Примо де Ривера, Хосе Антонио

Хосе Антонио Примо де Ривера José Antonio Primo de Rivera y Sáenz de Heredia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хосе Антонио Примо де Ривера в 1934 году</td></tr>
Председатель Испанской фаланги
29 октября 1933 года — 20 ноября 1936 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Рамон Суньер Серрано
Член Конгресса депутатов Испании
30 ноября 1933 года — 7 января 1936 года
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	24 апреля 1903(1903-04-24) Мадрид, Испанская империя
Смерть:	20 ноября 1936(1936-11-20) (33 года) Аликанте, Вторая Испанская Республика
Место погребения:	Долина Павших, Сан-Лоренсо-де-Эль-Эскориаль
Мать:	Касильда Саенс де Эредиа
Партия:	Патриотический союз; Испанское обновление; Испанская фаланга

Хосе́ Анто́нио При́мо де Риве́ра и Са́энс де Эре́диа, 1-й герцог Примо де Ривера, 3 маркиз Эстелла (исп. José Antonio Primo de Rivera y Sáenz de Heredia) (24 апреля 1903, Мадрид — 20 ноября 1936, Аликанте) — испанский политический деятель, адвокат, дворянин. Основатель партии Испанская фаланга с 1933 по 1936 года. Член Конгресса депутатов Испании с 1933 по 1936 год.

Сын генерала, в 1920-х годах — диктатора Испании Мигеля Примо де Ривера.

Политическая деятельность

После установления Второй республики занялся политической деятельностью. Основой его воззрений была идеология итальянского фашизма Бенито Муссолини.

В 1933 году Хосе Антонио Примо де Ривера вместе с молодым философом Рами́ро Ледéсмой Рáмосом начал выпускать газету «EI Fascio». В ней они обличали идеологии левого спектра, а также атеизм и масонство. Демократической власти противопоставлялся путь национальной диктатуры, способной остановить разгул либерализма, защитить интересы народа и идеалы социальной справедливости. По требованию демократических организаций газета «El Fascio» была запрещена, а Хосе Антонио Примо де Ривера арестован. Выйдя из тюрьмы, продолжил политическую деятельность.

В 1933 г. основал «Испанскую фалангу», с которой позднее слились ещё несколько организаций национал-синдикалистского толка, объединённых идеалом «корпоративного государства». В 1933-1936 гг. депутат Кортесов (парламента) Испании.

Также Хосе Антонио являлся автором многих полемических и программных статей, стихов (включая гимн Фаланги «Лицом к солнцу»).

Арест и смерть

После прихода к власти правительства Народного фронта арестован. Существует мнение, что после восстания военных 18 июля 1936 года была возможность обменять его на одного из заложников-республиканцев, которой франкисты не воспользовались. 17 ноября «народный суд» Аликанте приговаривает Хосе Антонио к смертной казни за участие в вооружённом мятеже, и через 3 дня приговор приводится в исполнение.

Память

В период правления Франко создаётся культ Хосе Антонио как героя и мученика. Он перезахоронен сначала в Эскориале, затем — в специально построенной гигантской базилике в Долине Павших. В 1975 году там же был захоронен и сам Франко.

Библиография

• Стрелы Фаланги. Избранные труды / Перев. с исп. А. М. Иванов. — М.: «СЛАВА!», 2010. — 368 с. — ISBN 978-5-902825-20-3

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/6574/ПРИМО Энциклопедия Кольера]

Отрывок, характеризующий Примо де Ривера, Хосе Антонио

Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки: