Претекста (трагедия)

Претекста — разновидность национальной древнеримской трагедии, основанной на исторических событиях и прославлявшей жизнь какого-либо исторического персонажа, чаще всего царя или полководца, в отличие от римских подражаний древнегреческим трагедиям — котурнат (где актёры трагедии, изображавшие богов, надевали ботинки-котурны) и паллиат («комедий плаща»; последние часто были фактически переводами Эсхила, Софокла или Еврипида). Главным отличием от котурнат было то, что в претекстах речь шла именно о реальных исторических событиях (иногда даже не очень давних), а не мифологических, как в случае с греческими трагедиями.

Название трагедии происходит от древнеримской тоги, которую носили юноши и магистраты и которая считалась национальной римской одеждой.

Первым автором, писавшим претексты, считается Невий (ок. 269—204 до н. э.), драматург италийского происхождения, написавший также эпос «Bellum Poenicum» (Bellum Poenicum). До нашего времени дошла целиком его претекста «Кластидий», посвящённая битве при Кластидии 222 года до н. э., а также, во фрагментах, претекста о Ромуле и Реме и основании Рима под заглавием «Ромул» (также известна как «Alimonium Romuli et Remi»).

Единственная дошедшая до нашего времени полностью претекста — «Октавия», содержание которой было взято из жизни супруги Нерона, традиционно приписываемая Сенеке, но на деле, вероятно, написанная позже его жизни; она же считается одной из последних претекст. Во фрагментах сохранились претексты таких авторов, как Квинт Энний (особенно известна его претекста «Похищение сабинянок»), Марк Пакувий, Луций Акций, Помпоний Секунд (последнему иногда приписывают авторство «Октавии»). Общее число трагедий-претекст значительно меньше трагедий, написанных по греческим образцам. Претексты писались и во время Империи.

Отрывки претекст были собраны в работе Отто Риббека «Fragmenta tragicorum Rom» (Лейпциг, 1897).

Источник

• Претекста, римская трагедия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

См. также

• Римский театр

Ссылки

• [books.google.ru/books?id=X-ug5st1b_8C&pg=PA140&lpg=PA140&dq=fabula+Praetexta&source=bl&ots=vrYaAtpgg9&sig=oXAStLvKFcww5SCvQtQG2B9cKYo&hl=ru&sa=X&ei=x8gKVZf2J8OsUaOZhDA&ved=0CEAQ6AEwBA#v=onepage&q=fabula%20Praetexta&f=false Fabula praetexta] — Roman Republican Theatre. — 2011. — P. 140—141  (англ.)

Отрывок, характеризующий Претекста (трагедия)

– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.