Премия имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок»

Премия имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок» — российская премия, учрежденная в 2001 году.

Учредитель премии — правозащитник и предприниматель Пётр (Питер) Винс (род. в 1956 в Киеве, см.:[grani.ru/Politics/Russia/m.174316.html]; [www.novayagazeta.ru/politics/5085.html]). Бессменный председатель жюри — Алексей Симонов. В жюри входят известные журналисты, правозащитники, социологи России, ряд зарубежных журналистов (Испания, Австрия, США).

Из устава премии

Премия имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок» присуждается российским журналистам за материалы, которые становятся продолжением жизненной позиции авторов, последовательно воплощаемой в работе на высоком профессиональном уровне, и отстаивают те ценности, которые отстаивал А. Д. Сахаров.

Процедура

Выдвижение претендентов осуществляют редакции газет и журналов и граждане России. Жюри конкурса голосованием выбирает пятерых номинантов премии. Лауреат определяется большинством голосов членов жюри и объявляется на церемонии вручения премии.

Премия вручается ежегодно, в День прав человека, 10 декабря.

Победители

Победителями конкурса и членами жюри в разные годы были такие отечественные журналисты, как Эльвира Горюхина, Анна Политковская, Галина Ковальская, Отто Лацис, Татьяна Седых и др.

Среди финалистов и номинантов конкурса — Андрей Пионтковский, Борис Вишневский, Зоя Светова, Наталья Радулова, Михаил Ходорковский, Татьяна Локшина и многие другие.

Публикации

C 2005 года общественным некоммерческим Фондом защиты гласности ежегодно издается сборник публикаций победителей и финалистов премии.

См. также

• Премия имени Сахарова

Ссылки

• [www.gdf.ru/lenta/item/1/845 На сайте Фонда защиты гласности]

Отрывок, характеризующий Премия имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок»

Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил: