Препозит священной опочивальни
Препозит священной опочивальни (praepositus sacri cubiculi), в русской литературе иногда также «препозит священной спальни», «начальник священной спальни», «обер-камергер» — в Поздней Римской империи и ранней Византии чиновник, заведовавший личными покоями императора, как правило, евнух. Ему подчинялся примикерий священной опочивальни (primicerius sacri cubiculi), непосредственно руководивший евнухами (cubicularii — постельничие) и другими слугами, обслуживающими императора, castrensis (эконом дворца), комит священных одежд (comes sacrae vestis) и другие придворные служители.
Описание должности
В Западной Римской империи должность препозита и штат придворных евнухов сохранялись до самого конца её существования (в Риме найдено надгробие постельничьего Антемия, умершего в 471 году); при дворе остроготского короля Теодориха Великого также был препозит священной опочивальни с готским именем Тривила. В Восточной Римской империи в VI веке вместо «препозит священной опочивальни» начал употребляться титул «препозит священного дворца» (praepositus sacri palatii)[1], затем — просто «препозит». Структура дворцовой администрации менялась, но препозит священной опочивальни неизменно сохранял огромное влияние на императора и принимал участие не только в придворных делах, но и в политике империи, в церковных делах, иногда даже командовал войсками.
Препозит мог исполнять свою должность достаточно долго (например, Евсевий — с 337 по 361 год), иногда — пожизненно. Препозитов подозревали в политических убийствах или они на самом деле их осуществляли: Евсевий, препозит при Констанции II якобы пытался покушаться на жизнь его двоюродного брата Юлиана; Хрисафий пытался организовать убийство Аттилы; по приказу императора Гонория препозит Теренций и примикерий Арсакий казнили Евхерия — сына попавшего в немилость Стилихона. В обществе препозит, как и другие придворные евнухи, как правило, не пользовался популярностью, и многие из них были привлечены к ответственности и казнены. Евсевий был после смерти Констанция II казнён Юлианом Отступником; после смерти Феодосия II погиб Хрисафий; Евтропий, которого император Аркадий сделал консулом, был казнён в том же году.
Препозит имел титул vir illustris (блистательный муж). В 422 году действующие и вышедшие в отставку препозиты были приравнены по своим привилегиям к префектам претория (или префектам Рима и Константинополя)[2]. В отставке они обычно вели мирную жизнь, приобретя дом в Риме или Константинополе и загородное поместье (как, например, препозит императора Юлиана — Евтерий, о котором с уважением отзывался Аммиан Марцеллин)[3].
Известные препозиты
Напишите отзыв о статье "Препозит священной опочивальни"
Литература
- Dunlap J.E. The Office of the grand Chamberlain in the Later Roman and Byzantine Empires // Boak E.R., Dunlap J.E. Two Studies in Later Roman and Byzantine Administration. New York — London, 1924, p. 165—324.
- PLRE, Vol. II. p. 1263 ff.
- Ringrose K.M. The Perfect Servant: Eunuchs and the Social Construction of Gender in Byzantium. Chicago: University of Chicago Press, 2003
Примечания
- ↑ Титул «препозита священного дворца» носил Нарсес и один из его преемников, Смарагд, как свидетельствуют несколько надписей VI в., обнаруженных в Италии.
- ↑ Codex Just. XII.5.1.
- ↑ Император Анастасий разрешил отставным препозитам носить официальное платье при поездках в свои поместья: «это исполнит их желание и никого не обидит» (Codex Just. XII.5.5.)
Ссылки
- [vizantia.info/docs/70.htm#ar3 Византийская империя: административная структура (на сайте «Византийский урок»)]
- [historik.ru/books/item/f00/s00/z0000047/st013.shtml Социально-политический строй Византии в IV—V вв. (из «Истории Византии» под редакцией С. Д. Сказкина)]
- [uwacadweb.uwyo.edu/blume&justinian/Book%2012PDF/Book12-5.pdf Кодекс Юстиниана об обязанностях препозита священной опочивальни (английский перевод с подробными комментариями, pdf)]
Отрывок, характеризующий Препозит священной опочивальни
Соня улыбнулась.– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
