Приз имени Владимира Юрзинова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Приз имени Владимира Юрзинова —- ежегодная награда, учреждённая Молодёжной хоккейной лигой, которая по окончании сезона вручается лучшему тренеру чемпионата МХЛ завершившегося сезона.

Награда названа в честь великого советского хоккеиста и тренера Владимира Владимировича Юрзинова, одного из самых успешных европейских тренеров.

Первым обладателем награды стал Евгений Корешков, который в сезоне 2009/10 тренировал чемпионов сезона «Стальных Лис».





Лауреаты

Сезон Тренер Клуб
2009/10 Евгений Корешков[1] Стальные Лисы
2010/11 Вячеслав Буцаев[2] Красная Армия
2011/12 Евгений Корноухов[3] Омские Ястребы
2012/13 Евгений Корноухов[4] Омские Ястребы
2013/14 Олег Браташ[5] МХК «Спартак»

Напишите отзыв о статье "Приз имени Владимира Юрзинова"

Примечания

  1. [mhl.khl.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=2220 Лучшие игроки Лиги], mhl.khl.ru (17 августа 2010). Проверено 14 августа 2014.
  2. [mhl.khl.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=6639 МХЛ наградит лучших], mhl.khl.ru (22 июня 2011). Проверено 14 августа 2014.
  3. [mhl.khl.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=137886 Лучшие игроки по итогам сезона], mhl.khl.ru (6 июня 2012). Проверено 14 августа 2014.
  4. [mhl.khl.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=281552 Лучшие игроки сезона 2012-2013], mhl.khl.ru (13 мая 2013). Проверено 14 августа 2014.
  5. [mhl.khl.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=339128 МХЛ учредила призы по итогам сезона 2013-2014], mhl.khl.ru (10 мая 2014). Проверено 14 августа 2014.

См. также

Ссылки

  • [mhl.khl.ru Официальный сайт МХЛ]

Отрывок, характеризующий Приз имени Владимира Юрзинова

– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.