Премия имени Н. Н. Миклухо-Маклая
Поделись знанием:
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Премия имени Н. Н. Миклухо-Маклая — награда Академии наук СССР (ныне Российской академии наук), присуждаемая «за большой вклад в изучение проблем этнологии и антропологии» (до 1993 года — «проблем этнографии и антропологии»). Учреждена в 1948 году и тогда же присуждена сразу двум исследователям, затем не вручалась, с 1960 года присуждается каждые три года. В 1993 году воссоздана как награда Российской академии наук. Названа в честь русского путешественника и этнографа Николая Николаевича Миклухо-Маклая.
Лауреаты премии
- 1948 — М. О. Косвен «за работу „Матриархат (история проблемы)“» и Н. Н. Чебоксаров «за работу „Северные китайцы и их соседи (исследование по этнической антропологии Восточной Азии)“»
- 1960 — М. Г. Левин «за работу „Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока“»
- 1963 — С. И. Брук и В. И. Козлов «за научные исследования в области общей этнографии, завершенные работой „Численность и расселение народов мира“»
- 1966 — Н. Н. Чебоксаров, Г. Г. Стратанович и Р. Ф. Итс «за работу „Народы Восточной Азии“»
- 1969 — С. А. Токарев «за книгу „История русской этнографии“»
- 1972 — Д. Д. Тумаркин «за книгу „Гавайский народ и американские колонизаторы“, издание 1971 года»
- 1975 — член-корреспондент АН СССР Ю. В. Бромлей «за книгу „Этнос и этнография“»
- 1978 — В. Р. Кабо «за книги „Прохождение и ранняя история аборигенов Австралии“ и „Тасманийцы и тасманийская проблема“»
- 1981 — И. К. Фёдорова «за работу „Мифы, предания и легенды острова Пасхи“»
- 1984 — П. И. Пучков «за книги: „Население Океании. Этнографический обзор“, „Формирование населения Меланезии“, „Этническая ситуация в Океании“»
- 1987 — Н. А. Бутинов «за серию работ: „Папуасы Новой Гвинеи“, „Полинезийцы островов Тувалу“, „Социальная организация полинезийцев“»
- 1990 — Э. О. Берзин «за серию работ: „Юго-Восточная Азия и экспансия Запада в XVII-начале XVIII веков“, „Юго-Восточная Азия в XIII—XVI веках“»
- 1993 — Г. М. Афанасьева «за монографию „Традиционная система воспроизводства нганасан. Проблема репродукции обособленных популяций“»
- 1996 — Б. Н. Путилов «за монографию „Песни южных морей“, „Миф-обряд-песня Новой Гвинеи“, „Николай Николаевич Миклухо-Маклай: Страницы биографии“, „Героический эпос и действительность“, „Фольклор и народная культура“»
- 1999 — З. П. Соколова «за работы: „Социальная организация хантов и манси в XVIII—XIX вв. Проблемы фратрии и рода“, „Эндогамный ареал и этническая группа“, „Жилище народов Сибири (опыт типологии)“, „Животные в религиях“»
- 2002 — Н. О. Бадер и академик РАН Т. И. Алексеева «за коллективную монографию „Homo Sungirensis: Верхнепалеолитический человек: экологические и эволюционные аспекты исследования“»
- 2005 — М. Б. Медникова «за монографию „Трепанация у древних народов Евразии“»
- 2008 — С. И. Вайнштейн «за серию историко-этнографических работ „Тувинцы-тоджинцы: историко-этнографические очерки“, „Историческая этнография тувинцев: проблемы кочевого хозяйства“, „История народного искусства Тувы“, „Мир кочевников центра Азии“, „Загадочная Тува: экспедиция в центре Азии“ (на немецком языке)»
- 2011 — член-корреспондент РАН С. А. Арутюнов «за монографию „Культуры, традиции и их развитие и взаимодействие“»
- 2014 — М. Н. Губогло «за цикл работ по культурной антропологии и этнополитической истории гагаузов: „Языки этнической мобилизации“, „Именем языка: очерки этнокультурной и этнополитической истории гагаузов“, „Антропология повседневности“, „Может ли двуглавый орел летать с одним крылом?“, „Страсти по доверию. Опыт этнополитического исследования референдума в Гагаузии“»
Напишите отзыв о статье "Премия имени Н. Н. Миклухо-Маклая"
Ссылки
- [www.ras.ru/win/db/award_dsc.asp?P=id-138.ln-ru Страница награды на сайте РАН]
Отрывок, характеризующий Премия имени Н. Н. Миклухо-Маклая
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
