Премия «Сатурн» за лучшую режиссуру

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Премия «Сатурн» («Золотой свиток» с 1973 по 1977 г.) за лучшую режиссёрскую работу (англ. Saturn Award for Best Director) вручается ежегодно Академией научной фантастики, фэнтези и фильмов ужасов, начиная с 1976 года.





Лауреаты и номинанты

• Лауреаты — выделены отдельным цветом.

1976—1980

Церемония Фото лауреата Режиссёр(ы) Фильм
«Золотой свиток»
3-я (1976)
Мел Брукс «Молодой Франкенштейн»
<center>«Золотой свиток»
4-я (1977)
Дэн Кёртис (англ.) «Сожжённые приношения»
<center>5-я (1978)
Джордж Лукас «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда»
Стивен Спилберг «Близкие контакты третьей степени»
Николас Жесснер (венг.) «Девочка, что живёт в конце улицы»
Карл Райнер «О Боже!» (англ.)
Дон Тейлор (англ.) «Остров доктора Моро»
<center>6-я (1979)
Филип Кауфман «Вторжение похитителей тел»
Франклин Дж. Шеффнер «Мальчики из Бразилии»
Уоррен Битти и Бак Генри «Небеса могут подождать»
Ричард Доннер «Супермен»
Робин Харди «Плетёный человек»
<center>7-я (1980)
Ридли Скотт «Чужой»
Джон Бэдэм «Дракула»
Питер Уир «Последняя волна»
Роберт Уайз «Звёздный путь: Фильм»
Николас Мейер «Путешествие в машине времени»

1981—1990

Церемония Фото лауреата Режиссёр Фильм
<center>8-я (1981) Ирвин Кершнер «Звёздные войны. Эпизод V: Империя наносит ответный удар»
Стэнли Кубрик «Сияние»
Кен Расселл «Другие ипостаси»
Брайан Де Пальма «Бритва»
Вернон Зиммерман (англ.) «Уход в чёрное»
<center>9-я (1982) Стивен Спилберг «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега»
Майкл Уодли (англ.) «Волки»
Джон Карпентер «Побег из Нью-Йорка»
Джон Бурмен «Экскалибур»
Терри Гиллиам «Бандиты времени»
<center>10-я (1983) Николас Мейер «Звёздный путь 2: Гнев Хана»
Тоуб Хупер «Полтергейст»
Джордж Миллер «Безумный Макс 2: Воин дороги»
Ридли Скотт «Бегущий по лезвию»
Стивен Спилберг «Инопланетянин»
<center>11-я (1984) Джон Бэдэм «Военные игры»
Вуди Аллен «Зелиг»
Дэвид Кроненберг «Мёртвая зона»
Ричард Маркуанд «Звёздные войны. Эпизод VI: Возвращение джедая»
Дуглас Трамбалл (англ.) «Мозговой штурм»
<center>12-я (1985) Джо Данте «Гремлины»
Джеймс Кэмерон «Терминатор»
Рон Ховард «Всплеск»
Леонард Нимой «Звёздный путь 3: В поисках Спока»
Стивен Спилберг «Индиана Джонс и храм судьбы»
<center>13-я (1986)
Рон Ховард «Кокон»
Вуди Аллен «Пурпурная роза Каира»
Том Холланд (англ.) «Ночь страха»
Джордж Миллер «Безумный Макс 3: Под куполом грома»
Дэн О’Бэннон «Возвращение живых мертвецов»
Роберт Земекис «Назад в будущее»
<center>14-я (1987)
Джеймс Кэмерон «Чужие»
Рэндал Клайзер «Полёт навигатора»
Дэвид Кроненберг «Муха»
Джон Бэдэм «Короткое замыкание»
Леонард Нимой «Звёздный путь 4: Путешествие домой»
<center>15-я (1988) Пол Верховен «Робот-полицейский»
Кэтрин Бигелоу «Почти полная тьма»
Джо Данте «Внутреннее пространство»
Уильям Дир «Гарри и Хендерсоны»
Джек Шолдер «Скрытый враг»
Стэн Уинстон «Тыквоголовый»
<center>16-я (1990)
Роберт Земекис «Кто подставил кролика Роджера»
Тим Бёртон «Битлджус»
Ренни Харлин «Кошмар на улице Вязов 4: Повелитель сна»
Энтони Хикокс (англ.) «Музей восковых фигур»
Пенни Маршалл «Большой»
Чарльз Мэттоу (англ.) «Отбывая наказание на планете Земля» (англ.)

1991—2000

Церемония Фото лауреата Режиссёр(ы) Фильм
<center>17-я (1991)
Джеймс Кэмерон «Бездна»
Клайв Баркер «Ночной народ»
Джо Данте «Гремлины 2: Новенькая партия»
Алехандро Ходоровски «Святая кровь»
Фрэнк Маршалл «Арахнофобия»
Сэм Рэйми «Человек тьмы»
Пол Верховен «Вспомнить всё»
Роберт Земекис «Назад в будущее 3»
Джерри Цукер «Привидение»
<center>18-я (1992) Джеймс Кэмерон «Терминатор 2: Судный день»
Роджер Корман «Франкенштейн освобождённый»
Уильям Дир «Если бы взгляды могли убивать» (англ.)
Джонатан Демми «Молчание ягнят»
Терри Гиллиам «Король-рыбак»
Эрик Ред (англ.) «Расчленённое тело» (англ.)
<center>19-я (1993)
Фрэнсис Форд Коппола «Дракула»
Тим Бёртон «Бэтмен возвращается»
Дэвид Финчер «Чужой 3»
Уильям Фридкин «Неистовство»
Рэндал Клайзер «Дорогая, я увеличил ребёнка»
Пол Верховен «Основной инстинкт»
Роберт Земекис «Смерть ей к лицу»
<center>20-я (1994) Стивен Спилберг «Парк Юрского периода»
Джон Мактирнан «Последний киногерой»
Гарольд Рамис «День сурка»
Джордж Ромеро «Тёмная половина»
Генри Селик «Кошмар перед Рождеством»
Рон Андервуд (англ.) «Сердце и души»
Джон Ву «Трудная мишень»
<center>21-я (1995)
Джеймс Кэмерон «Правдивая ложь»
Ян де Бонт «Скорость»
Уильям Дир «Ангелы у кромки поля»
Нил Джордан «Интервью с вампиром»
Алекс Пройас «Ворон»
Роберт Земекис «Форрест Гамп»
<center>22-я (1996) Кэтрин Бигелоу «Странные дни»
Дэвид Финчер «Семь»
Терри Гиллиам «12 обезьян»
Джо Джонстон «Джуманджи»
Фрэнк Маршалл «Конго»
Роберт Родригес «От заката до рассвета»
Брайан Сингер «Подозрительные лица»
<center>23-я (1997) Роланд Эммерих «День независимости»
Тим Бёртон «Марс атакует!»
Джоэл Коэн «Фарго»
Уэс Крэйвен «Крик»
Джонатан Фрейкс «Звёздный путь: Первый контакт»
Питер Джексон «Страшилы»
<center>24-я (1998)
Джон Ву «Без лица»
Жан-Пьер Жёне «Чужой: Воскрешение»
Барри Зонненфельд «Люди в чёрном»
Стивен Спилберг «Парк Юрского периода 2: Затерянный мир»
Пол Верховен «Звёздный десант»
Роберт Земекис «Контакт»
<center>25-я (1999)
Майкл Бэй «Армагеддон»
Роб Боумен «Секретные материалы: Борьба за будущее»
Роланд Эммерих «Годзилла»
Алекс Пройас «Тёмный город»
Брайан Сингер «Способный ученик»
Питер Уир «Шоу Трумана»
<center>26-я (2000)
Энди и Ларри Вачовски «Матрица»
Тим Бёртон «Сонная Лощина»
Фрэнк Дарабонт «Зелёная миля»
Джордж Лукас «Звёздные войны. Эпизод I: Скрытая угроза»
Дин Паризо (англ.) «В поисках Галактики»
Стивен Соммерс «Мумия»

2001—2010

Церемония Фото лауреата Режиссёр Фильм
<center>27-я (2001) Брайан Сингер «Люди Икс»
Ридли Скотт «Гладиатор»
Рон Ховард «Гринч — похититель Рождества»
Клинт Иствуд «Космические ковбои»
Роберт Земекис «Что скрывает ложь»
Энг Ли «Крадущийся тигр, затаившийся дракон»
<center>28-я (2002) Питер Джексон «Властелин колец: Братство Кольца»
Стивен Спилберг «Искусственный разум»
Крис Коламбус «Гарри Поттер и философский камень»
Дэвид Линч «Малхолланд Драйв»
Алехандро Аменабар «Другие»
Кристоф Ган «Братство волка»
<center>29-я (2003) Стивен Спилберг «Особое мнение»
Билл Пэкстон «Порок»
Крис Коламбус «Гарри Поттер и Тайная комната»
Питер Джексон «Властелин колец: Две крепости»
Сэм Рэйми «Человек-паук»
Джордж Лукас «Звёздные войны. Эпизод II: Атака клонов»
<center>30-я (2004) Питер Джексон «Властелин колец: Возвращение короля»
Дэнни Бойл «28 дней спустя»
Квентин Тарантино «Убить Билла. Фильм 1»
Эдвард Цвик «Последний самурай»
Гор Вербински «Пираты Карибского моря: Проклятие „Чёрной жемчужины“»
Брайан Сингер «Люди Икс 2»
<center>31-я (2005) Сэм Рэйми «Человек-паук 2»
Майкл Манн «Соучастник»
Мишель Гондри «Вечное сияние чистого разума»
Альфонсо Куарон «Гарри Поттер и узник Азкабана»
Квентин Тарантино «Убить Билла. Фильм 2»
Чжан Имоу «Дом летающих кинжалов»
<center>32-я (2006) Питер Джексон «Кинг-Конг»
Кристофер Нолан «Бэтмен: Начало»
Эндрю Адамсон «Хроники Нарнии: Лев, колдунья и волшебный шкаф»
Майк Ньюэлл «Гарри Поттер и Кубок огня»
Джордж Лукас «Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов»
Стивен Спилберг «Война миров»
<center>33-я (2007) Брайан Сингер «Возвращение Супермена»
Мел Гибсон «Апокалипсис»
Альфонсо Куарон «Дитя человеческое»
Гильермо дель Торо «Лабиринт Фавна»
Джей Джей Абрамс «Миссия невыполнима 3»
Том Тыквер «Парфюмер: История одного убийцы»
<center>34-я (2008) Зак Снайдер «300 спартанцев»
Пол Гринграсс «Ультиматум Борна»
Дэвид Йейтс «Гарри Поттер и Орден Феникса»
Фрэнк Дарабонт «Мгла»
Сэм Рэйми «Человек-паук 3: Враг в отражении»
Тим Бёртон «Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит»
<center>35-я (2009)
Джон Фавро «Железный человек»
Клинт Иствуд «Подмена»
Стивен Спилберг «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа»
Дэвид Финчер «Загадочная история Бенджамина Баттона»
Кристофер Нолан «Тёмный рыцарь»
Брайан Сингер «Операция „Валькирия“»
Эндрю Стэнтон «ВАЛЛ-И»
<center>36-я (2010)
Джеймс Кэмерон «Аватар»
Нил Бломкамп «Район № 9»
Квентин Тарантино «Бесславные ублюдки»
Гай Ричи «Шерлок Холмс»
Джей Джей Абрамс «Звёздный путь»
Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури»
Зак Снайдер «Хранители»

2011—2016

Церемония Фото лауреата Режиссёр(ы) Фильм
<center>37-я (2011) Кристофер Нолан «Начало»
Клинт Иствуд «Потустороннее»
Даррен Аронофски «Чёрный лебедь»
Мэтт Ривз «Впусти меня. Сага»
Мартин Скорсезе «Остров проклятых»
Дэвид Йейтс «Гарри Поттер и Дары Смерти. Часть 1»
<center>38-я (2012)
Джей Джей Абрамс «Супер 8»
Брэд Бёрд «Миссия невыполнима: Протокол Фантом»
Мартин Скорсезе «Хранитель времени»
Стивен Спилберг «Приключения Тинтина: Тайна „Единорога“»
Руперт Уайатт «Восстание планеты обезьян»
Дэвид Йейтс «Гарри Поттер и Дары Смерти. Часть 2»
<center>39-я (2013)
Джосс Уидон «Мстители»
Уильям Фридкин «Киллер Джо»
Питер Джексон «Хоббит: Нежданное путешествие»
Райан Джонсон «Петля времени»
Энг Ли «Жизнь Пи»
Кристофер Нолан «Тёмный рыцарь: Возрождение легенды»
<center>40-я (2014)
Альфонсо Куарон «Гравитация»
Джей Джей Абрамс «Стартрек: Возмездие»
Питер Берг «Уцелевший»
Питер Джексон «Хоббит: Пустошь Смауга»
Френсис Лоуренс «Голодные игры: И вспыхнет пламя»
Гильермо дель Торо «Тихоокеанский рубеж»
<center>41-я (2015)
Джеймс Ганн «Стражи Галактики»
Алехандро Г. Иньярриту «Бёрдмэн»
Даг Лайман «Грань будущего»
Кристофер Нолан «Интерстеллар»
Мэтт Ривз «Планета обезьян: Революция»
Джо Руссо и Энтони Руссо «Первый мститель: Другая война»
Брайан Сингер «Люди Икс: Дни минувшего будущего»
<center>42-я (2016) Ридли Скотт «Марсианин»
Джей Джей Абрамс «Звёздные войны: Пробуждение силы»
Гильермо дель Торо «Багровый пик»
Алекс Гарленд «Из машины»
Джордж Миллер «Безумный Макс: Дорога ярости»
Пейтон Рид «Человек-муравей»
Колин Треворроу «Мир юрского периода»

Напишите отзыв о статье "Премия «Сатурн» за лучшую режиссуру"

Ссылки

  • Победители и номинанты премии «Сатурн» на сайте IMDb: [www.imdb.com/event/ev0000004/1976 1976], [www.imdb.com/event/ev0000004/1977 1977], [www.imdb.com/event/ev0000004/1978 1978], [www.imdb.com/event/ev0000004/1979 1979], [www.imdb.com/event/ev0000004/1980 1980], [www.imdb.com/event/ev0000004/1981 1981], [www.imdb.com/event/ev0000004/1982 1982], [www.imdb.com/event/ev0000004/1983 1983], [www.imdb.com/event/ev0000004/1984 1984], [www.imdb.com/event/ev0000004/1985 1985], [www.imdb.com/event/ev0000004/1986 1986], [www.imdb.com/event/ev0000004/1987 1987], [www.imdb.com/event/ev0000004/1988 1988], [www.imdb.com/event/ev0000004/1990 1990], [www.imdb.com/event/ev0000004/1991 1991], [www.imdb.com/event/ev0000004/1992 1992], [www.imdb.com/event/ev0000004/1993 1993], [www.imdb.com/event/ev0000004/1994 1994], [www.imdb.com/event/ev0000004/1995 1995], [www.imdb.com/event/ev0000004/1996 1996], [www.imdb.com/event/ev0000004/1997 1997], [www.imdb.com/event/ev0000004/1998 1998], [www.imdb.com/event/ev0000004/1999 1999], [www.imdb.com/event/ev0000004/2000 2000], [www.imdb.com/event/ev0000004/2001 2001], [www.imdb.com/event/ev0000004/2002 2002], [www.imdb.com/event/ev0000004/2003 2003], [www.imdb.com/event/ev0000004/2004 2004], [www.imdb.com/event/ev0000004/2005 2005], [www.imdb.com/event/ev0000004/2006 2006], [www.imdb.com/event/ev0000004/2007 2007], [www.imdb.com/event/ev0000004/2008 2008], [www.imdb.com/event/ev0000004/2009 2009], [www.imdb.com/event/ev0000004/2010 2010], [www.imdb.com/event/ev0000004/2011 2011], [www.imdb.com/event/ev0000004/2012 2012], [www.imdb.com/event/ev0000004/2013 2013], [www.imdb.com/event/ev0000004/2014 2014], [www.imdb.com/event/ev0000004/2015 2015], [www.imdb.com/event/ev0000004/2016 2016]  (англ.)
  • www.saturnawards.org  (англ.)

Отрывок, характеризующий Премия «Сатурн» за лучшую режиссуру

Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.