Железная дорога Санкт-Петербург — Хийтола

Железная дорога Санкт-Петербург — Хийтола — историческая железная дорога длиной 179 километров между Финляндским вокзалом Санкт-Петербурга и посёлком Хийтола. Железная дорога была построена компанией Suomen Valtion Rautatiet (Финские железные дороги) на территории Великого Княжества Финляндского как часть железнодорожной магистрали Николайстад — Санкт-Петербург. На станции Хийтола железная дорога соединяется с железной дорогой Выборг — Йоэнсуу. На сегодняшний день железная дорога входит в Приозерское направление Санкт-Петербургского отделения Октябрьской железной дороги.

История железной дороги

Первое предложение о строительстве железной дороги поступило от частных лиц. В 1887 году на собрании общины владелец усадьбы Сумпула капитан Фок предложил план строительства железнодорожных путей из Сортавалы через Кексгольм, Пюхя-ярви, Саккола и Рауту в сторону Петербурга до станции Левашово Выборгской железной дороги. Строительство сочли целесообразным, поскольку дорога облегчила бы вывоз продуктов сельского хозяйства на продажу в Петербург. В свою очередь поступило разрешение финляндского Сената государственному советнику Энгману на строительство электрифицированной железной дороги (по примеру Германии) из Петербурга на Иматру через Рауту. Железная дорога Санкт-Петербург — Хийтола должна была обеспечить сообщение между Санкт-Петербургом и железной дорогой Выборг — Йоэнсуу.

К работам приступили летом 1913 года. В течение 1914 года успели завершить отсыпку насыпи на участке Хийтола — Кякисалми.

Строительство было закончено в январе 1917 года, хотя некоторые строительные работы на дороге проводились вплоть до 1919 года. Двухпутная дорога заканчивается на станции Сосново и на участке Сосново — Хиитола однопутная дорога используется в обоих направлениях. Часть железной дороги к югу от станции Орехово (Раасули) с российской стороны административной русско-финской границы обслуживалась поездами финских железных дорог.

31 декабря 1917 года Совет Народных Комиссаров под председательством В. И. Ленина принял решение о независимости Финляндии. Станция Нуйяла (ныне пл. 67 км) стала конечной пассажирской станцией на ветке, идущей из центра Восточной Финляндии. Участок дороги до ст. Рауту (ныне Сосново) использовался лишь для грузовых перевозок, главным образом леса. По результатам Тартуского мирного договора железная дорога, проходившая по территории Карельского перешейка в составе Выборгской губернии перешла в состав Финляндии. Во время Гражданской Войны в Финляндии железнодорожные пути южнее станции Рауту были взорваны с целью пресечения снабжения финской Красной Гвардии из Петрограда, и железнодорожное сообщение между двумя частями дороги прекратилось. С советской стороны последней станцией стала станция Лемболово. После советско-финской войны 1939−1940 г. в результате мирного договора от 12 марта 1940 года железная дорога была возвращена Советскому Союзу.

После войны железная дорога была восстановлена, и на ней было открыто пассажирское движение из Ленинграда в направлении Сортавалы.

В 1951 году началась электрификация железной дороги. К 1976 году участок Ленинград — Кузнечное был электрифицирован полностью. До этого вблизи Кузнечного была электрифицирована ведомственная карьерная линия.

Остановочные пункты

Год постройки и исторические финско-карельские названия даны в скобках. Остановочные пункты пригородного поезда на тепловозной тяге выделены курсивом.

Санкт-Петербург — Финляндский вокзал (1870)

Кушелевка (1904)

Пискарёвка (1914)

Ручьи (1917)

Депо Ручьи

Мурино (1971)

Девяткино (1917)

Лаврики (1932)

Капитолово (1957)

Кузьмолово (1929)

Токсово (1917)

Кавголово (1929)

Осельки (1929)

Пери (1924)

39 км (1992)

Грузино (1917)

47 км (1924)

Васкелово (1916)

54 км (ок. 1970)

Лемболово (1916)

Орехово (1916, Раасули)

67 км (1916, Нуйяла)

69 км (1916, Келлиё)

Сосново (1916, Рауту)

78 км (1916, Мякря)

Петяярви (1916, Петяярви)

Лосево-1 (2013)

Лосево (1916, Кивиниеми)

Громово (1916, Саккола)

Суходолье (1916, Хайтермаа)

Отрадное (1916, Пюхаярви)

Мюллюпельто (1916, Мюллюпельто)

Синёво (1916, Няпинлахти)

Приозерск (1916, Кякисальми)

148 км (Гранитное) (1916, Каписальми)

152 км (1916, Паукконен)

Кузнечное (1916, Каарлахти)

168 км, (Куликово II) (1892, Киркко Хиитола)

Хийтола (1892, Хийтола)

Электрификация

1951: Финляндский вокзал — Пискарёвка

1958: Пискарёвка — Пери

1959: Пери — Васкелово

1959: Васкелово — Сосново

1975: Сосново — Приозерск

1976: Приозерск — Кузнечное

Ответвления от железной дороги

Кроме Приозерского направления Финляндский вокзал обслуживает ещё 2 направления пригородного сообщения — на Зеленогорск и Выборг (пути разветвляются сразу за вокзалом) и на Всеволожск (пути разветвляются на станции Пискарёвка). На Муринском посту также существует ответвление на Парголово (в направлении Выборга), вдоль которого проходит Санкт-Петербургская кольцевая автодорога.

В 1930-х гг. финские власти планировали строительство железной дороги Выборг — Вещево (Хейнйоки) — Житково (Ристсеппяля) — Мичуринское (Валкъярви), которую планировалось дотянуть до станции Сосново (Рауту). К началу советско-финской войны 1939−1940 г. дорога была достроена только на участке Выборг — Мичуринское. После войны работ по строительству не велось. В 1950-х гг. советские власти распорядились разобрать железнодорожные пути на перегоне Житково  — Мичуринское. Железнодорожные пути на перегоне Вещево — Житково были разобраны в 2001 году, однако железнодорожная насыпь между станциями Вещево и Житково отчётливо видна и сегодня.

Второй путь

До 2011 года двухпутный участок дороги заканчивался на станции Сосново; далее на север шла однопутная линия. Планы по строительству второго пути далее, до Приозерска, появились ещё во второй половине 1980-х годов. Уже тогда пропускная способность однопутного участка была на исходе. В связи с большим количеством пригородных поездов регулярно возникали сложности с пропуском грузовых поездов. Начались изыскания и проектирование второго пути, но в связи с распадом СССР, началом экономического кризиса и снижением объёмов перевозок все работы были остановлены.

Второй раз к этому проекту вернулись в конце 1990-х годов, намереваясь дотянуть второй путь до Кузнечного. Снова начались изыскания, но и на этот раз они быстро прекратились.

В середине 2000-х годов началось проектирование новой железнодорожной линии Лосево — Каменногорск. В связи с этим началась практическая реализация давних проектов строительства второго пути. Он был доведён до новой станции Лосево-1, находящейся между платформами Петяярви и Лосево, 11 января 2013 года состоялось официальное открытие движения по 2 главному пути перегона Сосново — Лосево-1. Далее на Каменногорск пойдут два пути, а на Кузнечное — по-прежнему один. Строительство новой железной дороги уже ведётся.

Подвижной состав

Линия широко используется для доставки различных грузов в порты Финского залива и вывоза нерудных строительных материалов (щебня) с предприятий Приозерского района. Перспективы развития связаны со строительством новой железнодорожной линии Лосево — Каменногорск и реконструкцией существующей инфраструктуры под увеличение объемов грузового движения. Также на линии довольно хорошо развито пассажирское сообщение.

Грузовые поезда в настоящее время обслуживаются электровозами ВЛ10, ВЛ15, 2ЭС4К и 3ЭС4К. Пассажирский поезд Санкт-Петербург — Костомукша следует под тягой тепловоза ТЭП70. Пригородное сообщение осуществляется преимущественно электропоездами серий ЭТ2М, ЭТ2ЭМ и ЭД4М.

Пассажирские перевозки

Электропоезда

Санкт-Петербург — Васкелово (около 1 ч 20 мин со всеми остановками на конец 2011 года)

Санкт-Петербург — Сосново (около 1 ч 50 мин со всеми остановками на конец 2011 года)

Санкт-Петербург — Приозерск (около 3 ч со всеми остановками на конец 2011 года)

Санкт-Петербург — Кузнечное (около 3 ч 20 мин со всеми остановками на конец 2011 года)

Девяткино — Васкелово (около 50 мин со всеми остановками на конец 2011 года)

Девяткино — Сосново (около 1 ч 20 мин со всеми остановками на конец 2011 года)

Пригородный поезд на тепловозной тяге (в недалёком будущем, возможно, дизель-электропоезд ДТ1)

Кузнечное — Сортавала (около 25 мин от Кузнечного до Хийтолы со всеми остановками на конец 2011 года)

По состоянию на 2015 г. поезд сообщением Кузнечное — Сортавала в ходу только по вторникам и четвергам (по две пары в каждый из дней).

Поезда дальнего следования

Санкт-Петербург (Ладожский вокзал) — Хийтола — Сортавала — Костомукша (около 3 ч 35 мин от Санкт-Петербурга до Хийтолы)

См. также

• Железная дорога Выборг — Йоэнсуу
• Список железнодорожных станций и платформ с пересадкой на метрополитен

Ссылки

• [infojd.ru/12/p-hii.html Железнодорожная линия Пискарёвка — Хиитола на «Сайте о железной дороге» Сергея Болашенко]
• [terijoki.spb.ru/railway/rw_dir_priozersk.php Вокзалы и станции Приозерского направления]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Железная дорога Санкт-Петербург — Хийтола

– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.