Брюлов
<center>19-я (1947)
Гарольд Рассел «Лучшие годы нашей жизни» Гомер Пэрриш
Уильям Демарест «История Джолсона» Стив Мартин
Чарльз Коберн «Юные годы» Александр Гоу
Клод Рейнс «Дурная слава» Александр Себастьян
Клифтон Уэбб «Остриё бритвы» Эллиотт Темплтон
<center>20-я (1948)
Эдмунд Гвенн «Чудо на 34-й улице» Крис Крингл
Чарльз Бикфорд «Дочь фермера» Клэнси
Томас Гомес «Розовая лошадь» Панчо
Роберт Райан «Перекрёстный огонь» Монтгомери
Ричард Уидмарк «Поцелуй смерти» Томми Удо
<center>21-я (1949)
Уолтер Хьюстон «Сокровища Сьерра-Мадре» Говард
Чарльз Бикфорд «Джонни Белинда» Блэк Макдональд
Сесил Келлауэй «Удача ирландца» Хорас
Хосе Феррер «Жанна д’Арк» король Карл VII
Оскар Хомолка «Я помню маму» дядя Крис

1950-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>22-я (1950)
Дин Джаггер «Вертикальный взлёт» Харви Стовелл
Джон Айрленд «Вся королевская рать» Джек Бёрден
Артур Кеннеди «Чемпион» Конни Келли
Ральф Ричардсон «Наследница» доктор Остин Слопер
Джеймс Уитмор «Поле битвы» Кинни
<center>23-я (1951)
Джордж Сандерс «Всё о Еве» Эддисон Де Витт
Джефф Чендлер «Сломанная стрела» Кочайз
Эдмунд Гвенн «Мистер 880» Скиппер Миллер
Сэм Джаффе «Асфальтовые джунгли» доктор Эрвин Риденшнайдер
Эрих фон Штрогейм «Бульвар Сансет» Макс фон Майерлинг
<center>24-я (1952)
Карл Молден «Трамвай „Желание“» Митч
Лео Генн «Камо грядеши» Петроний
Кевин Маккарти «Смерть коммивояжёра» Бифф Ломан
Питер Устинов «Камо грядеши» Нерон
Гиг Янг «Налей ещё» Бойд Коупленд
<center>25-я (1953)
Энтони Куинн «Вива Сапата!» Эуфемио Сапата
Ричард Бёртон «Моя кузина Рэйчел» Филип Эшли
Артур Ханникатт «Огромное небо» Зеб Кэллоуэй
Виктор Маклаглен «Тихий человек» Уилл Данахер
Джек Пэланс «Внезапный страх» Лестер Блейн
<center>26-я (1954)
Фрэнк Синатра «Отныне и во веки веков» Анжело Маджо
Эдди Альберт «Римские каникулы» Ирвинг Радович
Брэндон Де Уайльд «Шейн» Джоуи Стэррэтт
Джек Пэланс «Шейн» Джек Уилсон
Роберт Штраусс «Лагерь для военнопленных № 17» Станислав «Зверюга» Казава
<center>27-я (1955)
Эдмонд О’Брайен «Босоногая графиня» Оскар Малдун
Ли Джей Кобб «В порту» Джонни Френдли
Карл Молден «В порту» отец Барри
Род Стайгер «В порту» Джек Уилсон
Том Талли «Бунт на „Кейне“» капитан Де Фрисс
<center>28-я (1956)
Джек Леммон «Мистер Робертс» лейтенант Палвер
Артур Кеннеди «Процесс» Барни Касл
Джо Мэнтелл «Марти» Энжи
Сэл Минео «Бунтарь без причины» Джон Кроуфорд
Артур О’Коннелл «Пикник» Ховард Биванс
<center>29-я (1957)
Энтони Куинн «Жажда жизни» Поль Гоген
Дон Мюррей «Автобусная остановка» Бо
Энтони Перкинс «Дружеское увещевание» Джош Бёрдуэлл
Микки Руни «Дерзкий и смелый» Дули
Роберт Стэк «Слова, написанные на ветру» Кайл Хэдли
<center>30-я (1958)
Рэд Баттонс «Сайонара» Джо Келли
Витторио Де Сика «Прощай, оружие!» майор Алессандро Ринальди
Сэссю Хаякава «Мост через реку Квай» полковник Саито
Артур Кеннеди «Пэйтон Плейс» Лукас Кросс
Расс Тэмблин «Пэйтон Плейс» Норман Пэйдж
<center>31-я (1959)
Бёрл Айвз «Большая страна» Руфус Хэннесси
Теодор Байкель «Не склонившие головы» шериф Макс Маллер
Ли Джей Кобб «Братья Карамазовы» Фёдор Карамазов
Артур Кеннеди «И подбежали они» Фрэнк Хёрш
Гиг Янг «Любимец учителя» доктор Хьюго Пайн

1960-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>32-я (1960)
Хью Гриффит «Бен-Гур» шейх Ильдерим
Роберт Вон «Молодые филадельфийцы» Честер Гуинн
Артур О’Коннелл «Анатомия убийства» Парнелл Эмметт Маккарти
Джордж К. Скотт «Анатомия убийства» Клод Дансер
Эд Уинн «Дневник Анны Франк» Альберт Дюссель
<center>33-я (1961)
Питер Устинов «Спартак» Лентул Батиат
Джек Крашен «Квартира» доктор Дрейфус
Сэл Минео «Исход» Дов Ландау
Чилл Уиллс «Форт Аламо» пчеловод
Питер Фальк «Корпорация „Убийство“» Эйб Релес
<center>34-я (1962)
Джордж Чакирис «Вестсайдская история» Бернардо
Джеки Глисон «Мошенник» Минесотта Фэтс
Монтгомери Клифт «Нюрнбергский процесс» Рудольф Петерсон
Джордж К. Скотт «Мошенник» Берт Гордон
Питер Фальк «Пригоршня чудес» Джой Бой
<center>35-я (1963)
Эд Бегли «Сладкоголосая птица юности» Том «Босс» Финли
Виктор Буоно «Что случилось с Бэби Джейн?» Эдвин Флэгг
Телли Савалас «Любитель птиц из Алькатраса» Фето Гомес
Теренс Стэмп «Билли Бадд» Билли Бадд
Омар Шариф «Лоуренс Аравийский» Шериф Али ибн эль Кариш
<center>36-я (1964)
Мелвин Дуглас «Хад» Гомер Бэннон
Ник Адамс «Сумерки чести» Бен Браун
Хью Гриффит «Том Джонс» сквайр Уэстерн
Бобби Дарин «Капитан Ньюмэн, доктор медицины» Джим Томпкинс
Джон Хьюстон «Кардинал» кардинал Гленнон
<center>37-я (1965)
Питер Устинов «Топкапи» Артур Симпсон
Джон Гилгуд «Бекет» король Луи VII
Эдмонд О’Брайен «Семь дней в мае» Рэймонд Кларк
Ли Трейси «Самый достойный» президент Арт Хокстадер
Стэнли Холлоуэй «Моя прекрасная леди» Альфред П. Дулиттл
<center>38-я (1966)
Мартин Болсам «Тысяча клоунов» Арнольд Бёрнс
Йен Бэннен «Полёт Феникса» Кроу
Майкл Данн «Корабль дураков» сенатор Глоккен
Том Кортни «Доктор Живаго» Паша Антипов / Стрельников
Фрэнк Финлей «Отелло» Яго
<center>39-я (1967)
Уолтер Маттау «Азарт удачи» Уилли Гингрич
Мако «Песчаная галька» По-Ан
Джеймс Мэйсон «Девчонка Джорджи» Джеймс Лимингтон
Джордж Сигал «Кто боится Вирджинии Вулф?» Ник
Роберт Шоу «Человек на все времена» король Генрих VIII
<center>40-я (1968)
Джордж Кеннеди «Хладнокровный Люк» Драглайн
Джон Кассаветис «Грязная дюжина» Виктор Франко
Сесил Келлауэй «Угадай, кто придёт к обеду?» Майк Райан
Майкл Дж. Поллард «Бонни и Клайд» С. В. Мосс
Джин Хэкмен «Бонни и Клайд» Бак Бэрроу
<center>41-я (1969)
Джек Альбертсон «Если бы не розы» Джон Клирли
Сеймур Кэссел «Лица» Чет
Дэниел Мэсси «Звезда!» Ноэл Кауард
Джек Уайлд «Оливер!» Артфул Доджер
Джин Уайлдер «Продюсеры» Лео Блум

1970-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>42-я (1970)
Гиг Янг «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» Рокки
Эллиотт Гулд «Боб и Кэролл, Тед и Элис» Тед Хендерсон
Руперт Кросс «Воры» Нед Маккэслин
Энтони Куэйл «Анна на тысячу дней» кардинал Томас Уолси
Джек Николсон «Беспечный ездок» Джордж Хэнсон
<center>43-я (1971)
Джон Миллс «Дочь Райана» Майкл
Дэн Джордж «Маленький большой человек» Старая Кожаная Палатка
Ричард Кастеллано «Любовники и другие незнакомцы» Фрэнк Веккьо
Джон Марли «История любви» Фил Кавиллери
Джин Хэкмен «Я никогда не пел отцу» Джин Гэррисон
<center>44-я (1972)
Бен Джонсон «Последний киносеанс» Сэм
Джефф Бриджес «Последний киносеанс» Дуэйн Джексон
Ричард Джекел «Порою нестерпимо хочется…» Джо Бен Стэмпер
Леонард Фрей «Скрипач на крыше» Мотл
Рой Шайдер «Французский связной» Бадди Руссо
<center>45-я (1973)
Джоэл Грей «Кабаре» конферансье
Эдди Альберт «Разбивающий сердца» мистер Коркоран
Роберт Дюваль «Крёстный отец» Том Хэген
Джеймс Каан «Крёстный отец» Сонни Корлеоне
Аль Пачино «Крёстный отец» Майкл Корлеоне
<center>46-я (1974)
Джон Хаусман «Бумажная погоня» профессор Кингсфилд
Винсент Гардения «Бей в барабан медленно» Датч Шнелл
Джек Гилфорд «Спасите тигра» Фил Грин
Рэнди Куэйд «Последний наряд» Ларри Мидоус
Джейсон Миллер «Изгоняющий дьявола» отец Дэмиэн Каррас
<center>47-я (1975)
Роберт Де Ниро «Крёстный отец, часть II» Вито Корлеоне
Фред Астер «Ад в поднебесье» Харли Клэйборн
Джефф Бриджес «Громобой и Быстроножка» Быстроножка
Майкл В. Гаццо «Крёстный отец, часть II» отец Фрэнки Пентанжели
Ли Страсберг «Крёстный отец, часть II» Хаймен Рот
<center>48-я (1976)
Джордж Бёрнс «Солнечные мальчики» Эл Льюис
Брэд Дуриф «Пролетая над гнездом кукушки» Билли Биббит
Бёрджесс Мередит «День саранчи» Гарри
Крис Сарандон «Собачий полдень» Леон
Джек Уорден «Шампунь» Лестер Карр
<center>49-я (1977)
Джейсон Робардс «Вся президентская рать» Бен Брэдли
Нэд Битти «Телесеть» Артур Дженсен
Бёрджесс Мередит «Рокки» Микки
Лоуренс Оливье «Марафонец» доктор Кристиан Шелл
Бёрт Янг «Рокки» Поли
<center>50-я (1978) Джейсон Робардс «Джулия» Дэшил Хэммет
Михаил Барышников «Поворотный пункт» Юрий Копейкин
Алек Гиннесс «Звёздные войны» Оби-Ван Кеноби
Питер Ферт «Эквус» Алан Стрэнг
Максимилиан Шелл «Джулия» Джоэнн
<center>51-я (1979)
Кристофер Уокен «Охотник на оленей» Ник
Брюс Дерн «Возвращение домой» капитан Боб Хайд
Ричард Фарнсуорт «Приближается всадник» Доджер
Джон Хёрт «Полуночный экспресс» Макс
Джек Уорден «Небеса могут подождать» Макс Коркл

1980-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>52-я (1980)
Мелвин Дуглас «Будучи там» Бенджамин Рэнд
Роберт Дюваль «Апокалипсис сегодня» подполковник Килгор
Фредерик Форрест «Роза» Дайер
Джастин Генри «Крамер против Крамера» Билли Крамер
Микки Руни «Чёрный жеребец» Генри Дэйли
<center>53-я (1981)
Тимоти Хаттон «Обыкновенные люди» Конрад Джерретт
Джадд Хирш «Обыкновенные люди» доктор Бергер
Майкл О’Киф «Великий Сантини» Бен Мичум
Джо Пеши «Бешеный бык» Джоуи Ламотт
Джейсон Робардс «Мелвин и Говард» Говард Хьюз
<center>54-я (1982)
Джон Гилгуд «Артур» Хобсон
Джеймс Коко «Только когда я смеюсь» Джимми Перри
Иэн Холм «Огненные колесницы» Сэм Муссабини
Джек Николсон «Красные» Юджин О’Нил
Говард Роллинз «Рэгтайм» Джон Колхаус Уокер-младший
<center>55-я (1983)
Луис Госсетт-младший «Офицер и джентльмен» сержант Эмиль Фоули
Чарльз Дёрнинг «Лучший бордель в Техасе» губернатор
Джон Литгоу «Мир по Гарпу» Роберта Малдун
Джеймс Мэйсон «Вердикт» Эдвард Конкэннон
Роберт Престон «Виктор/Виктория» Тодди
<center>56-я (1984)
Джек Николсон «Язык нежности» Гарретт Бридлав
Чарльз Дёрнинг «Быть или не быть» полковник Эрхардт
Джон Литгоу «Язык нежности» Сэм Бёрнс
Сэм Шепард «Парни что надо» Чак Йегер
Рип Торн «Кросс-Крик» Марш Тёрнер
<center>57-я (1985)
Хенг С. Нгор «Поля смерти» Дит Пран
Адольф Сизар «История солдата» сержант Уэйтерс
Джон Малкович «Места в сердце» мистер Уилл
Пэт Морита «Малыш-каратист» мистер Мияги
Ральф Ричардсон (посмертно) «Грейстоук: Легенда о Тарзане, повелителе обезьян» граф Грейстоук
<center>58-я (1986)
Дон Амичи «Кокон» Арт Селвин
Клаус Мария Брандауэр «Из Африки» барон Брор фон Бликсен
Уильям Хикки «Честь семьи Прицци» Дон Соррадо Прицци
Роберт Лоджа «Зазубренное лезвие» Сэм Рэнсом
Эрик Робертс «Поезд-беглец» Бак
<center>59-я (1987)
Майкл Кейн «Ханна и её сёстры» Эллиотт
Том Беренджер «Взвод» сержант Барнс
Уиллем Дефо «Взвод» сержант Элайас
Денхолм Эллиотт «Комната с видом» мистер Эмерсон
Деннис Хоппер «Ребята из Индианы» Уилбур «Стрелок» Флэтч
<center>60-я (1988)
Шон Коннери «Неприкасаемые» Джим Мэлоун
Альберт Брукс «Телевизионные новости» Аарон Алтман
Морган Фримен «Уличный парень» Фаст Блэк
Винсент Гардения «Власть луны» Космо Касторини
Дензел Вашингтон «Клич свободы» Стив Бико
<center>61-я (1989)
Кевин Клайн «Рыбка по имени Ванда» Отто
Алек Гиннесс «Крошка Доррит» Уильям Доррит
Мартин Ландау «Такер: человек и его мечта» Эйб Карац
Ривер Феникс «Бег на месте» Дэнни Поуп / Майкл Менфилд
Дин Стоквелл «Замужем за мафией» Тони «Тигр» Руссо

1990-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>62-я (1990)
Дензел Вашингтон «Слава» рядовой Трип
Дэнни Айелло «Делай, как надо!» Сэл
Дэн Эйкройд «Шофёр мисс Дэйзи» Були Уэртан
Марлон Брандо «Сухой белый сезон» Иэн Маккензи
Мартин Ландау «Преступления и проступки» Джуда Розенталь
<center>63-я (1991)
Джо Пеши «Славные парни» Томми Де Вито
Брюс Дэвисон «Близкий друг» Дэвид
Энди Гарсиа «Крёстный отец 3» Винсент Манчини
Грэм Грин «Танцующий с волками» Бьющаяся Птица
Аль Пачино «Дик Трейси» Альфонс Каприз
<center>64-я (1992)
Джек Пэланс «Городские пижоны» Кёрли
Томми Ли Джонс «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе» Клэй Шоу
Харви Кейтель «Багси» Микки Коэн
Бен Кингсли «Багси» Меер Лански
Майкл Лернер «Бартон Финк» Джек Липник
<center>65-я (1993)
Джин Хэкмен «Непрощённый» Билл Дэджет-младший
Джей Дэвидсон «Жестокая игра» Дил
Джек Николсон «Несколько хороших парней» Натан Р. Джессеп
Аль Пачино «Американцы» Рикки Рома
Дэвид Пэймер «Мистер субботний вечер» Стэн
<center>66-я (1994)
Томми Ли Джонс «Беглец» Сэмюэл Джерард
Леонардо Ди Каприо «Что гложет Гилберта Грэйпа» Эрни Грэйп
Рэйф Файнс «Список Шиндлера» Амон Гёт
Джон Малкович «На линии огня» Митч О’Лири
Пит Постлетуэйт «Во имя отца» Джузеппе Конлон
<center>67-я (1995)
Мартин Ландау «Эд Вуд» Бела Лугоши
Сэмюэл Л. Джексон «Криминальное чтиво» Джулс Уиннфилд
Чезз Палминтери «Пули над Бродвеем» Чич
Пол Скофилд «Телевикторина» Марк Ван Дорен
Гэри Синиз «Форрест Гамп» лейтенант Дэн
<center>68-я (1996)
Кевин Спейси «Подозрительные лица» Роджер «Болтун» Кинт
Джеймс Кромвелл «Бэйб: Четвероногий малыш» Артур Хоггетт
Эд Харрис «Аполлон-13» Джин Кранц
Брэд Питт «12 обезьян» Джеффри Гойнс
Тим Рот «Роб Рой» Арчибальд Каннингем
<center>69-я (1997)
Кьюба Гудинг-младший «Джерри Магуайер» Род Тидуэлл
Уильям Х. Мэйси «Фарго» Джерри Лундегаард
Армин Мюллер-Шталь «Блеск» Питер Хельфготт
Эдвард Нортон «Первобытный страх» Аарон Стэмплер
Джеймс Вудс «Призраки Миссисипи» Байрон де ла Беквит
<center>70-я (1998)
Робин Уильямс «Умница Уилл Хантинг» Шон Магуайр
Роберт Форстер «Джеки Браун» Макс Черри
Энтони Хопкинс «Амистад» Джон Куинси Адамс
Грег Киннир «Лучше не бывает» Саймон Бишоп
Бёрт Рейнольдс «Ночи в стиле буги» Джек Хорнер
<center>71-я (1999)
Джеймс Коберн «Скорбь» Глен Уайтхауc
Роберт Дюваль «Гражданский иск» Джером Фэчер
Эд Харрис «Шоу Трумана» Кристоф
Джеффри Раш «Влюблённый Шекспир» Филип Хенслоу (англ.)
Билли Боб Торнтон «Простой план» Джейкоб Митчелл

2000-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>72-я (2000)
Майкл Кейн «Правила виноделов» доктор Уилбер Ларч
Том Круз «Магнолия» Фрэнк Мэки
Майкл Кларк Дункан «Зелёная миля» Джон Коффи
Джуд Лоу «Талантливый мистер Рипли» Дикки Гринлиф
Хэйли Джоэл Осмент «Шестое чувство» Коул Сиэр
<center>73-я (2001)
Бенисио дель Торо «Траффик» полицейский Хавьер Родригес
Джефф Бриджес «Претендент» президент Джексон Эванс
Уиллем Дефо «Тень вампира» Макс Шрек
Альберт Финни «Эрин Брокович» Эд Мэзри
Хоакин Феникс «Гладиатор» Коммод
<center>74-я (2002)
Джим Бродбент «Айрис» Джон Бейли
Итан Хоук «Тренировочный день» Джейк Хойт
Бен Кингсли «Сексуальная тварь» Дон Логан
Иэн Маккеллен «Властелин колец: Братство Кольца» Гэндальф
Джон Войт «Али» Говард Коселл
<center>75-я (2003)
Крис Купер «Адаптация» Джон Ларош
Эд Харрис «Часы» Ричард Браун
Пол Ньюман «Проклятый путь» Джон Руни
Джон Рейли «Чикаго» Эмос Харт
Кристофер Уокен «Поймай меня, если сможешь» Фрэнк Эбигнейл-старший
<center>76-я (2004)
Тим Роббинс «Таинственная река» Дэйв Бойл
Алек Болдуин «Тормоз» Шелли Кэплоу
Бенисио дель Торо «21 грамм» Джек Джордан
Джимон Хонсу «В Америке» Матео Куамей
Кэн Ватанабэ «Последний самурай» Кацумото
<center>77-я (2005)
Морган Фримен «Малышка на миллион» Эдди Дюприс
Алан Алда «Авиатор» Ральф Оуэн Брюстер
Томас Хейден Чёрч «На обочине» Джек Коул
Джейми Фокс «Соучастник» Макс Дюрошер
Клайв Оуэн «Близость» Ларри Грей
<center>78-я (2006)
Джордж Клуни «Сириана» Боб Барнс
Мэтт Диллон «Столкновение» Джон Райан
Пол Джаматти «Нокдаун» Джо Гулд
Джейк Джилленхол «Горбатая гора» Джек Твист
Уильям Хёрт «Оправданная жестокость» Ричи Кьюсак
<center>79-я (2007)
Алан Аркин «Маленькая мисс Счастье» Эдвин Хувер
Джеки Эрл Хейли «Как малые дети» Ронни Макгорви
Джимон Хонсу «Кровавый алмаз» Соломон Ванди
Эдди Мёрфи «Девушки мечты» Джеймс Эрли
Марк Уолберг «Отступники» Шон Дигнам
<center>80-я (2008)
Хавьер Бардем «Старикам тут не место» Антон Чигур
Кейси Аффлек «Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса» Роберт Форд
Филип Сеймур Хоффман «Война Чарли Уилсона» Гаст Авракотос
Хэл Холбрук «В диких условиях» Рон Франц
Том Уилкинсон «Майкл Клейтон» Артур Эденс
<center>81-я (2009)
Хит Леджер (посмертно) «Тёмный рыцарь» Джокер
Джош Бролин «Харви Милк» Дэн Уайт
Роберт Дауни-младший «Солдаты неудачи» Кирк Лазерус
Филип Сеймур Хоффман «Сомнение» отец Брендан Флинн
Майкл Шэннон «Дорога перемен» Джон Гивингс

2010-е

Церемония Фото лауреата Актёр Фильм Роль
<center>82-я (2010)
Кристоф Вальц «Бесславные ублюдки» штандартенфюрер СС Ганс Ланда
Мэтт Деймон «Непокорённый» Франсуа Пьенаар
Вуди Харрельсон «Посланник» капитан Тони Стоун
Кристофер Пламмер «Последнее воскресение» Лев Толстой
Стэнли Туччи «Милые кости» Джордж Харви
<center>83-я (2011)
Кристиан Бейл «Боец» Дикки Эклунд
Джеффри Раш «Король говорит!» Лайонел Лог
Джереми Реннер «Город воров» Джеймс «Джем» Кафлин
Марк Руффало «Дети в порядке» Пол Хэтфилд
Джон Хоукс «Зимняя кость» Тирдроп Долли
<center>84-я (2012)
Кристофер Пламмер «Начинающие» Хэл
Кеннет Брана «7 дней и ночей с Мэрилин» Лоуренс Оливье
Джона Хилл «Человек, который изменил всё» Питер Бренд
Макс фон Сюдов «Жутко громко и запредельно близко» Томас Шелл-старший
Ник Нолти «Воин» Пэдди Конлон
<center>85-я (2013)
Кристоф Вальц «Джанго освобождённый» доктор Кинг Шульц
Алан Аркин «Операция „Арго“» продюсер Лестер Сигел
Роберт Де Ниро «Мой парень — псих» Пэт Солитано-старший
Филип Сеймур Хоффман «Мастер» Ланкастер Додд
Томми Ли Джонс «Линкольн» Тадеуш Стивенс
<center>86-я (2014)
Джаред Лето «Далласский клуб покупателей» Рэйон
Бархад Абди «Капитан Филлипс» Абдували Мусэ
Брэдли Купер «Афера по-американски» Ричи Димацо
Майкл Фассбендер «12 лет рабства» Эдвин Эппс
Джона Хилл «Волк с Уолл-стрит» Донни Азофф
<center>87-я (2015)
Дж. К. Симмонс «Одержимость» Теренс Флетчер
Роберт Дюваль «Судья» судья Джозеф Палмер
Итан Хоук «Отрочество» Мейсон Эванс-старший
Эдвард Нортон «Бёрдмэн» Майк Шайнер
Марк Руффало «Охотник на лис» Дэйв Шульц
<center>88-я (2016)
Марк Райлэнс «Шпионский мост» Рудольф Абель
Кристиан Бейл «Игра на понижение» Майкл Бьюрри
Том Харди «Выживший» Джон Фицджеральд
Марк Руффало «В центре внимания» Майкл Резендес
Сильвестр Сталлоне «Крид: Наследие Рокки» Рокки Бальбоа

Рекорды и достижения

Многократные лауреаты

Единственным трёхкратным обладателем «Оскара» за лучшую мужскую роль второго плана является Уолтер Бреннан, награждённый в 1937, 1939 и 1941 годах[12].

Двукратные обладатели «Оскара» за лучшую мужскую роль второго плана[13]:

  1. Энтони Куинн (1953, 1957)
  2. Питер Устинов (1961, 1965)
  3. Мелвин Дуглас (1964, 1980)
  4. Джейсон Робардс (1977, 1978)
  5. Майкл Кейн (1987, 2000)
  6. Кристоф Вальц (2010, 2013)

Многократные номинанты

Клоду Рейнсу, Артуру Кеннеди и Роберту Дювалю принадлежат рекорды в данной категории по количеству номинаций (4) без побед[13].

В таблицах полужирным золотым шрифтом отмечены годы побед.

4 номинации
Уолтер Бреннан 1937, 1939, 1941, 1942
Клод Рейнс 1940, 1944, 1945, 1947
Артур Кеннеди 1950, 1956, 1958, 1959
Джек Николсон 1970, 1982, 1984, 1993
Роберт Дюваль 1973, 1980, 1999, 2015
3 номинации
Чарльз Коберн 1942, 1944, 1947
Чарльз Бикфорд 1944, 1948, 1949
Гиг Янг 1952, 1959, 1970
Питер Устинов 1952, 1961, 1965
Джек Пэланс 1953, 1954, 1992
Джин Хэкмен 1968, 1971, 1993
Джефф Бриджес 1972, 1975, 2001
Аль Пачино 1973, 1991, 1993
Джейсон Робардс 1977, 1978, 1981
Мартин Ландау 1989, 1990, 1995
Томми Ли Джонс 1992, 1994, 2013
Эд Харрис 1996, 1999, 2003
Филип Сеймур Хоффман  2008, 2009, 2013
Марк Руффало 2011, 2015, 2016
   
2 номинации
Бэзил Рэтбоун 1937, 1939     Бёрджесс Мередит 1976, 1977
Аким Тамиров 1937, 1944 Джек Уорден 1976, 1979
Томас Митчелл 1938, 1940 Алек Гиннесс 1978, 1989
Уолтер Хьюстон 1943, 1949 Кристофер Уокен 1979, 2003
Клифтон Уэбб 1945, 1947 Джо Пеши 1981, 1991
Эдмунд Гвенн 1948, 1951 Чарльз Дёрнинг 1983, 1984
Сесил Келлауэй 1949, 1968 Джон Литгоу 1983, 1984
Ральф Ричардсон 1950, 1985 Джон Малкович 1985, 1994
Карл Молден 1952, 1955 Майкл Кейн 1987, 2000
Энтони Куинн 1953, 1957 Уиллем Дефо 1987, 2001
Эдди Альберт 1954, 1973 Дензел Вашингтон 1988, 1990
Ли Джей Кобб 1955, 1959 Морган Фримен 1988, 2005
Эдмонд О’Брайен  1955, 1965 Бен Кингсли 1992, 2002
Артур О’Коннелл 1956, 1960 Эдвард Нортон 1997, 2015
Сэл Минео 1956, 1961 Джеффри Раш 1999, 2011
Микки Руни 1957, 1980 Бенисио дель Торо 2001, 2004
Джордж К. Скотт 1960, 1962 Итан Хоук 2002, 2015
Хью Гриффит 1960, 1964 Джимон Хонсу 2004, 2007
Питер Фальк 1961, 1962 Алан Аркин 2007, 2013
Мелвин Дуглас 1964, 1980 Кристофер Пламмер  2010, 2012
Джон Гилгуд 1965, 1982 Кристоф Вальц 2010, 2013
Джеймс Мейсон 1967, 1983 Кристиан Бэйл 2011, 2016
Винсент Гардения 1974, 1988 Джона Хилл 2012, 2014
Роберт Де Ниро 1975, 2013

Обладатели «Оскара» за главную роль и роль второго плана

Шесть человек, получившие «Оскар» за роль второго плана, были также признаны лучшими актёрами за исполнение главной роли[13]:

  1. Джин Хэкмен (1972)
  2. Джек Леммон (1974)
  3. Джек Николсон (1976, 1998)
  4. Роберт Де Ниро (1981)
  5. Кевин Спейси (2000)
  6. Дензел Вашингтон (2002)

Двойные номинанты

Три актёра были номинированы на «Оскар» за главную роль и роль второго плана в один год[13]:

  1. Барри Фицджеральд (1945) — номинирован за одну и ту же роль.
  2. Аль Пачино (1993)
  3. Джейми Фокс (2005)

Другие достижения

Три фильма имеют наибольшее количество номинаций на «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана (указан год, когда фильм был номинирован)[13]:

Самый старый лауреат[13]:

Самый старый номинант[13]:

Самый молодой лауреат[13]:

Самый молодой номинант[13]:

Два актёра получили статуэтки за исполнение одного и того же персонажа (дона Вито Корлеоне) в разных фильмах: Марлон Брандо в «Крёстном отце» и Роберт Де Ниро в его продолжении[13].

Первый чернокожий актёр, получивший «Оскар» в 1983 году за лучшую мужскую роль второго плана, стал Луис Госсетт-младший, исполнивший второстепенную роль в фильме «Офицер и джентльмен» (1982)[14]. Первым чернокожим номинантом в данной категории был Руперт Кросс, номинировавшийся в 1970 году за роль в фильме «Воры» (1969)[14].

Напишите отзыв о статье "Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана"

Примечания

  1. [www.oscars.org/awards/academyawards/rules/85/rule01.html Rule One: Awards Definitions]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 14 июля 2013.
  2. [www.oscars.org/awards/academyawards/rules/85/rule05.html Rule Five: Balloting and Nominations]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 14 июля 2013.
  3. [www.oscars.org/awards/academyawards/rules/85/rule06.html Rule Six: Special Rules for the Acting Awards]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 14 июля 2013.
  4. [www.oscars.org/awards/academyawards/about/history.html History of the Academy Awards] (англ.). The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 8 марта 2012.
  5. Levy, Emanuel. [books.google.ru/books?id=dH2Lb_YhIhAC All About Oscar: The History and Politics of the Academy Awards]. — 2-е, иллюстрированное. — Continuum International Publishing Group, 2003. — P. 81-82. — 390 p. — ISBN 0826414524.
  6. [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/4th-winners.html The 4th Academy Awards (1944) Nominees and Winners]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 28 мая 2013.
  7. [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/8th-winners.html The 8th Academy Awards (1936) Nominees and Winners]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 28 мая 2013.
  8. [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/16th.html The 16th Academy Awards (1944)]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 28 мая 2013.
  9. [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/9th.html The 9th Academy Awards (1937)]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 28 мая 2013.
  10. [www.oscars.org/oscars/ceremonies/2016 The 88th Academy Awards] (англ.). The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 28 февраля 2016.
  11. [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp The Official Academy Awards® Database]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 26 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F057BcxV Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
  12. [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/DisplayMain.jsp?curTime=1370214680342 The Official Academy Awards® Database — Actor in a Supporting Role 1936—1941]. The Academy of Motion Picture Arts and Sciences. Проверено 3 июня 2013. [www.webcitation.org/6H6Uk7Cty Архивировано из первоисточника 3 июня 2013].
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [www.filmsite.org/bestsuppactor.html Academy Awards. Best Supporting Actor. Facts & Trivia]. FilmSite.org. Проверено 3 июня 2013. [www.webcitation.org/6H6UkohUu Архивировано из первоисточника 3 июня 2013].
  14. 1 2 Levy, Emanuel. [books.google.ru/books?id=dH2Lb_YhIhAC All About Oscar: The History and Politics of the Academy Awards]. — 2-е, иллюстрированное. — Continuum International Publishing Group, 2003. — P. 134. — 390 p. — ISBN 0826414524.

См. также

Ссылки

  • [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearchInput.jsp База данных по всем лауреатам и номинантам] (англ.)


Отрывок, характеризующий Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана

– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.