Принципат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
История Древнего Рима

Основание Рима
Царский период
Семь царей Рима

Республика
Ранняя республика
Пунические войны
и экспансия на Востоке
Союзническая война
Гражданская война 83—82 до н. э.
Заговор Катилины
Первый триумвират
Гражданская война 49—45 до н. э.
Второй триумвират

Империя
Список императоров
Принципат
Династия Юлиев-Клавдиев
Династия Флавиев
Династия Антонинов
Династия Северов
Кризис III века
Доминат
Западная Римская империя

Принципат (лат. principatus, от princeps — первый сенатор, сенатор, открывающий заседание) — условный термин в исторической литературе для обозначения сложившейся в Древнем Риме в период ранней империи (27 до н. э. — 284 н. э.) особой формы монархии, совмещавшей монархические и республиканские черты. Обладатели высшей власти в основном именовались титулом принцепс, этим подчёркивался их статус не монарха-самодержца, а первого среди равных. В историографии закрепился титул «император», хотя основные полномочия глава государства имел как народный трибун и принцепс.

Система принципата стала оформляться при Августе, власть которого основывалась на соединении различных магистратур. Август и его преемники, будучи принцепсами сената, одновременно сосредоточивали в своих руках высшую гражданскую (пожизненный народный трибун) и военную власть. Формально продолжало существовать республиканское устройство: сенат, комиции (народные собрания), магистратуры (кроме цензоров). Но эти институты утратили прежнее политическое значение, так как выборы в них и их деятельность регулировались принцепсом. Реальная власть была сосредоточена в руках принцепса-императора и близких к нему людей, его личной канцелярии, штат которой непрерывно рос, а сфера деятельности расширялась.

Термину «принципат» в исторической литературе соответствует термин «ранняя империя», который считается более точным. На смену принципату пришёл доминат, где монархические черты видны гораздо более явственно, а республиканские институты большей частью упразднены, некоторые реорганизованы в монархические.

Возникновению принципата предшествовал, как выделяет его проф. СПбГУ А. Б. Егоров, один из больших системных кризисов в древнеримской истории — эпохи гражданских войн 133—31 гг. до н. э.[1].

Профессор МГУ В. С. Сергеев отмечал, что первые десятилетия принципата для всего римского мира характеризовались оживлением во всех областях экономической и культурной жизни[2].

Как отмечает Э. Д. Фролов, создатели принципата стремились восстановить значение традиционных языческих римских культов, авторитет которых во II-I вв. до н. э. сильно пошатнулся[3].



См. также

Напишите отзыв о статье "Принципат"

Примечания

  1. [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1376051918 Егоров А. Б. Кризисы в истории Рима (события и проблемы)]
  2. Сергеев В. С. [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1377237662 Принципат Тиберия] // Вестник древней истории. — 1940. — № 2 (11). — С. 78—95.
  3. [www.pravenc.ru/text/153539.html БУАСЬЕ]

Литература

Отрывок, характеризующий Принципат

Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.