Приморская железная дорога (Дальний Восток)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Приморская железная дорога

Управление бывшей Приморской железной дороги
(в наст. время главный корпус ПГСХА)
Полное название:

Приморская железная дорога

Годы работы:

19391953

Страна:

СССР

Город управления:

Ворошилов

Состояние:

вошла в состав Дальневосточной железной дороги

Подчинение:

НКПС, МПС

Протяжённость:

1398 км

Приморская железная дорога — железная дорога, существовавшая в СССР на Дальнем Востоке с 1939 по 1953 год.[1]

Дорога была создана в 1939 году выводом из Дальневосточной железной дороги четырёх отделений: Ружинского, Ворошиловского, Владивостокского и Сучанского. Управление дороги находилось в городе Ворошилов (совр. станция Уссурийск). В состав дороги входили магистральная линия Владивосток — Губерово (455 км) и линии Манзовка — Платоновка, Манзовка — Варфоломеевка, Угольная — Сучан — Находка, Ворошилов — Гродеково[1]. Выход на крупные морские порты Дальнего Востока — Владивосток и Находку.

Основные перевозимые грузы[2]:

С перевозками рыбопродукции связаны значительный удельный вес погрузки в вагоны-ледники и наличие развитой сети холодильных установок на станциях. По погрузке рыбы Приморская железная дорога в отдельные периоды стояла на первом месте среди других железных дорог СССР.

В 1953 году Приморская железная дорога расформирована, все её отделения вошли в состав Дальневосточной железной дороги.[1]

В здании бывшего управления Приморской железной дороги с 1957 года находится Приморская государственная сельскохозяйственная академия (прежнее название — Приморский сельскохозяйственный институт).

Напишите отзыв о статье "Приморская железная дорога (Дальний Восток)"



Примечания

  1. 1 2 3 Большая советская энциклопедия. Гл. ред. Б. А. Введенский, 2-е изд. Т. 34. Польша — Прокамбий. 1955. 656 стр., илл.; 48 л. илл. и карт.
  2. [railway.by.ru/37.htm Железные дороги СССР]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Приморская железная дорога (Дальний Восток)

На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.