Принц Нарухико

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Принц Нарухико из линии Хигасикуни
東久邇宮 稔彦王<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Японии
17 августа — 9 октября 1945 года
Предшественник: Кантаро Судзуки
Преемник: Кидзюро Сидэхара
министр армии Японии
17 — 23 августа 1945 года
Предшественник: Корэтика Анами
Преемник: Садаму Симомура
 
Рождение: 3 декабря 1887(1887-12-03)
Киото
Смерть: 20 января 1990(1990-01-20) (102 года)
Токио
Отец: принц Асахико из линии Куни
Мать: фрейлина Тэрао Утако
Супруга: Принцесса Тосико
 
Военная служба
Годы службы: 1914-1945
Принадлежность: Императорская армия Японии
Род войск: сухопутные войска, авиация
Звание: генерал
Командовал: ВВС Императорской армии Японии
2-я армия
Главное командование обороны
 
Награды:

Принц Нарухико из линии Хигасикуни (яп. 東久邇宮 稔彦王 Хигасикуни-но-мия Нарухико О:?, 3 декабря 1887 — 20 января 1990) — представитель одной из младших ветвей японской императорской фамилии, премьер-министр Японии (17 августа — 9 октября 1945), единственный член императорской фамилии на этом посту за всю историю.





Молодые годы

Принц Нарухико родился в 1887 году в Киото, он был 18-м ребёнком (9-м сыном) принца Асахико из линии Куни. Асахико был сыном принца Кунииэ (1802—1875), который являлся главой линии Фусими — одной из четырёх ветвей японской императорской фамилии, имевших право претендовать на трон в случае угасания основной ветви. Сводный брат Нарухико — принц Куниёси из линии Куни — стал отцом принцессы Нагако, будущей жены императора Сёва.

Семья и дети

3 ноября 1906 года император Мэйдзи даровал принцу Нарухико титул «Хигасикуни-но-мия» с правом образования новой ветви императорской фамилии. 18 мая 1915 года принц Нарухико женился на принцессе Тосико, девятой дочери императора Мэйдзи. У них было четыре сына:

  • принц Морихиро (盛厚王, 6 мая 1916 — 1 февраля 1969), женился на принцессе Сигэко, старшей дочери императора Сёва
  • принц Моромаса (師正王, 1917 — 1 сентября 1923), погиб во время великого землетрясения Канто
  • принц Акицунэ (彰常王, 13 мая 1920 — 30 августа 2006), в 1940 году отказался от императорского титулования и стал маркизом Авата Акицунэ
  • принц Тосихико (俊彦王, р.24 марта 1929 года), в 1943 году отказался от императорского титулования и стал графом Тарама Тосихико, в 1950 году переехал в Линс в Бразилии

Военная карьера

Принц Нарухико был профессиональным военным. В 1908 году он окончил Рикугун сикан гакко, а в 1914 — Рикугун дайгакко, став капитаном в 29-й пехотной бригаде, а в 1915 году — майором в 7-й дивизии.

С 1920 по 1926 годы принц Нарухико обучался в Особой военной школе в Сен-Сире (Франция) вместе с братом Ясухико и двоюродным братом Нарухиса. Своим поведением во Франции он опозорил японскую императорскую фамилию: оставил жену и детей в Японии (не прибыв даже на похороны погибшего сына), завёл французскую любовницу, «лихачил» на быстроходных автомобилях, вёл роскошную жизнь. В 1926 году Управление императорского двора отправило в Париж специального посланника, чтобы забрать принца Нарухико домой.

После возвращения в Японию принц Нарухико получил назначение при генеральном штабе и постепенно дослужился до генерал-майора, побыв командующим 5-й пехотной бригадой (1930—1934), 4-й дивизией (1934—1937), после начала японо-китайской войны — командующим армейскими ВВС (1937—1938) и командующим размещённой в Китае 2-й армией (1938—1939). Согласно документам, обнаруженным историком Ёсиаки Ёсими, 16 августа 1938 года Нарухико отдал приказ о применении против китайских войск отравляющих веществ. В 1940 году принц Нарухико получил звание генерала и был награждён орденом Золотого сокола 1-й степени.

15 октября 1941 года, уходя в отставку, Фумимаро Коноэ предложил императору в качестве своего преемника на посту премьер-министра принца Нарухико, полагая, что лишь член императорской фамилии с военным прошлым сможет приструнить набравших силу «ястребов», также его кандидатуру предложили начальники армейского и флотского генеральных штабов. Однако император Хирохито и министр-хранитель печати Кидо полагали, что не стоит подставлять члена императорской фамилии под обвинения, если в начале войны что-либо пойдёт не так, поэтому новым премьер-министром стал генерал Тодзио.

После начала Тихоокеанской войны принц Нарухико возглавил Главное командование обороны, отвечавшее за противодесантную и противовоздушную оборону Японских островов. В 1942 году именно он отдал приказ о казни пилотов сбитых американских самолётов, участвовавших в рейде Дулиттла.

Будучи противником войны с западными державами, принц Нарухико стал участником заговора, который в июле 1944 года после падения Сайпана привёл к смещению Тодзио. Послевоенное американское расследование также обнаружило, что Нарухико планировал сместить Хирохито и посадить на трон малолетнего Акихито, а самому стать регентом, сосредоточив в руках реальную власть.

Премьер-министр

Когда стало очевидным, что война Японией окончательно проиграна, и было принято решение согласиться с условиями Потсдамской декларации, император Хирохито 16 августа 1945 года назначил принца Нарухико премьер-министром. Цель у этого назначения была двоякая: во-первых — обеспечить упорядоченное прекращение боевых действий и демобилизацию войск, во-вторых — продемонстрировать японскому народу, что с институтом императорского правления всё в порядке.

Принц Нарухико ушёл в отставку в октябре, из-за спора с главнокомандующим союзными оккупационными войсками касательно отмены «Закона о поддержании порядка» 1925 года.

Жизнь после отречения

27 февраля 1946 года в интервью газете «Иомиури» и 4 марта 1946 года в интервью газете «Нью-Йорк Таймс» Нарухико заявил, что многие члены императорской фамилии одобряют идею отречения Хирохито и возведения на трон малолетнего Акихито с принцем Такамацу в качестве регента.

В 1946 году принц Нарухико обратился к императору за разрешением отказаться от членства в императорской фамилии и стать обычным гражданином. Император отклонил эту просьбу, но 17 октября 1947 года американские власти отменили принадлежность к императорской фамилии для всех, кроме прямых родственников действующего императора, и Нарухико потерял свой титул и почти всё своё состояние.

Став обычным гражданином, Нарухико несколько раз затевал коммерческие проекты, которые оканчивались неудачей. Он даже основал свою собственную религиозную секту Хигасикуни-кё, которая была запрещена американскими оккупационными властями.

В 1957 году бывший принц стал почётным президентом Международной федерации боевых искусств и ряда других организаций.

В 1958 году Нарухико опубликовал «Военные дневники члена императорской фамилии», а в 1968 году — мемуары.

Бывший принц Нарухико скончался в Токио от сердечной недостаточности 20 января 1990 года в возрасте 102 лет, пережив жену, двоих сыновей, братьев и сестёр, а также племянника-императора. Является долгожителем среди всех японских руководителей. Также является долгожителем среди руководителей глав государств и правительств. Входит в число 14 глав государств и правительств проживших более 100 лет.

Напишите отзыв о статье "Принц Нарухико"

Литература


Отрывок, характеризующий Принц Нарухико

С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.