Прециозная литература

Прециозная литература (фр. précieux — прециозный, первоначально — драгоценный, от лат. pretiosus, а затем также изысканный, жеманный) — литературное направление, возникшее во Франции в начале XVII века в придворно-аристократической среде и просуществовавшее до 60-х гг. XVII в.

Аналогичные литературные движения существовали примерно в ту же эпоху в ряде других стран:

• маринизм — в Италии,
• гонгоризм, или культизм — в Испании,
• эвфуизм — в Англии.

Оноре д’Юрфе (1568—1626) в льстивом посвящении ко 2-й книге (вышла в 1610) своего 5-томного пасторального романа «Астрея», ставшего настольной книгой прециозников, обращается к Генриху IV с восхвалением его деяний, принёсших умиротворение всей Европе, и называет его подлинным автором своего произведения, так как только в условиях «отдыха и спокойствия» стали возможны подобные творения. Прециозная школа оформилась в атмосфере аристократических салонов. Наибольшей славой пользовался салон маркизы Рамбулье «cour de la cour», считавшийся законодателем светских нравов и литературных вкусов. Здесь наряду с принцами крови постоянными посетителями были поэты Шаплен, Вуатюр, Годо, Менаж, знаменитый кавалер Марино, молодой Корнель, уплативший дань прециозности в своей комедии «Mélite» (Мелита, 1629), и создатель эпистолярной формы прециозников Гез де Бальзак. Здесь отшлифовался литературный аристократический язык с его боязнью вульгаризмов, изысканными перифразами, напыщенной риторикой, неумеренным гиперболизмом. Литературным отражением салонной жизни были бесчисленные мадригалы, сонеты, рондо, послания, представлявшие собой лёгкую, изысканную светскую «causerie» (непринуждённый разговор, беседа) в стихах с её острословием, вычурными оборотами, словесной игрой, поэтическими загадками, каламбурами. Любовь, точнее галантная влюблённость, культ дамы, мелкие эпизоды светской жизни — обычная тематика этой поэзии. Её наиболее яркие представители — Годо, Бенсерад, аббат Котен, Вуатюр, Пелисон, Саразен, создавшие условный стиль светской лирики, блестящей по форме.

Писатели-прециозники в формировании своего стиля использовали готовые образцы итальянской и испанской литературы XVI в., широко распространившейся во Франции в подлинниках и переводах. В лирике это был «петраркизм» поэтов позднего Возрождения, утвердившийся во французской придворной поэзии со времён «Плеяды» и впоследствии осложнённый воздействием Марино, испанца Гонгоры и др. В области монументальных жанров (роман, поэма) и драмы это была пастораль в её различных вариациях — «Аркадия» Якопо Саннадзаро, «Аминта» Тассо, «Верный пастух» Гуарини, «Диана» Монтемайора, «Галатея» Сервантеса, позднее мифологическая поэма «Адонис» Марино, вышедшая во Франции с предисловием Шаплена [1623], поэмы Боярдо, Ариосто и Тассо, а также испанские рыцарские романы, знаменитые «Амадисы», оказавшие сильное влияние гл. обр. на героико-галантные романы Гомбервиля, г-жи Скюдери и др.

Немецкая претенциозная литература возникает под влиянием французской и итальянской и носит те же черты кастовой аристократической замкнутости и формальной изощрённости (Г. Ф. Харсдерффер, фон Биркен и др.).

«Астрея» и пасторальный роман

Используя образы, мотивы, композиционные приёмы итальянской и испанской пасторали, Оноре д’Юрфе создаёт свою «Астрею» (выходила частями с 1607 до 1627), ставшую образцом французского прециозного пасторального романа и породившую ряд подражаний. В романе действие перенесено в Галлию V в., на берега озера Линьон; главные персонажи романа — пастушки́ и пасту́шки, «но не те пастухи, которые не знают иной жизни, а те, которые нашли в этой сладостной жизни благородное отдохновение», говорит один из героев романа, вкруг них нимфы, друиды, придворные сказочной королевы Амасис. Пастушеский посох и свирель символизировали бегство аристократа от окружающей действительности в идеальную страну, где нет иных бурь и треволнений, кроме тех, которые причиняет любовь.

Перипетии любовной истории героев романа — Селадона и Астреи — перебиваются множеством вставных эпизодов, вводящих в ткань романа всё новых и новых действующих лиц и в большинстве случаев варьирующих те же любовные мотивы. События развиваются чрезвычайно медленно, герои не действуют, а рассуждают, спорят, анализируют различные оттенки и контраверсы любовных переживаний. Эти любовные дискуссии приводят к установлению законченного морального кодекса галантных взаимоотношений между мужчиной и женщиной, которыми должны руководствоваться утончённые аристократические натуры. Изысканно аффектированный риторический стиль романа был образцом той речевой культуры, которую стремились внедрить в литературу и в быт писатели-прециозники.

Успех «Астреи» был огромный. «В течение сорока лет почти все театральные пьесы брали сюжет из „Астреи“ и поэты обычно довольствовались тем, что перелагали в стихи то, что г-н Юрфе сказал в прозе о своих персонажах» (Сегре). Драматизации отдельных эпизодов романа посвящены «Lygdamon et Lidias» (напис. в 1629, напеч. в 1631) Ж. Скюдери, «Chryséide et Arimant» (пост. в 1625, напеч. в 1630) Мере, «Madonthe» [1632] Катиньона, «La Dorinde» [1631] Овре и др. В предисловии к своему роману «Артамен или Великий Кир» (1649—1653) г-жа Скюдери пишет: «Бессмертный Гелиодор и великий Юрфе были и будут для меня единственными образцами. Это мои единственные наставники; только им я следовала, только им нужно следовать». В Германии была основана «Académie des Parfaits amants», её создатели, 48 принцев, принцесс и пр. представителей высшего света, обратились к Юрфе с письмом, в котором сообщили, что они решили, приняв имена героев «Астреи» и облачившись в их костюм, предаться наслаждению «совершенной любви».

Галантный роман

Героико-галантный роман, получивший широкое распространение в 40—60-х гг., по существу был лишь некоторым видоизменением пасторального. Античные герои «Клеопатры» (12 частей, 1647) Ла Кальпренеда, «Артамена или Великого Кира» (10 частей, 1649—1653), «Клелии» (10 частей, 1654—1660) M. де Скюдери — те же идеализированные аристократы, изысканные и чувствительные, что и пастушки «Астреи». Любовные перипетии, перемежающиеся с рассуждениями о любви, заполняли всё содержание романа. В отличие от пасторалей галантно-героические романы изобилуют авантюрными положениями, которые однако не делают произведения более динамичным, так как приключенческий элемент разбавлен бесчисленными описаниями и длительными рассуждениями. Вычурный орнаментализм и ходульная риторичность прециозников в этом жанре нашли своё наиболее законченное выражение.

Героическая поэма

Позднее других жанров появляется героическая поэма прециозников — это «Аларих» Ж. Скюдери (1654), «Хлодвиг» Демаре де Сен-Срлена (1657), «Святой Людовик» Ле Муана (1653), «Девственница» Шаплена (1656) и др. В этих произведениях, густо насыщенных самой безудержной фантастикой, выведены те же идеальные, изысканные придворные, что и в произведениях других жанров. Героика перемешивается с любовными приключениями. Бесчисленные описания, нагромождение деталей, гиперболизм, причудливость метафор и сравнений (гигант, охраняющий источник в «Св. Людовике», «подобен ели, шествующей по земле», и т. п.) характеризуют эти произведения.

Пародия и критика

В 1627 сатирик-реалист Шарль Сорель выпустил пародию на пастушеский жанр — поэму «Экстравагантный пастух» («Le Berger extravagant»), написанную под влиянием «Дон-Кихота» Сервантеса, в которой осмеял традиционные мотивы, образы и стиль пасторалей. Герой поэмы, сойдя с ума от чтения «Астреи», делается пастухом и совершает ряд «безумств».

Против прециозников выступили Мольер и Буало. Последний в своих «Сатирах» [1660—1668], «Посланиях» [1669—1677], «Поэтическом искусстве» [1674] и др. ядовито высмеивает баро́чную вычурность стиля прециозников, анархическую композицию их поэм и романов, вскрывая алогизмы и нападая на метод трактовки античных моментов. Об образе Кира в романе Скюдери он говорит: «Вместо того, чтобы создать образец совершенства, она сочинила из него Артамена, ещё большего безумца, чем все Селадоны и Сильвандры, он занят только своей Манданой, он с утра до вечера только жалуется, вздыхает и стенает о любви» («Предисловие к диалогу о героях романа»).

Наследие

В целом прециозная литература представляет собой типичный продукт европейского барокко. В XVIII веке ряд черт прециозной литературы (культ «лёгкой поэзии», пасторали, декоративизма, галантной темы) удерживается литературой Рококо; последняя однако преодолевает баро́чную напыщенность прециозной литературы, тягу прециозников к монументально-героическому и вычурному (см. Рококо).

Библиография

• Somaize A., Le dictionnaire des Précieuses, 2 vv., P., 1856;
• Cousin V., La société française au XVII-e siècle, d’après le Grand Cyrus de m-lle de Scudéry, 2 vv., P., 1858;
• Lanson G., Rapports de la littérature française et de la littérature espagnole, «Revue d’histoire littéraire de la France», 1896, 1897, 1901;
• Livet Ch. L., Précieux et précieuses, 3 éd., P., 1896;
• Magne E., M-me de la Suze et la société précieuse, P., 1908;
  • Его же, Voiture et les origines de l’Hôtel de Rambouillet 1597—1635, P., 1911;
  • Его же, Voiture et les années de gloire de l’Hôtel de Rambouillet 1635—1648, P., 1912;
  • Его же, Le salon de Madeleine de Scudé;ry ou le royaume de Tendre, Monaco, 1927;
• Fidao-Justiniani J. E., L’esprit classique et la préciosité au XVII-e siècle, P., 1914.

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Прециозная литература

– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?