Прилеп
Город
|
При́леп (макед. Прилеп, тур. Pirlepe, греч. Πριλέπια) — город в южной Македонии с населением 74 тысячи жителей. Город расположен в северной части Пелагонийской равнины, в 128 км от столицы Скопье. Расположен у подножия крепости легендарного сербского королевича Марко, известного как борца против турок и мудрого правителя.
Прилеп — это город солнца, один из нескольких городов на Балканах с самым большим количеством солнечных дней в году.
Значительный подъём и развитие Прилепа происходило в период после Второй Мировой войны, когда Македония находилась в составе Советской Югославской Республики.
Город «под Маркови Кули» известен и как центр по производству и переработке табака. Табак является одной из немногих растительных культур, которые вызревают в климате Пелагонии.
Крупнейшие мировые производители сигарет используют в составе своей продукции прилепское табачное сырьё.
Прилепский Научно-Исследовательский Институт табака, чтобы создать новые виды табака, первым на Балканах применил генетику в технологии получения новых сортов растений.
Прилеп — это также центр по обработке металлов, производству электроники, мебельной индустрии, производству текстиля, пищевой промышленности и добыче мрамора (шахты по добыче мрамора высокого качества, например, шахта "Сивец").
В Прилепе существует развитая культурно-образовательная структура: несколько музеев, несколько культурно-исторических зон для пеших прогулок, парки Культуры и Отдыха, театр, кинотеатр, библиотеки, Дом Культуры, несколько стадионов, большое количество спортивных залов.
Организовываются различные и разноплановые культурные мероприятия: театральный Фестиваль «Войдан Чернодринский»; фольклорные фестивали; ежегодный международный конкурс детской песни «Звёздочки»; карнавал «Прочка»; день города — 19 декабря — день Святого Николая; ежегодный летний «ПивоФест»; проекции фильмов в кинотеатре «МисСтон»; лекции на различные темы; выставки в галерее Дома культуры имени Марко Цепенко; день борьбы с фашизмом — 11 октября; новый год — площади с обязательной культурной программой и для детей, и для взрослых, спортивные марафоны и соревнования.
Население
Большинство населения составляют македонцы (93%), но есть и цыганское меньшинство.
По переписи 2002 года в Прилепе проживали 66 246 жителей[1].
| Этническая группа | Всего |
| македонцы | 61 320 |
| албанцы | 21 |
| турки | 123 |
| цыгане | 4 372 |
| влахи | 16 |
| сербы | 151 |
| бошняки | 17 |
| другие | 226 |
История
Прилеп был основан на руинах древнего города Стиберра, бывшего частью Римской империи. Несмотря на опустошение готами в 268 году, Стиберра оставалась частично заселённой. Под именем Прилеп этот город был впервые упомянут в 1014 году как место, где болгарский царь Самуил умер от разрыва сердца при виде, как византийцы ослепляют тысячи его солдат, попавших в плен после битвы при Беласице. Город попал под византийскую власть.
Стремительный подъём в экономическом развити город получил в конце 13-го – первой половине 14-го века. Благодаря этому существуют многочисленные архитектурные памятники того периода.
Один из них — Монастырь «Успения Пресвятой Богородицы» — Трескавец, стоящий высоко над Прилепом под верхушкой горы Златовырв.
В этой области Пелагонии пересекались очень важные торговые пути в направлении Эгейского и Адриатического моря.
Позже город был завоёван Вторым Болгарским царством и Сербией.
В XIV веке город был захвачен османами под предводительством Эвреноса. Под контролем Османской империей находился на протяжении шести веков.
В начале XX века входил в состав Сербии и Югославии и после её раскола отошёл к Македонии.
Прилеп — город, связанный с революционным прошлым.
В период Илинденского восстания город был центром македонского национального освободительного движения.
Прилеп в этот период дал десятки революционеров и борцов, в том числе: Пере Тошев, Джорче Петров, Петре Ацев и многих других.
"Курган (могила) Непобедимых" в Прилепе – это место, где покоятся посмертные останки более 650-ти бойцов из Прилепа и области, отдавших свою жизнь борьбе за свободу и независимость Македонии.
Достопримечательности
- В Прилепе находится большое количество культурно-исторических памятников. Основной их комплекс расположен у подножия холма «Маркови Кули» – на котором находятся развалины одной из пяти самых больших крепостей на Балкане. Состоит она из трёх защитных поясов, нескольких башен и ворот.
- В Прилепе и его окрестностях расположены несколько археологических памятников: комплекс „Бедем” — Стибера — античный город недалеко от села Чепигово; комплекс „Безистен” – гробница классической античности между сёлами Прилепец и Волково; античные города Алкомена, Керамия и Колобанса.
- В самой древней части города, Вароше, был расположен комплекс из 77 церквей, возведённых в раннехристианскую эпоху. Варош является второй по значимости колыбелью христианства в Македонии после Охрида. Церкви "Свети Атанас" и "Свети Никола", монастырь "Свети Архангел Михаил", остатки живописи и фресок, мастерство древних иконописцев и фрескописцев поражают воображение. Поэтому многие историки и искусствоведы называют прилепский Варош ‘’маленький Иерусалим” или Иерусалим в миниатюре.
- Трескавец, монастырь.
Города-побратимы
Личности
- Григорий Акиндин (греч. Γρηγοριος Ακινδυνος, род.1300) греческий богослов византийской эпохи.
-
Гёрче Петров, болгарский революционер. -
Проески, Тоше (1981—2007), македонский певец. - Димитр Талев (1898—1966), болгарский писатель, народный деятель культуры Болгарии.
- Атанас Бадев (1860—1908), болгарский композитор и музыкальный педагог.
- Ристески-Платнар, Благоя (1949—2004), македонский прозаик, поэт, драматург.
Напишите отзыв о статье "Прилеп"
Примечания
|
Это заготовка статьи по географии Республики Македонии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Прилеп
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
