Приморские провинции

Примо́рские прови́нции (англ. Maritime provinces, the Maritimes, Canadian Maritimes, фр. provinces maritimes) — собирательное название трёх провинций на востоке Канады:

• Нью-Брансуик
• Новая Шотландия и
• Остров Принца Эдуарда.

На атлантическом побережье приморские провинции являются подгруппой области, называемой Атлантической Канадой. Приморские провинции — это историческое место обитания народов микмак и малисит и, начиная с 1600-х годов, имеющее обширную историю французских и английских поселений, которая образовала уникальную культуру, предшествующую канадской.

Приморские провинции лежат перед Атлантическим океаном и различными его бассейнами, такими как залив Мэн и залив Святого Лаврентия. Область расположена к северу от Новой Англии, к югу от квебекского Гаспе и к юго-востоку от острова Ньюфаундленд. (При употреблении в политическом смысле, название региона пишут с заглавной буквы, тогда как обычное значение состоит в описании восточного побережья).

Приморские провинции вместе с северо-восточной провинцией Ньюфаундленд и Лабрадор часто называют Атлантической Канадой. Хотя она расположена на побережье залива Святого Лаврентия, физически эта провинция отделена от приморских провинций. Она также имеет уникальную и отличную от других историю, как присоединившийся к Канаде доминион Ньюфаундленд спустя 80 лет после трёх приморских провинций. Четыре атлантических провинции Канады в сочетании с двумя провинциями центральной Канады иногда называют Восточной Канадой.

Были большие обсуждения о создании Приморского союза трёх провинций; тем не менее, первые обсуждения по этой теме в 1864 году на Шарлоттаунской конференции вместо этого привели к образованию Канадской конфедерации, которая сформировала крупный доминион Канады.

Основные сообщества

Основные сообщества области включают в себя Галифакс и Сидней в Новой Шотландии; Монктон, Сент-Джон и Фредериктон в Нью-Брансуике; и Шарлоттаун на острове Принца Эдуарда.

Отрывок, характеризующий Приморские провинции

– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…