Преснецов, Алексей Мефодьевич

Преснецов Алексей Мефодьевич
Дата рождения:	25 февраля 1926(1926-02-25)
Место рождения:	дер. Федоровичи, Кировская область, РСФСР, СССР
Дата смерти:	22 июля 1993(1993-07-22) (67 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Профессия:	актёр РСФСР, СССР, Россия
Карьера:	1959–1986
Направление:	социалистический реализм

Алексей Мефодьевич Преснецов (25 февраля 1926, деревня Федоровичи, Кировская область, РСФСР, СССР — 22 июля 1993, Москва, Россия) — советский актёр театра и кино. Заслуженный артист РСФСР (1985)

Биография

Алексей Мефодьевич Преснецов родился 25 февраля 1926 года в деревне Федоровичи Кировской области.

Свои первые шаги на подмостках сцены в качестве профессионального актёра А. М. Преснецов сделал в 1945 году в Омском областном драматическом театре, в котором проработал до 1948 года. В 1949 — 1950 годах — артист Московского государственного Камерного театра. В 1950 — 1954 годах — Первого драматического театра Группы советских войск в ГДР (Потсдам) . С 1957 по 1962 годы играл в Московском драматическом театре. С 1962 — 1966 годы — вновь работает в Первом драматическом театре Группы Советских войск в Германии. В 1966 году Алексей Мефодьевич окончательно остановит свой выбор на Московском академическом театре имени Владимира Маяковского. В котором и проработает до 1987 года.

Скончался 22 июля 1993 года в городе Москве. Похоронен в колумбарии Востряковского кладбища.

• Заслуженный артист РСФСР (1985)

Более подробную биографию актёра можно прочитать на авторском сайте Сергея Николаева.

Фильмография

1. 1954 — Эрнст Тельман — сын своего класса  ГДР — Мельников
2. 1959 — Человек меняет кожу — Немировский
3. 1963 — Карбид и щавель  (ГДР)
4. 1967 — Путь в «Сатурн» — Пантелеев, пойманный диверсант
5. 1968—1971 — Освобождение — генерал-полковник авиации С. И Руденко
6. 1969 — Адъютант его превосходительства  (ТВ) — Басов
7. 1969 — Здравствуйте, наши папы!  (ТВ) (фильм-спектакль) — Васильев
8. 1969 — Сокровища пылающих скал
9. 1969 — Христиане  (фильм-спектакль) — частный пристав
10. 1970 — Поезд в завтрашний день — работник Совнаркома
11. 1970 — Михаил Лунин. Размышления о судьбе декабриста  (фильм-спектакль) — генерал–инспектор
12. 1970 — Сердце России — эпизод
13. 1971 — Любимая роль  (документальный) — сцена из спектакля «Разгром», архивные кадры
14. 1972 — Всегда начеку!
15. 1972 — За твою судьбу — работник паспортного стола
16. 1972 — На Севере, на Юге, на Востоке, на Западе
17. 1973 — Дела сердечные — симулянт-выпивоха, разбивший большое зеркало в холле ресторана
18. 1973 — С весельем и отвагой — начальник рыболовецкого хозяйства
19. 1973 — Товарищ генерал — Корняков
20. 1974 — Высокое звание. Фильм 2. Ради жизни на земле — генерал артиллерии
21. 1974—1977 — Хождение по мукам. 13-я серия. Хмурое утро  (ТВ) — эпизод (в титрах указан как — А. Приснецов)
22. 1976 — Всего одна ночь — Анихин
23. 1976 — Дневной поезд  (ТВ) — эпизод
24. 1976 — Дни хирурга Мишкина  (ТВ) — начальник горздравотдела
25. 1977 — Блокада. Часть 2. Фильм 1. Ленинградский метроном; Фильм 2. Операция «Искра» — Л. А. Говоров
26. 1978 — Однокашники — эпизод
27. 1978 — Поворот — Королёв
28. 1979 — Интервью в Буэнос-Айресе  (фильм-спектакль) — Эрнесто Рохас
29. 1979 — Особо важное задание — представитель Государственного Комитета Обороны
30. 1979 — Поэма о крыльях — соратник Сикорского
31. 1980 — Простая девушка  (фильм-спектакль) — дядя Оли Константин Белоусов, директор завода
32. 1984 — Мой избранник — начальник, на обсуждении проекта нового проспекта в кабинете Кабаковой
33. 1984 — Победа  (СССР/ГДР) — адмирал Логи
34. 1985 — Неудобный человек — Матейкин
35. 1985 — Соучастие в убийстве — комиссар полиции
36. 1986—1988 — Жизнь Клима Самгина    (ТВ) — Тимофей Степанович Варавка

Ссылки

• «Преснецов, Алексей Мефодьевич» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Преснецов, Алексей Мефодьевич

– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.