Призрак Оперы (мюзикл)

Призрак Оперы
The Phantom of the Opera
Афиша Бродвейской постановки
Музыка	Эндрю Ллойд Уэббер
Слова	Чарльз Харт, Ричард Стилгоу
Либретто	Эндрю Ллойд Уэббер, Чарльз Харт, Ричард Стилгоу
Основан на	романе Гастона Леру «Призрак оперы» (1911)
Постановки	1986 Лондон 1988 Бродвей Разнообразные международные и заграничные постановки 2014 Москва 2016 Париж
Награды	Премия Лоуренса Оливье за «Лучший мюзикл», Премия Тони за «Лучший мюзикл»

Призрак Оперы (англ. The Phantom of the Opera) — мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера, основанный на одноименном романе французского писателя Гастона Леру. Музыка была написана Ллойдом Уэббером, основная часть либретто — Чарльзом Хартом, а его отдельные фрагменты — Ричардом Стилгоу. Сюжет повествует нам о талантливой певице Кристин Даэ (Kristin Daae), которая становится предметом одержимости таинственного, изувеченного музыкального гения.

Премьера мюзикла «Призрак Оперы» состоялась в Вест-Энде в 1986 году и на Бродвее в 1988 году. Спектакль стал самым продолжительным мюзиклом в истории Бродвея, перегнав по показам мюзикл «Кошки» в 2006 году. Это второй после "Отверженных" долгоиграющий мюзикл и третий самый долгоиграющий спектакль в истории Вест-Энда.

«Призрак Оперы» выиграл премию «Оливера» в 1986 году и премию «Тони» в 1988 году в номинации «Лучший мюзикл». Первый исполнитель роли Призрака — Майкл Кроуфорд выиграл премию «Оливера» в 1986 году и премию «Тони» в 1988 году в номинации «Лучший главный актёр в мюзикле». Шоу было поставлено в 151 городе 30 стран, его посмотрело более 150 миллионов человек. С международными сборами в 6 миллиардов долларов, «Призрак Оперы» — самое кассовое развлекательное событие всех времён. Одна только Нью-йоркская постановка собрала 853 миллиона долларов, что делает это шоу вторым самым финансово успешным в истории Бродвея (после «Короля Льва»).

История создания

Идея

В 1984 году Эндрю Ллойд Уэббер связался с Кэмероном Макинтошем — сопродюсером мюзиклов «Кошки» и «Песня и танец», предложив ему новый мюзикл. Он нацелился на романтическую пьесу и предложил взять в основу роман Гастона Леру «Призрак Оперы». Они просмотрели экранизации 1925 года с Лоном Чейни и 1943 года с Клодом Рейнсом, но не знали, как воплотить фильм на сцене. Позже, в Нью-Йорке, Ллойд Уэббер нашёл редкую подержанную копию романа Леру, которая вдохновляла его при создании мюзикла.

Я фактически писал ещё что-то в то время, и я понял, что причина, по которой я так волновался, состояла в том, что я пытался написать большую, романтическую историю, и я пытался сделать это с тех пор, как я начал свою карьеру. Это было там, тогда с Призраком!

Лирика

Сначала Ллойд Уэббер обратился к Джиму Штейману с предложением написать лирику из-за его «тёмной одержимой стороны», но Джим отказался, так как в это время работал над альбомом Бонни Тайлер. Тогда к работе был привлечён Алан Джей Лернер, но вскоре он серьёзно заболел и вынужден был уйти из проекта; ни один из его текстов не вошёл в шоу (включая песню «Masquerade»). Ричарду Стилгоу — лиристу мюзикла «Звёздный Экспресс» принадлежит большая часть первоначальной лирики. Чарльз Харт — молодой, тогда ещё малоизвестный лирик, позже переписал много текстов, его собственному перу принадлежит «Think of Me». Однако кое-что из текстов Стилгоу присутствовало в финальной версии шоу.

Партитура

Отчасти вдохновлённый мюзиклом Кена Хилла, Ллойд Уэббер создал партитуру, временами переходящую в оперный стиль, но в которой была сохранена форма и структура мюзикла. Полноценные оперные отрывки принадлежат, главным образом, второстепенным персонажам, таким как Андре и Фирмен, Карлотта и Пианджи. Они также используются, чтобы придать содержание вымышленным «операм», которые присутствуют в шоу, таким как «Hannibal», «Il Muto» и шедевру Призрака — «Don Juan Triumphant». Здесь Ллойд Уэббер применил смесь разнообразных стилей — от великих опер Мейербера до Моцарта и даже Гилберта и Салливана. Эти вставки часто преподносятся, как музыкальные фрагменты, прерывающиеся диалогом или действием для того, чтобы чётко обозначить музыкальный формат — «шоу в шоу». Музыкальный отрывок из оперы Призрака «Don Juan Triumphant», исполняемый во время одной из последних сцен, нестройный, неблагозвучный и более подходящий для современности — наводит на мысль о том, что Призрак художественно опережает свою эпоху.

Дизайн, режиссура и хореография

Дизайнер Мария Бьёрнсон разработала декорации и создала более 200 костюмов, в том числе для номера «Masquerade». Её сценография, включающая такие незабываемые элементы, как люстра, гондола в подземелье и широкая лестница, довольно обычный набор для сценического спектакля, принесла ей несколько престижных наград. Хэл Принс (мюзиклы «Кабаре», «Candide», «Follies» и «Эвита») был режиссёром постановки, в то время как Джиллиан Линн, помощник режиссёра и хореограф мюзикла «Кошки», смогла создать цельную музыкальную постановку и разработала хореографию.

Первый показ в Сидмонтоне

Первый акт мюзикла был показан на Сидмонтонском фестивале в 1985 году, роль Призрака исполнил Колм Уилкинсон (более известный по постановке в Торонто), роль Кристины исполнила Сара Брайтман, Клив Картер (позднее участвовал в Лондонской постановке) исполнил роль Рауля. В этой предварительной постановке использовалась оригинальная, неизменённая лирика Ричарда Стилгоу и многие песни носили названия, которые позже, в окончательной версии, были изменены, например «What Has Time Done to Me» («Think of Me») и «Papers» («Notes»). Маска Призрака полностью закрывала лицо актёра во время всего спектакля, мешая ему видеть и заглушая его голос. Бьёрнсон заменила её, теперь уже ставшей культовой, полумаской, после чего в спектакль была добавлена сцена с разоблачением Призрака. Видео с предварительного просмотра, в качестве дополнительного материала, было включено в DVD-диск экранизации мюзикла 2004 года.

Вест-Энд

Показы мюзикла стартовали 27 сентября 1986 года в «Театре Её Величества» под режиссурой Хэла Принса, премьера состоялась 9 октября 1986 года. Хореографом шоу была Джиллиан Линн, дизайнером Мария Бьёрнсон и художником по свету Эндрю Бридж. Майкл Кроуфорд исполнил главную роль вместе с Сарой Брайтман в роли Кристины и Стивом Бартоном в роли Рауля. Это второй самый долгоиграющий мюзикл в истории Вест-Энда (и мира) после мюзикла «Отверженные» и третий самый долгоиграющий спектакль после мюзикла «Отверженные» и пьесы «Мышеловка».

Постановка, которая по-прежнему идёт в «Театре Её Величества», 23 октября 2010 года отметила свой 10 000-й спектакль, который посетили Эндрю Ллойд Уэббер и Майкл Кроуфорд. Празднование 25-летия спектакля состоялось в Лондоне 1 и 2 октября 2011 года в «Альберт-Холле», на котором присутствовали Эндрю Ллойд Уэббер и актёры оригинальных постановок, в том числе Кроуфорд и Брайтман.

Бродвей

Предварительные показы мюзикла на Бродвее начались 9 января 1988 года в театре «Маджестик», премьера состоялась 26 января 1988 года. Кроуфорд, Брайтман и Бартон исполняли те же роли, что и в Лондоне. Бродвейская постановка по сей день идёт в «The Majestic Theatre», где на октябрь 2014 года состоялось уже более 11 113 спектаклей и в январе 2015 года отметила 27-ю годовщину беспрерывного проката. Это самое долгоиграющее шоу в истории Бродвея.

Россия

7 ноября 2013 года театральная компания «Стейдж Энтертейнмент» объявила кастинг на роли в предстоящей российской постановке мюзикла. А 6 марта 2014 года компания «Стейдж Энтертейнмент» и британская Really Useful Group совместно объявили о постановке мюзикла в Москве. Премьера русской версии состоялась 4 октября 2014 года в театре МДМ и продлится минимум два года. Роль Призрака исполняют Дмитрий Ермак и Иван Ожогин, роль Кристин исполняют Елена Бахтиярова и Тамара Котова, партию Рауля играет Евгений Зайцев. Репетиции мюзикла шли с августа, примерно в это же время начали установку декораций, в том числе и падающую люстру. Во второй половине июля российские исполнители ролей Призрака, Кристин и Рауля посетили Лондон, где увидели оригинальную постановку, пообщались со своими коллегами и взяли мастер-класс у автора мюзикла Э. Л. Уэббера. После они отправились в Париж, где совершили экскурсию по Гранд Опера — месту, где происходили события книги, а также встретились с правнучкой писателя Гастона Леру, Вероник. Модернизация театра МДМ продолжалась более 5 месяцев, стоимость работ составила более 200 миллионов рублей, после модернизации вместимость зрительного зала достигла 1850 мест. Российским зрителям представлена оригинальная постановка, поставленная в Лондоне в 1986, с изменениями, внесенными в 1988 году для Бродвея; в свою очередь переводчик лирики мюзикла — Алексей Иващенко — сообщил, что из-за ёмкости английского языка с четвертью смысла оригинальной лирики придётся распрощаться. Изначально сообщалось, что премьеру мюзикла может посетить Эндрю Ллойд Уэббер, однако композитор приехать не смог. Зато на премьере присутствовали Чарльз Харт (автор песенных текстов к мюзиклу), Ричард Стилго (автор либретто) и Эндрю Бридж (световое оформление), а также правнучка писателя Гастона Леру — Вероник. Менее чем через месяц после премьеры мюзикл поставил абсолютный рекорд по скорости продаж билетов в России.

30 апреля 2016 проект закрыли

Сюжет

Сюжет мюзикла заключается в том, чтобы показать зрителю силу истинной любви, показать, что даже самое чёрствое сердце может стать более добрым и мягким.

Пролог

1919 год. В Парижской Опере на аукционе продаётся старый реквизит. Лот № 665 — музыкальную шкатулку в виде обезьянки, покупает престарелый Рауль де Шаньи. Он ласково смотрит на шкатулку, отмечая, что все детали выглядят «именно так, как сказала она…»

Лот 666 — разбитая люстра, которая, по словам аукционера, самым близким образом связана с «удивительной историей Призрака Оперы… так и не раскрытой тайной». Внезапно люстра начинает иллюминировать и медленно поднимается над залом на своё старое место. Действие переносится в 1880-е годы («Overture»).

Акт первый

На дворе 1881 год. Карлотта — примадонна Парижской Оперы, репетирует перед вечерним представлением, но внезапно падает задняя декорация, едва не задев примадонну. Взволнованные актёры считают, что это происшествие не обошлось без легендарного Призрака Оперы. Новые владельцы Оперы — месье Фирмен и Андрэ — пытаются сгладить конфликт, но Карлотта отказывается продолжать репетицию и уходит, бурно возмущается по поводу того, что подобные происшествия происходят с ней последние несколько лет.

Мадам Жири — балетмейстер Оперы рассказывает Фирмену и Андрэ о Призраке Оперы и его требованиях, в том числе, что ему обязаны платить жалование и оставлять для него ложу № 5. Мэг, её дочь, утверждает, что Кристина Даэ, хористка из Швеции и осиротевшая дочь известного скрипача, «хорошо обучена» и может заменить Карлотту. Директора неохотно дают ей шанс, и, к всеобщему удивлению, она превосходно справляется со своей ролью («Think of Me»).

После триумфального дебюта Кристина признаётся Мэг, что только она знает, кто на самом деле её таинственный учитель — мистический «Ангел Музыки», которого отец перед смертью обещал прислать к ней («Angel of Music»). Новый покровитель Оперы, виконт Рауль де Шаньи, знающий Кристину с детства, приходит к ней в гримёрку. Они вместе вспоминают прошлое, и Кристина признаётся Раулю, что её посетил Ангел и научил петь («Little Lotte»). Рауль не верит ей и, несмотря на её протесты, настаивает на том, чтобы она отправилась с ним на ужин. После того, как Рауль уходит, громовой голос выражает своё неудовольствие присутствием Рауля. Кристина молит Ангела наконец показать себя, и, вняв её мольбе, в зеркале её гримёрной появляется Призрак Оперы. Он проводит Кристину через зеркало. Рауль же подслушивает их и входит в гримёрку как раз в тот момент, когда Призрак и Кристина исчезают («Angel of Music/The Mirror»). Призрак ведёт Кристину в подземелья Оперного театра («The Phantom of the Opera»). Они пересекают подземное озеро и оказываются в его тайном логове глубоко под Оперой, жутком месте с множеством свечей и органных труб. Призрак объясняет Кристине, что выбрал её для того, чтобы она пела его музыку, и влюбился в неё. Он настоятельно убеждает её забыть ту жизнь, которую она знала «до», и обольщает её («The Music of the Night»). Он показывает Кристине куклу — точную копию её самой в свадебном платье. Кристина падает в обморок, и Призрак укладывает её в постель, ещё раз повторяя о своих страстных чувствах к ней…

Наступает утро. В то время как Призрак сочиняет музыку, сидя за органом («I Remember…»), Кристина просыпается под звуки музыкальной шкатулки в виде обезьянки. Она подбирается к Призраку, снимает с него маску и видит его обезображенное лицо. Призрак приходит в бешенство от её любопытства, затем, успокоившись, с тоской говорит о том, что всегда хотел, чтобы у него было нормальное человеческое лицо, а также хотел быть любимым Кристиной («Stranger Than You Dreamt It»). Та даёт понять Призраку, что не может ответить ему взаимностью, поскольку сердце её занято. Он забирает из рук Кристины маску и отводит её обратно в гримёрку.

В это время в Опере Жозеф Буке (главный рабочий сцены), который, как и Мадам Жири, необъяснимо много знает о Призраке, пугает юных балерин рассказами о «Привидении Оперы» и о его ужасной Пенджабской удавке («Magical Lasso»). Мадам Жири предупреждает его о последствиях и просит проявлять сдержанность.

Фирмен и Андрэ получают письма от Призрака Оперы, где он даёт им наставления о постановке новой оперы, что очень их раздражает. Врывается Рауль, требуя сказать ему, где Кристина, и показывает владельцам Оперы письмо от Призрака, в котором Рауля предупреждают, чтобы он держался подальше от Кристины. Также появляется Карлотта с письмом (написанным, по её мнению, Раулем), в котором сообщается, что Кристина будет играть её роль. Мадам Жири показывает ещё одно письмо от Призрака: он требует, чтобы Кристина заменила Карлотту в новой опере «Il Muto» («Notes…»). Фирмен и Андрэ уверяют Карлотту в том, что её роль останется за ней («Prima Donna»), но во время выступления случается невероятное («Poor Fool, He Makes Me Laugh»). При непосредственном участии Призрака голос Карлотты становится похожим на лягушачье кваканье, она теряет голос. Владельцы Оперы выпускают на сцену балет, чтобы развлечь аудиторию, пока Кристину готовят к выступлению вместо Карлотты. Во время танца поднимается задний фон, за которым, ко всеобщему ужасу, оказывается труп повешенного Жозефа Буке, свисающего со стропил на Пенджабской удавке.

Во время всеобщей паники Кристина убегает с Раулем на крышу, где рассказывает ему о Призраке и своём путешествии в его логово. Рауль относится к этому скептично («Why Have You Brought Me Here?/Raoul, I’ve Been There»), но признаётся ей в любви и клянётся всегда защищать её. Они сливаются в поцелуе («All I Ask of You»). Ревнивый Призрак, подслушавший их беседу, раздавлен горем. Он в ярости клянётся отомстить влюблённым («All I Ask of You (Reprise)») и по его воле огромная Оперная люстра обрушивается на сцену. Занавес падает.

Акт второй

Шесть месяцев спустя, во время праздничного бала-маскарада («Masquerade»), впервые с момента крушения люстры появляется Призрак, скрывающий своё лицо под маской Красной Смерти. Он объявляет, что написал новую оперу под названием «Don Juan Triumphant» и требует, чтобы её немедленно поставили («Why So Silent?») с Кристиной в главной роли, которая тайно помолвилась с Раулем. Он отбирает у неё обручальное кольцо и исчезает. Рауль требует, чтобы Мадам Жири рассказала ему всё, что она знает о Призраке. Она рассказывает ему о бродячей ярмарке, которая однажды остановилась в Париже, и главной диковинкой этой ярмарки был ужасно уродливый человек, пойманный и запертый в клетке, оказавшийся гениальным музыкантом, фокусником и архитектором, когда-то построившим зеркальный лабиринт для персидского шаха. Вскоре он сбежал. Мадам Жири предполагает, что Призрак и тот несчастный беглец — одно лицо.

Рауль придумывает план, в котором решает использовать постановку «Don Juan Triumphant» в качестве ловушки, чтобы поймать Призрака («Notes/Twisted Every Way»). Кристина, разрывающаяся между любовью к Раулю и нежеланием снова увидеть человека, который вдохновил её голос, сначала отказывается участвовать в его плане, но у неё нет выбора. Она посещает могилу своего отца, чтобы попытаться облегчить душу («Wishing You Were Somehow Here Again»). Появляется Призрак и снова обольщает Кристину, предлагая ей пойти за ним («Wandering Child»), но внезапно вмешивается Рауль и защищает её. Призрак пытается спровоцировать Рауля на нападение, поскольку сам стреляет шаровыми молниями из своего жезла («Bravo, Monsieur!»). Кристине удаётся воспрепятствовать убийству Рауля, и они вместе убегают. Призрак объявляет им обоим войну.

Наступает день премьеры «Don Juan Triumphant», с Кристиной и Убальдо Пьянджи (ведущим тенором Оперы) в главных ролях. Во время их дуэта Кристина неожиданно понимает, что поёт не с Убальдо Пьянджи, а с Призраком («The Point of No Return»). Он дарит Кристине кольцо, напевая сердечную репризу «All I Ask of You», но она срывает его маску, выставляя напоказ его ужасное, уродливое лицо. Призрак захватывает Кристину и бежит в подземелье, поскольку Пьянджи был найден задушенным за кулисами. Все разбегаются в панике, Рауль бросается в погоню за Призраком. Мадам Жири рассказывает Раулю о подземном логове Призрака и провожает его часть пути, напоминая ему, чтобы он остерегался Пенджабской удавки, держа ладонь на уровне глаз. («Down Once More/Track Down This Murderer»).

В логове Кристина вынуждена надеть подвенечное платье куклы. Она спрашивает Призрака: кто она? следующая его жертва? Он отвечает, что причина, по которой она не может его вновь полюбить, кроется в его лице, из-за которого его отказалась любить даже собственная мать. Кристина же отвечает, что дело не в лице, а в его искажённой душе.

Рауль находит логово, но Призрак пленяет его с помощью Пенджабской удавки. Он обещает Кристине, что освободит Рауля, если она согласится остаться с ним навсегда; если она откажется, Рауль умрёт («Final Lair»). Рауль просит Кристину не губить свою жизнь из-за него, Призрак настаивает, чтобы она сделала выбор. Кристина пытается просить у бывшего Ангела милосердия. Она показывает ему своё решение страстным поцелуем. Призрак, испытав впервые доброту и сострадание, соединяет их и освобождает. Кристина возвращает ему кольцо, которое он дал ей, и с жалостью слушает его признание в любви. Она вынуждает себя уйти и уезжает с Раулем. Кристина поёт последнюю репризу «All I Ask of You», в то время как Призрак плачет, уткнувшись в её фату. Он произносит краткую репризу «The Music of the Night», после этого, сидя на своём троне, полностью накрывает себя плащом. В логово врывается толпа, Мэг стягивает плащ, но Призрака под ним нет, он исчез. Осталась только его маска.

Персонажи и исполнители

Персонаж	Оригинальный Лондонский состав	Оригинальный Бродвейский состав	Оригинальный Московский состав
Призрак Оперы (тенор/баритон)	Майкл Кроуфорд	Майкл Кроуфорд	Дмитрий Ермак/Иван Ожогин
Кристина Даэ (сопрано)	Сара Брайтман	Сара Брайтман	Елена Бахтиярова/Тамара Котова
Рауль, Виконт де Шаньи (тенор)	Стив Бартон	Стив Бартон	Евгений Зайцев
Карлотта Джудичелли (колоратурное сопрано)	Розмари Эш	Джуди Кэй	Ирина Самойлова/Екатерина Лёхина
Мадам Жири (меццо-сопрано)	Мэри Миллер	Лейла Мартин	Елена Чарквиани
Мег Жири (сопрано)	Джанет Девениш	Элиза Хейнсон	Валерия Мигалина
Месье Ришар Фирмен (баритон)	Джон Сэвидент	Николас Уайман	Юрий Мазихин
Месье Жиль Андре (баритон)	Дэвид Фёрт	Крис Грунендаал	Алексей Бобров
Убальдо Пьянджи (тенор)	Джон Эйрон	Дэвид Романо	Оганес Георгиян
Жозеф Буке (баритон/бас)	Янош Куруч	Филип Стил	Петр Маркин

Музыкальные номера

Акт первый «Prologue» — Аукционер, заявитель, Мадам Жири, Рауль «Overture» «Hannibal» — Карлотта, Пианджи, Хор, Балерины «Think of Me» (Part 1) — Карлотта, Балерины, Андре, Буке «Think of Me» (Part 2) — Кристина, Рауль «Angel of Music» — Мег, Кристина «Little Lotte/The Mirror (Angel of Music)» — Кристина, Рауль, Призрак «The Phantom of the Opera» — Призрак, Кристина «The Music of the Night» — Призрак «I Remember/Stranger than You Dreamt It» — Кристина, Призрак «Magical Lasso» — Буке, Мег, Мадам Жири, Балерины «Notes/Prima Donna» — Фирмин, Андре, Рауль, Карлотта, Мадам Жири, Мег, Пианджи, Призрак «Poor Fool, He Makes Me Laugh (Il Muto)» — Карлотта, Пианджи, Хор «Why Have You Brought Me Here?/Raoul, I’ve Been There» — Рауль, Кристина «All I Ask of You» — Рауль, Кристина «All I Ask of You (Reprise/I Gave You My Music)/Chandelier Crash» — Призрак, Рауль, Кристина

Акт второй «Entr’acte» «Masquerade/Why So Silent» — Фирмин, Андре, Рауль, Карлотта, Мадам Жири, Мег, Пианджи, Хор; Призрак «Notes II» — Фирмин, Андре, Карлотта, Пианджи, Рауль, Кристина, Мадам Жири, Призрак «Twisted Every Way» — Кристина, Рауль «A Rehearsal for Don Juan Triumphant» — Карлотта, Пианджи, Кристина, Хор «Wishing You Were Somehow Here Again» — Кристина «Wandering Child/Bravo, Monsieur!» — Призрак, Кристина, Рауль «Seal My Fate» — Призрак «Don Juan Triumphant» — Пианджи, Карлотта, Кристина, Хор «The Point of No Return» — Призрак, Кристина «All I Ask Of You (Reprise)» — Призрак «Down Once More/Track Down This Murderer» — Призрак, Кристина, Рауль, Преследователи «Final Lair» — Призрак, Кристина, Рауль

Клипы

• The Phantom of the Opera с Сарой Брайтман и Стивом Харли
• The Music of the Night Майклом Кроуфордом и Сарой Брайтман
• All I Ask of You c Сарой Брайтман и Клиффом Ричардом
• Wishing you were somehow here again с Сарой Брайтман

Кавер-версии

• Dreams of Sanity и Lacrimosa, альбом Masquerade (1999)
• Me First and the Gimme Gimmes, альбом «Are a Drag» (1999)
• Nightwish — «The Phantom of the Opera», альбом Century Child (2002)
• En-Garde — «The Phantom of the Opera», альбом «Forgotten Memories» (2003)
• Цитадель ветров — «Фантом последней оперы», альбом «Мистика» (2003)
• Хор Турецкого — «Music of the Night», альбом «Рожденные петь» (2005)
• Ideas — «Az Operahaz Fantomja», альбом «Ébredés — Revival» (2006)
• Fear of Insomnia — «The Phantom of the Opera», демо «Крылья падшего» (2006)
• Iced Warm — «The Phantom of the Opera», альбом «Brutal opera» (2006)
• Барбара Стрейзанд и Il Divo — «Music of the Night», альбом «Live in Concert 2006» (2007)
• Anabantha — «El Phantasma De La Opera», альбом «Letanias Capitulo II: La Pesadilla» (2007)
• Teatro — «The Music of the Night», альбом «Teatro» (2007)
• Pyramidium — Fear of Insomnia, альбом «Alternate Reality Machine» (2008)
• Liv Moon — «The Phantom of the Opera», альбом Double Moon (2009)
• Unreal и Roman Rain — сингл «The Phantom of the Opera» (2010)
• Harajuku — «The Phantom of the Opera», альбом Just One Look (1995)

Ссылки

• [www.phantom-musical.ru/ Официальный сайт мюзикла «Призрак Оперы» в России]
• [www.thephantomoftheopera.com/ Официальный сайт мюзикла «Призрак Оперы»]
• [www.musicals.ru/world/world_musicals/phantom_of_the_opera Мюзикл «Призраке Оперы» на сайте Musicals.Ru]
• [operaghost.ru/ Призрак Оперы: Все о Легенде — русскоязычный веб-портал, посвященный теме «Призрак Оперы» во всех воплощениях]
• [www.fandrom.ru/ FANDROM: сайт о «Призраке Оперы» во всех воплощениях]
• [numinator.narod.ru/phantom.htm Перевод мюзикла А. В. Бутузова]
• [operaghost.ru/musical_webber.php Мюзикл Уэббера — все мировые постановки]
• [ladyghost.com/ Английский сайт, посвященный теме «Призрак Оперы»]

Отрывок, характеризующий Призрак Оперы (мюзикл)

– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.