Приграничная война

Приграничная война (англ. Border War) — боевые действия на американо-мексиканской границе во время мексиканской революции с 1910 по 1919 год. Разгар конфликта пришёлся на 1916 год. В этом году повстанцы под предводительством Панчо Вильи напали на американский пограничный город Коламбус в штате Нью-Мексико.

Описание событий

С самого начала революции армия Соединенных Штатов Америки стояла вдоль мексиканской границы и при этом участвовала в нескольких стычках с мексиканскими повстанцами и мексиканскими федеральными войсками.

8 августа 1915 года отряд мексиканских бандитов напал на железнодорожный разъезд около города Браунсвиль в Техасе. Оказавшиеся неподалёку солдаты 8-й кавалерийской дивизии убили четверых из нападавших. 18 октября возле того же Браунсвиля был пущен под откос поезд. Обстановка на границе накалялась. Создавшуюся ситуацию решил использовать в своих целях предводитель мексиканских повстанцев, сражавшихся против главы временного правительства Мексики Венустиано Каррансы, Панчо Вилья.

К концу 1915 года Вилья был практически разбит федеральной мексиканской армией. 30 октября он понёс от правительственных войск генерала Плутарко Элиаса Кальеса сокрушительное поражение при Агуа-Приете. Позднее Вилья узнал, что победой каррансисты были обязаны США, разрешившим перебросить через свою территорию подкрепление для сил Кальеса. США также предоставили каррансистам прожекторы для отражения ночной атаки вильистов. Ранее благожелательно настроенный к американцам Вилья резко поменял свою политику в отношении США. Есть версия, что он решил спровоцировать американо-мексиканскую войну, которая могла либо вынудить Каррансу заключить с ним перемирие, либо заставить патриотично настроенных генералов каррансистской армии свергнуть последнего и объединиться с Вильей для отражения иностранной агрессии.

9 января 1916 года отряд вильистов под командованием Пабло Лопеса остановили около Санта-Исабель поезд с 17 американскими рабочими и инженерами горнорудной компании. Американцы были выведены из вагонов, а после расстреляны, их тела были изуродованы. Однако это происшествие не вызвало осложнений в американо-мексиканских отношениях, поскольку правительство американского президента Вудро Вильсона было занято событиями в Европе. Панчо Вилья перешёл к более решительным действиям. В ночь с 8 на 9 марта вильисты атаковали Коламбус. Однако мексиканцы не ожидали застать в городе гарнизон из 350 солдат и офицеров 13-го кавалерийского полка. Отряд Вильи убил 17 американцев, 8 из которых были военными, при этом сам потерял около ста человек.

В ответ армия Соединённых Штатов предприняла интервенцию на территорию Мексики и попыталась найти и захватить Вилью, действовавшего на севере этой страны. 16 марта 1916 года 8-тысячный экспедиционный корпус США, состоявший из одной пехотной и двух кавалерийских бригад, пересёк американо-мексиканскую границу. Также в своем распоряжении американцы имели 8 аэропланов JN-3. Командовал карательной экспедицией генерал Джон Першинг. В первый день американцы преодолели 68 миль, остановившись в колонии мормонов Дублан в штате Чиуауа. Венустиано Карранса приказал своим подчиненным не оказывать войскам США сопротивления, но и не содействовать им.

В апреле американцы получили сведения, что Вилья находится на юге близ городка Парраль. Першинг перенес свой лагерь в находившуюся южнее Намикипу. К Парралю был выслан отряд под командованием майора Томпкинса, 10 апреля его солдаты разбили небольшой отряд вильистов в Сан-Сарагосе. Но у самого Парраля Томпкинс встретили враждебно настроенный гарнизон правительственных войск Мексики. В завязавшейся перестрелке американцы потеряли двух человек ранеными, один был убит. Мексиканцы потеряли около 40 человек. Таким образом, южнее Парраля американская экспедиция продвинуться не смогла. На последовавших за инцидентом американо-мексиканских переговорах было достигнуто соглашение, по которому Першинг отводил войска обратно на север, в колонию Дублан, оставляя в Намикипе небольшой контингент.

В мае карательные отряды США всё же достигли некоторых успехов: 25 мая ими был убит один из значимых командиров вильистов — Канделарио Сервантес (исп. Candelario Cervantes). 16 июня генерал Тревиньо — командующий мексиканскими правительственными войсками в Чиуауа — передал Першингу, что ему приказано предотвращать любые передвижения американских отрядов, кроме направления на север. Одновременно на востоке и на западе от ставки Першинга стали скапливаться войска мексиканской федеральной армии, итого численность экспедиционного корпуса была вдвое меньшей, чем численность окруживших их мексиканцев. На востоке мексиканцы концентрировались в районе Вилья-Аумады, служившей основным пунктом снабжения войск Першинга, которое шло по железной дороге из Эль-Пасо.

Для выяснения обстановки Першинг отправил к Вилья-Аумаде разведывательный отряд капитана Бойда, которому было приказано не вступать в столкновения с мексиканцами. Тем не менее 21 июня у города Каррисаль, лежавшего на пути к Вилья-Аумаде, американцы встретили сопротивление правительственных войск Мексики. Бойд, настаивавший на том, что ему требуется пройти через город, получил отказ от мексиканской стороны. В бою, начавшемся после американской атаки, погибло 10 американцев, ещё 23 солдата США были взяты в плен. Для расследования этого происшествия была собрана двусторонняя американо-мексиканская комиссия. 24 декабря 1916 года комиссия выработала соглашение, согласно которому американцы должны были покинуть Мексику в 40 дней, если это позволит обстановка. Однако договор не был ратифицирован Каррансой, потребовавшим немедленного вывода войск без каких-либо условий. 17 января, не достигнув результата, комиссия закончила свою работу.

27 января части армии Соединённых Штатов, которые уже готовились принять участие в Первой мировой войне, получили приказ президента Вильсона покинуть Мексику. 5 февраля 1917 года вывод американских войск закончился.

Ещё одно столкновение между отрядами Вильи и американскими вооруженными силами произошло 15 июня 1919 года в мексиканском городе Сьюдад-Хуарес недалеко от Эль-Пасо. Вильисты потеряли убитыми и ранеными более сотни человек, американцы — 2 человек убитыми и 10 ранеными.

Пограничная война стала одним из знаменательных событий времен освоения Дикого Запада. Бандитские войны (англ. Bandit War), происходившие в это время в Техасе, историками рассматриваются как фрагмент пограничной войны.

• Villistas-columbus.gif

  Американские солдаты (на заднем плане с ружьями) и пленные «вильисты»

• 1st aero.jpg

  Авиаэскадридья экспедиционного корпуса

• In Camp near San Antonio, Mexico, with the 6th Infantry, April 27, 1916-United States and Carranzista soldiers., 1916 - - NARA - 523007.tif

  Американские солдаты и «каррансисты», 27 апреля 1916

• US Buffalo Soldiers Battle of Carrizal.jpg

  Солдаты США, попавшие в плен у Каррисаля

См. также

• Американская оккупация Веракруса

Литература

• Britton J. A. Revolution and Ideology Images of the Mexican Revolution in the United States. Louisville: The University Press of Kentucky. — 1995.
• Weber J. W. The shadow of the revolution: South Texas, the Mexican Revolution, and the evolution of modern American labor relations. — 2008. — ISBN 0549961526.
• Платошкин Н. Н. История Мексиканской революции. Истоки и победа 1810—1917 гг. — М.: Университет Дмитрия Пожарского : Русский Фонд содействия образованию и науке, 2011. — Т. 1. — 432 с. — ISBN 978-5-91244-034-2.
• Платошкин Н. Н. История Мексиканской революции. Выбор пути 1917—1928 гг. — М.: Университет Дмитрия Пожарского: Русский Фонд содействия образованию и науке, 2011. — Т. 2. — 456 с. — ISBN 978-5-91244-035-9.

Отрывок, характеризующий Приграничная война

Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?