Придворные

Придворные — служители монаршего двора, так или иначе прислуживающие монарху или членам его семьи.

В европейских странах старого, нового и новейшего времени подразделялись на чины (придворные чины) которые проходят придворную службу.

В древности

Придворный строй древнего Востока, отчасти обусловленный теократическими воззрениями, во многих отношениях послужил образцом для подражания в европейских государствах, и следы этого влияния можно проследить до новейшего времени.

Во многих государствах древности отсутствовало принципиальное различие между органами государственного управления и органами управления частными делами государя. Таким образом, придворные чины вместе с тем ведали различными отраслями государственного управления.

Так, при римских цезарях высшие военачальники заведовали придворным штатом императора. Особенной сложностью отличался византийский придворный строй.

Священная Римская империя

В Западной Европе уже при дворе франкских королей существовали высшие придворные должности: сенешаля (Dapifer, Seneschalk, Truchsess — собственно кухмейстер, затем главный прислужник монарха при столе и заведующий всем двором), маршала, камерария, шенка (Buticularius).

В Священной Римской империи соответствующие обязанности возлагались при торжественных случаях на имперских князей (нем. Reichsfürst). Уже при короновании Оттона I (936) лотарингский герцог Гизельберт выступал в роли камерария, герцог Франконии Эберхард — в роли сенешаля, швабский герцог Герман — в роли шенка, а баварский герцог Арнульф исполнял обязанности маршала.

Со времени Оттона III звание маршала постоянно присваивалось герцогу саксонскому, звание сенешаля — пфальцграфу рейнскому, звание камерария было предоставлено маркграфу бранденбургскому, звание шенка — сначала герцогу баварскому, а при Генрихе V — королю Чехии. К этим придворным чинам присоединились три архиепископа-эрцканцлера, и все они вместе образовали коллегию курфюрстов.

Со времени издания золотой буллы 1356 года высшие придворные чины были следующим образом распределены между курфюрстами: три курфюрста-архиепископа считались эрцканцлерами, курфюрст богемский — эрцшенком (Archipincerna), пфальцграф рейнский — эрцсенешалем (Archidapifer, Erztruchsess), курфюрст саксонский — эрцмаршалом (Archimarescallus), бранденбургский — эрцкамерарием (Archikamerarius). Когда во время Тридцатилетней войны Пфальц потерял курфюршество, то вместе с последним к герцогу баварскому перешло и звание эрцшенка; а когда по Вестфальскому договору Пфальцу было возвращено его курфюрстское право, то для пфальцграфа установлена была новая придворная должность — эрцшатцмейстера. При предоставлении курфюрстского права Ганноверу (1692) учреждена была новая придворная должность эрцзнаменосца (Erzpanneramt).

При дворе германского императора были ещё наследственные придворные должности, которые не принадлежали курфюрстам: эрцегермейстером (Archivenator) считался маркграф мейсенский, унтер-егермейстером (Subvenator) — князь шварцбургский, имперским форшнейдером — герцог мекленбургский. Особые придворные чины существовали и при дворе германской императрицы: аббат фульдский считался её эрцканцлером, аббат кемптенский — эрцмаршалом, аббат св. Максима (близ Трира) — эрцкапланом. Курфюрсты лично не исполняли при дворе императора обязанностей, сопряженных с их придворными званиями, а имели для этого особых представителей; это представительство также сделалось наследственным в известных дворянских родах. Отсюда звания эрбмаршала (Паппенгеймы), эрбсенешаля (Вальдбурги), эрбкамерария (Гогенцоллерны), эрбшатцмейстера (Зинцендорфы) и др.

Император Конрад III разрешил имперским князьям учреждать при себе придворные должности по образцу имперских. Число таких придворных должностей, часто соединённых со значительными доходами, размножилось, и они также сделались наследственными в известных родах. Даже могущественные светские фюрсты не брезговали принимать подобные должности при дворах духовных фюрстов; так, например, курфюрст саксонский считался обер-мундшенком аббата кемптенского. Наследственные придворные должности сохранялись в Германии и Австрии вплоть до начала XX века. Для отправления придворных должностей в торжественных случаях и во время придворных празднеств издавна вырабатывался известный церемониал, или придворный этикет. Особенно строгий этикет выработался в Испании, откуда он Карлом V был перенесён в Германию и утвердился при австрийском дворе.

Новое и новейшее время

С наступлением эпохи абсолютизма французский король Людовик XIV поднял блеск монаршего двора на недосягаемый прежде уровень. Вся Европа подражала версальскому двору, а французский этикет стал образцом для придворных в других странах. После падения старого порядка Наполеон I создал вокруг себя новый блестящий двор, стремясь этим путём легитимизировать своё правление.

В XIX веке европейские дворы имели организацию, одинаковую в общем, но различную в деталях в зависимости от многочисленности придворного штата; это же относится к сохранившимся до настоящего времени королевским дворам Европы. Придворный штат, состоящий в ведении министерства двора, составляли придворные чины и придворные служители (придворные официанты). Действительную службу при дворе несли лишь высшие придворные чины, ведающие отдельные отрасли дворцового управления, и придворные официанты, исполняющие обязанности прислуги; большинство придворных чинов (камергеры, камер-юнкеры) пользовались лишь почётными званиями. Придворные звания обычно предоставлялись лишь дворянам, подобно тому, как и само дворянство исторически развилось из придворной службы.

В прежнее время лишь дворяне пользовались правом приезда ко двору, однако в XIX веке выдающиеся учёные, художники, парламентские деятели получали в Западной Европе официальные приглашения ко двору. Особая табель о придворных рангах определяла старшинство между лицами, являющимися ко двору. Строго соблюдался установленный церемониал, для чего существовали особые чины (церемониймейстеры). При появлении ко двору требовалась особая одежда, все детали которой особо установлены для отдельных случаев, например для придворных трауров.

При дворе германского императора и прусского короля придворные чины (Hofchargen) делились на верховные (Oberste Hofchargen), высшие (Oberhofchargen) и простые придворные чины (einfache Hofchargen). К придворному штату принадлежали также генерал-интендант королевской придворной музыки, лейб-медик и частная канцелярия короля. В особо торжественных случаях почётные обязанности исполнялись наследственными придворными чинами и, отчасти, представителями различных провинций. Придворный штат императрицы-королевы состоял в общем ведении обер-гофмейстерины; включал в себя придворных дам, лейб-медика и секретаря, не считая низших служителей и служительниц. Аналогичное устройство имели и дворы других европейских государей.

Папский двор

Состав придворного штата папы образуется из чинов духовных и светских. К духовным придворным чинам принадлежат дворцовые кардиналы (протодатарий, секретарь по выдаче бреве, секретарь по приему прошений, статс-секретарь) и дворцовые прелаты (обергофмейстер и префект дворца, верховный камерарий, аудитор, гроссмейстер апостолического дворца), к светским — гроссмейстер святой госпиции, верховный гофмейстер, верховный шталмейстер и генерал-почтмейстер. К ним же относятся начальники папской гвардии. Наряду с этими придворными чинами папского двора ранее стояли и наследственные чины «чёрной знати» (князья Колонна и Орсини — ассистенты престола, князь Киджи — маршал римской церкви и страж конклава). Уже в средние века государи получали от пап разрешение иметь при себе придворных духовников. Протестантские государи учредили при своих придворных церквах должности придворных проповедников и капелланов.

Россия

Древнерусским князьям, удельным и великим, прислуживали так называемые дворовые люди, образующие «княж двор». Из двора великого князя московского в XVI веке родился царский двор. Собственный двор имела царица. Хозяйственным обеспечением двора занимался приказ Большого дворца. Возглавлял этот приказ дворецкий с путём.

Дворовые люди носили следующие чины: бояре, окольничие, дворецкие, дворяне думные, стольники, чашники, стряпчие, сытники, ключники, конюшие, кравчие, оружничие, казначеи, спальники, постельничие, ясельничие, ловчие, сокольничие.

Пётр Великий заменил царский двор — императорским, а древнерусские названия придворных чинов иностранными. В табель о рангах он ввел и придворные чины мужского пола, установив, что они, как и гражданские чины, уступают первенство военным. Особая табель о рангах составлена была для придворных чинов женского пола; во главе их поставлена была обер-гофмейстрина Её Величества. Существовали также придворные медицинские звания.

Новое устройство придворному ведомству дал император Павел I, который указом 30 декабря 1797 г. определил следующий придворный штат:

1. обер-камергер, в ведении которого состояло 12 камергеров, 12 камер-юнкеров и 48 пажей, отправляющих должность рейт- и яхт-пажей;
2. обер-гофмейстер, которому подчинены были два гофмейстера и Придворная канцелярия, исполнявшая функции придворной кассы и контрольного учреждения;
3. обер-гофмаршал, которому подчинены были два гофмаршала и конторы Гоф-Интендантская, Придворная и Камер-Цалмейстерская;
4. обер-шенк, заведовавший погребами и винами;
5. обер-шталмейстер, который с двумя шталмейстерами заведовал всем конюшенным штатом, конюшнями, экипажами и конюшенной конторой;
6. обер-егермейстер, которому подчинены были егермейстер, унтер-егермейстер и егермейстерская контора;
7. обер-гофмейстрина, в ведении которой состояли гофмейстрина, 12 статс-дам и 12 фрейлин.

К 1 января 1898 г. придворный штат Его Величества составляли 16 первых чинов Двора (3 обер-камергера, 7 обер-гофмейстеров, 1 обер-гофмаршал, 1 обер-шенк, 1 обер-шталмейстер, 2 обер-егермейстера и 1 обер-форшнейдер), 147 вторых чинов двора (41 гофмейстер, 22 шталмейстера, 9 егермейстеров, 2 обер-церемониймейстера, 1 гофмаршал, 21 человек в должности гофмейстеров, 35 человек в должности шталмейстеров и 16 человек в должности егермейстеров), 12 церемониймейстеров, 13 человек в должности церемониймейстеров, 176 в звании камергеров и 252 в звании камер-юнкеров.

Помимо придворных чинов (т. е. дворян), во дворце трудилась масса придворных служителей низших сословий. Они, в свою очередь, разделялись на низших (камер-лакеи, камер-казаки, скороходы, вершники, арапы и проч.) и высших (камер-фурьеры, гоф-фурьеры, камердинеры, мундшенки, кофешенки, тафельдекеры, кондитеры и метрдотели).

Ссылки

• Придворные чины и придворное ведомство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Придворные

В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“