Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР

Бессарабия
Дата

28 июня3 июля 1940

Место

Бессарабия, Буджак, Буковина

Итог

территория Бессарабии и Северной Буковины перешла под контроль СССР

Противники
СССР СССР Румыния
Командующие
Георгий Жуков Кароль II

Георге Тэтэреску

Силы сторон
32 стрелковые дивизии;
2 мотострелковые дивизии;
6 кавалерийских дивизий;
11 танковых бригад;
3 бригады ВДВ;
14 корпусных артполков;
16 артполков РГК;
4 артдивизиона;
неизвестно
Потери
нет данных нет данных

Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР (также Бессарабская операция, Бессарабский поход, Прутский поход 1940, присоединение Северной Буковины к СССР и Бессарабская кампания) — включение Бессарабии, Северной Буковины и области Герца в состав СССР в 1940 году. Советской стороной планировалось военное вторжение в Румынию, но за несколько часов до начала операции король Румынии Кароль II принял ультимативную ноту советской стороны и передал Бессарабию и Северную Буковину СССР. Операция по занятию территории советскими войсками продлилась 6 дней [1].





Предпосылки

Присоединение Бессарабии к Румынии

В 1918 году Румыния объявила западноевропейским государствам о том, что не исключает аннексии Буковины и Бессарабии. В тот момент Бессарабия находилась под управлением Молдавской Демократической Республики, руководимой лояльным Румынии Сфатул Цэрий.

Воспользовавшись гражданской войной в России и анархией, румынские войска в январе того же года пересекли реки Дунай и Прут и дошли до Днестра. Со Сфатул Цэрий был подписан договор об объединении Бессарабии с Румынией. Новая граница с ОСР и УНР, потом с УССР и Молдавской АССР в составе СССР до 1940 года проходила по линии Днестра. Она не была признана советским правительством. РСФСР также категорически отказалась признать эти территории за Румынией. В ответ румынские власти 28 октября 1920 года в Париже подписали Бессарабский протокол. С одной стороны подписалась Румыния, с другой — Великобритания, Франция, Италия и Япония. Протокол признавал присоединение Бессарабии к Румынии законным. Так как в подписании протокола не принимала участия РСФСР, а румынские власти отказались провести плебисцит в регионе, Франция ратифицировала его в 1924 году, а Италия — в 1927. Япония протокол не ратифицировала[2], в результате чего он так и не вступил в силу. 1 ноября 1920 года правительства УССР и РСФСР заявили правительствам Румынии, Италии, Франции и Великобритании, что они не могут признать имеющим какую-либо силу этот протокол, так как он был принят без их участия[1]. В дальнейшем это было подтверждено на многочисленных международных конференциях[2].

Политический спор вокруг Бессарабии

Бессарабия в составе Румынии
1917 — 1918
Леово • Кишинёв • Болград • Дунайская дельта • Бендеры (1) • Аккерман • Днестр
1919 — 1939
Хотин • Бендеры (2) • Татарбунары
1940
Бессарабия и Буковина

Вопрос о Бессарабии был не только территориальным, но и национальным. Бессарабия являлась бывшей российской губернией, поэтому, по мнению правительства новообразованного СССР, должна была войти в его состав. Кроме того, большинство населения Бессарабии не были ни румынами, ни молдаванами. В соответствии с переписью 1897 года «47,6 % жителей Бессарабии были молдаванами, 19,6 — украинцами, 8 — русскими, 11,8 — евреями, 5,3 — болгарами, 3,1 — немцами, 2,9 — гагаузами»[3].

Российский историк В. Репин утверждает, что сами молдаване желали создания национального молдавского государства отдельного от Румынии, даже если оно будет в составе СССР[2]. Местное население страдало от румынизации, особенно русские, украинцы, болгары, гагаузы, немцы и другие народы.

«Румынская администрация посчитала задачей исключительной важности вытеснение русских и русскоязычных из государственных органов, системы образования, культуры, стремясь тем самым максимально уменьшить роль „русского фактора“ в жизни провинции… Одним из средств вытеснения русских из государственных учреждений было принятие в 1918 году Закона о национализации, согласно которому все жители Бессарабии должны были принять румынское подданство, разговаривать и писать на румынском языке… Изгнание русского языка из официальной сферы отразилось прежде всего на многотысячном отряде чиновников и служащих. По некоторым оценкам, десятки тысяч семей чиновников, уволенных из-за незнания языка или по политическим мотивам, остались без каких-либо средств к существованию»[4].

Много бессарабских украинцев проживало на юге региона, возле Дуная. В Бессарабии прошли восстания против румынского режима (Хотинское, Бендерское, Татарбунарское), которые были жестоко подавлены, и множество забастовок, митингов и демонстраций протеста. Из-за этого между Румынией и СССР на протяжении 1920-х30-х годов постоянно возникали политические трения и вопросы. Румыния опасалась вооружённого вторжения на свою территорию и отторжения Бессарабии, из-за чего румынские предприниматели отказывались вкладывать деньги в развитие края, считая, что там вот-вот установится советская власть.

В 1920 году стало очевидно, что советская Россия не будет прибегать к вооружённому решению конфликта, благодаря чему в 1921 году состоялось заседание комиссии по Днестровскому лиману, через который пролегала новая граница. Советская сторона сначала категорически отказывались признать её, но потом стала требовать для неё особого статуса. Переговоры завершились безуспешно. В том же году в конце сентября — начале октября в Варшаве состоялась румынско-советская конференция, также завершившаяся безрезультатно. В то же время проходили переговоры по другим спорным вопросам, например, о возвращении Румынии золотого фонда и других ценностей, вывезенных в Россию в 19161917 годах. На Варшавской конференции глава советской делегации в разговоре с румынским дипломатом мимолётом заметил: «Мы понимаем, что Бессарабия останется за вами, так как мы не хотим и не можем забрать её у вас, но, если мы признаем за вами титул владельца, вы должны нам за это заплатить»[2]. Румынская сторона категорически отвергла это предложение.

Народный комиссариат по иностранным делам СССР отправил инструкцию о взаимопогашении претензий, но румынская сторона отвергла её. В 1924 году, уже в Вене, переговоры возобновились, однако также не принесли никаких результатов. Советская сторона активно продвигала идею плебисцита, однако румынские дипломаты отвергли её, заявив, что советские агенты могут подтасовать итоги. Основной целью Румынии во всех переговорах было сохранение статуса кво Бессарабии, к тому же значительная часть румынской элиты придерживалась мнения о том, что не следует подписывать с СССР никаких договоров. Это, по их мнению, могло усилить влияние Коминтерна в Румынии[2].

В том же году, по инициативе Котовского, на территории Одесской области УССР была создана Молдавская АССР как (временный) «плацдарм» для возвращения Бессарабии и создания МССР. Так как антагонизм с СССР был непреодолим, Румыния стремилась закрепить за собой Бессарабию многочисленными договорами с третьими государствами. Также она заключила союзы с Малой Антантой и Польшей, так как СССР и к ним имел территориальные и другие претензии. 27 августа 1928 года Румыния досрочно присоединилась к протоколу Литвинова, по которому в действие вводился пакт Бриана-Келлога о невозможности силового вмешательства СССР в бессарабский вопрос. Румынским властям эти действия придали уверенности в том, что Бессарабия — румынская территория.

В январе 1932 года Румыния вступила в переговоры с советской делегацией в Риге[5]. Румынский глава внешнеполитического ведомства заявил, что начались переговоры «которых мы не желаем, с которыми мы смиряемся», так как их инициатором выступила Франция, и Румыния согласилась на переговоры, не желая потерять её поддержку. Договор, который предполагалось заключить, должен был бы действовать 5 лет и предполагал ненападение СССР на Румынию. На переговорах в Риге румыны ставили своей целью закрыть бессарабский вопрос, тогда как советская делегация хотели его признания на бумаге. МИД Румынии запрещал своим дипломатам даже в частных беседах с советской стороной касаться Бессарабии, не говоря уже об обсуждении этого вопроса на встречах. По инструкции, румынские дипломаты должны были растянуть на несколько лет переговоры о пакте, что не удовлетворяло СССР. В конце концов уполномоченный Румынии в Риге князь Стурдза предложил формулировку, по которой советская сторона косвенно признавала Бессарабию принадлежащей Румынии. Советское правительство отказалось от такого поворота событий, и переговоры на этом завершились, тоже, как и все предыдущие, не принеся результата. После переговоров Стурдза написал румынскому премьеру письмо, в котором призывал оберегать Бессарабию от СССР:

«Бессарабия не является для СССР ни простым вопросом престижа, ни незначительным территориальным вопросом… Бессарабия — политическая брешь, заботливо сохраняемая в границах буржуазного мира, зародыш военного прорыва в их планах разрушения этого мира…»

23 августа 1939 года был подписан пакт Молотова-Риббентропа, по секретному дополнительному протоколу к которому Бессарабия попадала под советскую сферу влияния, что повлекло за собой кардинальное изменение политики СССР в отношении региона.

Конфликт

Подготовка к боевым действиям

В 1939 году советские войска вошли в Польшу и присоединили к СССР Западную Украину и Западную Белоруссию, что очень насторожило румынское правительство. В 1940 году Румыния согласилась передать в пользование немцам свои месторождения нефти в Плоешти в обмен на политическую и военную защиту. За это немцы начали поставки трофейного польского оружия в Румынию.

  • 8 февраля 1940 года румынские власти обратились к Германии относительно возможности агрессии со стороны СССР, на что Риббентроп заявил, что немцев не интересует положение Румынии и что он исключает любую советскую агрессию.
  • 29 марта на сессии Верховного Совета Молотов сделал громкое заявление: «У нас нет пакта о ненападении с Румынией. Это объясняется наличием нерешённого спорного вопроса о Бессарабии, захват которой Румынией Советский Союз никогда не признавал, хотя и никогда не ставил вопрос о возвращении Бессарабии военным путём»[1].
  • 30 марта премьер-министр Румынии высказал озабоченность относительно речи Молотова и обратился в Германию с просьбой повлиять на мнение СССР относительно Бессарабии, на что получил ответ, что безопасность Румынии напрямую зависит от выполнения её экономических обязанностей перед Германией.
  • 6 апреля замнарком внутренних дел комкор Масленников написал письмо в Народный комиссариат по иностранным делам СССР с просьбой повлиять на Румынию дипломатическим путём, так как с начала 1940 года по апрель того же года с румынской стороны было произведено 25 обстрелов советских пограничников, гражданских лиц, сёл и территорий[1].
  • 9 апреля НКИД СССР послал румынским властям сообщение о том, что было произведено 15 обстрелов со стороны Румынии и румынскими войсками началось минирование мостов через Днестр.
  • 19 апреля Коронный совет Румынии заявил о том, что не пойдёт на уступки СССР, и что он предпочитает военный конфликт добровольной передаче Бессарабии СССР[1]. Также в мае король Румынии Кароль II объявил частичную мобилизацию войск и отправил в Берлин просьбу о содействии в сооружении «Восточного вала».
  • 11 мая оперативный штаб Киевского Особого военного округа отдал приказ провести набор мобилизационных комплектов карт румынской пограничной зоны.
  • 1 июня на германо-румынской встрече в Берлине Германия заявляет о нейтралитете в случае нападения СССР на Румынию. В тот же день румынская сторона выдвинула предложение СССР увеличить товарооборот, но оно было отклонено советской стороной. Также был улажен конфликт с советским самолётом, который залетел в румынское воздушное пространство на 62 километра. Между тем улучшаются румыно-германские отношения. В Румынию по принципу «нефть за оружие» немцы продолжают поставлять трофейное польское оружие. Происходит милитаризация Румынии.
  • 9 июня после директивы Народного комиссариата обороны СССР о подготовке к операции по возвращению Бессарабии было создано управление Южного фронта. Командующий — генерал армии Георгий Жуков.
  • 10 июня войска 5-й армии, 12-й армии и 9-й армии под видом учебного похода начали выдвижение на румынскую границу.
  • 11 июня войска 12 и 5А начинают выдвигаться на румынскую границу.
  • 12 июня генштаб РККА издал распоряжение об обеспечении перевозок войск Южного фронта на румынскую границу. Из-за несогласованной работы НКПС и УВС вместо 709 эшелонов войска получили на треть меньше.
  • 13 июня в Кремле прошло совещание высшего военно-политического руководства. Обсуждалось нападение СССР на Румынию. В итоге был принят указ о создании Дунайской флотилии — оперативного объединения Черноморского флота близ дельты Дуная.
  • 15 июня Черноморский флот СССР был приведён в боевую готовность.
  • 17 июня был разработан план военной операции по захвату Бессарабии. Согласно ему войска 12А из района близ Черновцов следуют вдоль Прута и вместе с войсками 9А, следующими из Тирасполя южнее Кишинёва на Хуши, наносят охватывающий удар противнику и окружают его в районе Бельц и Ясс. Также предусматривались авиаудары по войскам и аэродромам противника, после чего следует десант 201-й, 204-й и 214-й авиадесантных бригад в городе Тыргу-Фрумос. Десантирование должно было производиться со 120 самолётов ТБ-3. Прикрывать все авиаудары и десант должны были 300 истребителей. Черноморский флот обязан был вести бой с румынским флотом.
  • 19 июня в Проскурове состоялись специальные занятия с командующим составом.
  • 20 июня германскому послу в Бухаресте было передано заявление с намёком на экономическую помощь в защите от грядущего военного конфликта с СССР: «идентичность интересов, которая связывала оба государства в прошлом, определяет также сегодня и определит ещё сильнее завтра их взаимоотношения и требует быстрой организации этого сотрудничества, которое предполагает сильную в политическом и экономическом отношении Румынию, ибо только такая Румыния явится гарантией того, что она сможет выполнять свою миссию стража на Днестре и в устье Дуная»[1].
  • 22 июня войска 5, 9 и 12А начали проработку деталей операции.
  • 23 июня Молотов заявил германскому послу Шуленбургу о намерении СССР в ближайшем будущем присоединить к себе не только Бессарабию, но и Буковину, ввиду проживания там украинцев. Также Молотов заявил, что советская сторона ожидает поддержки со стороны Германии в этом вопросе и обязуется охранять её экономические интересы в Румынии. Шуленбург ответил, что это решение является для Германии полной неожиданностью, и попросил не предпринимать никаких решительных шагов до прояснения позиции немецкой стороны. Молотов заявил, что СССР будет ждать реакции Германии до 25 июня[6][7].
  • 25 июня на Южный фронт была передана директива о политработе в период боевых действий. В ней говорилось[1]:
  1. Военщина и буржуазно-капиталистическая клика Румынии, подготавливая провокационные действия против СССР, сосредоточила на границе с СССР крупные войсковые силы, довела численность пограничных пикетов до 100 человек, увеличила численность высылаемых на охрану границы нарядов, форсированным темпом производит оборонительные сооружения по своей границе и в ближайшем тылу.
  2. Командующий Южным фронтом перед пограничными частями Западного округа поставил задачу: а) разминировать, захватить и удержать мосты на пограничных реках; б) упорно оборонять государственную границу на фронте 12-й армии там, где не будут действовать части РККА; в) обеспечить части РККА проводниками; г) очистить тыл 12-й армии от возможных очагов противника в приграничной полосе Румынии.
В тот же день Шуленбург передал Молотову заявление Риббентропа, в котором говорилось что «Германское правительство в полной мере признает права Советского Союза на Бессарабию и своевременность постановки этого вопроса перед Румынией…». Также в послании говорилось о неожиданности претензий СССР на Буковину и выражалось беспокойство за судьбу проживавших на этих территориях этнических немцев. Риббентроп также заявил, что Германия остаётся верной московским соглашениям, будучи, однако, «крайне заинтересованной» в том, чтобы территория Румынии не стала театром военных действий. В этих целях, Германия, со своей стороны, выразила готовность оказать политическое влияние на Румынию с целью мирного решения «бессарабского вопроса» в пользу СССР[1][7][8].
Также в этот день близ Могилёва-Подольского в воздушное пространство СССР вошёл самолёт без опознавательных знаков. Его безрезультатно обстреляли с советской заставы[1].

  • 26 июня Молотов вручил румынскому послу в Москве Георге Давидеску заявление советского правительства, в котором говорилось:

«В 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (Россия) часть его территории — Бессарабию — и тем нарушила вековое единство Бессарабии, населенной главным образом украинцами, с Украинской Советской Республикой. Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии…

Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу.

Правительство СССР считает, что вопрос о возвращении Бессарабии органически связан с вопросом о передаче Советскому Союзу той части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава. Такой акт был бы тем более справедливым, что передача северной части Буковины Советскому Союзу могла бы представить, правда, лишь в незначительной степени средство возмещения того громадного ущерба, который был нанесен Советскому Союзу и населению Бессарабии 22-летним господством Румынии в Бессарабии.

Правительство СССР предлагает Королевскому правительству Румынии:

1. Возвратить Бессарабию Советскому Союзу.

2. Передать Советскому Союзу северную часть Буковины в границах согласно приложенной карте.

Правительство СССР выражает надежду, что Королевское правительство Румынии примет настоящие предложения СССР и тем даст возможность мирным путём разрешить затянувшийся конфликт между СССР и Румынией».

Вступление советских войск в Бессарабию

  • 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация. В тот же день Молотов заявил, что в случае невыполнения советских требований (передачи Буковины и Бессарабии СССР) советские войска готовы пересечь румынскую границу[1]. В течение всего дня близ Могилёва-Подольского самолёты румынских ВВС трижды нарушали воздушное пространство СССР и подвергались обстрелу погранвойск. Поздним вечером коронный совет Румынии оценил положение государства и решил выполнить требования Советского Союза. В то же время 6 миллионов агитационных листовок, отпечатанных для разбрасывания над румынскими войсками, были загружены в самолёты. Ночью войска СССР были готовы к наступлению, завершив подготовку к операции на три дня позже срока. Войска 12А, находясь в Предкарпатье, развернулись на юго-восток. Штаб армии расположился в Коломые. Ему подчинялись 8-й ск, 13-й ск, 15-й ск, 17-й ск и Армейская кавалерийская группа в составе 2-й кк и 4-й кк. Войска 5А развернулись под Винницей, их штаб находился в Дунаевцах. Со штабом в селе Гроссулово вдоль границы развернулась 9А — 35-й ск, 55-й ск, 5-й кк. В состав Южного фронта входили:
    • 32 стрелковые дивизии;
    • 2 мотострелковые дивизии;
    • 6 кавалерийских дивизий;
    • 11 танковых бригад;
    • 3 бригады ВДВ;
    • 14 корпусных артполков;
    • 16 артполков РГК;
    • 4 артдивизиона;
  • 28 июня
    • В ночь на 28 июня Бессарабский обком румынской компартии создал Бессарабский Временный Ревком, который обратился к населению с воззванием и призывал сохранять спокойствие и порядок. Утром повсеместно начали создаваться временные рабочие комитеты, дружины, отряды народной милиции. Они брали под контроль предприятия и другие важные объекты, защищая их от посягательств начавших отступление румынских войск[9].
    • Раннее утро. Поскольку советско-румынский конфликт был разрешен мирным путём, войска Южного фронта получили приказ осуществить операцию по «мирному» варианту плана. В Бессарабию и Северную Буковину вводилась лишь часть сосредоточенных войск
    • В 09:00 румынские войска, охранявшие железнодорожный мост в Залещиках, отошли в тыл.
    • В 09:30 румыны сняли охрану с пешеходного моста Залещики.
    • В 10:00 румынские охранники моста Снятын подожгли пикет и отошли в тыл.
    • В 10:20 советские войска начали разминирование мостов в Залещики. На разминировании также присутствовали румынские военные.
    • В 11:00 румынский посол в СССР попросил советское правительство разрешить на несколько дней продлить эвакуацию Бессарабии, ссылаясь на дожди и паводки.
    • В 12:00 в Овидиополь в сопровождении двух матросов и переводчика по морю прибыл румынский майор, который попросил повременить с вводом советских войск в Бессарабию и Буковину. Просьба была отклонена.
    • В 13:00 советские пограничники приступили к взятию под свой контроль всех мостов на реках Черемош, Прут и Днестр на границе с Румынией. Одновременно началось их разминирование.
    • В 13:20 советские войска заняли оставленные румынами погранпосты.
    • В 14:00 часть войск Южного фронта пересекла границу с Румынией и направилась вглубь Буковины и Бессарабии. Другая их часть оставалась на прежних позициях.
    • В 15:30 части 169сд форсировали Днестр близ Могилёв-Подольска.
    • В 15:45 советские войска вступили в Хотин.
    • В 16:00 советские войска заняли 16 румынских пикетов на правом берегу Днестра. Однако с двух соседних пикетов румыны эвакуации не произвели. Пограничники, находившиеся там, заняли оборонную позицию.
    • В 16:40 советские танковые части и артиллерия близ Ямполя переправились через Днестр.
    • В 17:00 на участке Измаильского погранотряда румыны начали эвакуацию своих войск.
    • В 18:00 советские пограничники заняли брошенные румынами погранпосты у городов Фикст и Коту-Суклея.
    • В 18:30 на занятом советскими пограничниками пикете Тихаил-Кузьма сдались 22 румынских солдата, которые отстали от румынских частей.
    • К вечеру была создана смешанная румыно-советская комиссия по урегулированию спорных вопросов. В Бессарабии началось массовое мародёрство, учинённое румынскими войсками[9].
    • Вечер. Советские войска в течение дня заняли города Кишинёв, Черновцы, Бендеры, Бельцы, Аккерман (совр. Белгород-Днестровский).
    • В 20:00 204вдбр получила приказ утром следующего дня провести авиадесантирование в районе города Болград.
    • Происходящее было в целом положительно воспринято местным населением. Во многих городах и сёлах проходили митинги и демонстрации, царило возбуждённое настроение, слышались советские песни[9].
  • 29 июня
    • В 08:00 и 9:30 99 самолётов ТБ-3 вылетели в Болград с 204вдбр на борту.
    • С 12:30 по 14:30 в городе Болград был произведён десант 204вдбр. Всего было высажено 1372 человека.
    • В 18:15 командование десантировавшихся войск получило приказ занять города Рени и Кагул. Для этого необходимо было преодолеть около 50 километров.
    • В 18:30 советские войска заняли Болград.
    • Вечером этого дня советские войска вышли к реке Прут и установили там погранпосты с целью проверки румынских войск и изъятия у них награбленного имущества, которое принадлежало местному населению.
    • В Кишинёве состоялся митинг, в котором приняли участие около 100 тысяч жителей города и соседних сёл. На нём выступали Н. С. Хрущёв, маршал С. К. Тимошенко и председатель бессарабского ВРК С. Д. Бурлаченко[9].
  • 30 июня
    • Ночью советские войска вошли в город Рени, где завязалась перестрелка с румынскими пограничниками.
    • В 04:55 был отдан приказ о переброске в Измаил частей 201вдбр.
    • В 09:35 с аэродрома Скоморохи взлетели 44 самолёта ТБ-3 и направились в сторону Измаила. На их борту было 809 советских десантников.
    • В 12:15 проходила основная стадия десантной операции. Выяснилось, что измаильские взлётно-посадочные полосы слишком малы для приземления, из-за чего часть войск сбросили на парашютах. В результате операции от полученных травм скончались 3 человека. Всего высадилось 746 человек не считая погибших.
    • В полдень в районе Бранешт во время эвакуации румынских войск части 11-го и 8-го кавполков открыли огонь по советской машине 1-го батальона 556сп. Советские войска открыли ответный огонь. Никто не погиб. Один из командиров заметил: «В результате стрельбы 8-й и 11-й полки румынской армии в панике рассеялись. Часть румынских солдат, уроженцев Бессарабии, воспользовавшись суматохой, бросили оружие, обозы и разбежались по домам»[1].
    • Вечером войска Южного фронта вышли к реке Прут на новую советско-румынскую границу.
  • 1 июля
    • Ночью с румынской стороны был открыт непродолжительный огонь. Один советский солдат был ранен. Войска СССР ответный огонь не открыли.
    • Утром части 204вдбр заняли Кагул, что приостановило грабёж местного населения румынскими отходящими войсками.
    • Правительство Румынии отказалось от англо-французских гарантий 1939 года, так как Румыния не хотела войны с СССР[1].
    • Вечером новая граница по Пруту и Дунаю полностью контролировалась советскими войсками.

  • 2 июля
    • Днём румынская сторона потребовала у советской возвращения оружия и боеприпасов, оставленных при отступлении в Бессарабии, которое, по мнению Румынии, было отобрано, а по мнению СССР являлось трофейным.
    • В 22:00 с румынской стороны границы в сторону советской было произведено 6 выстрелов из винтовки. Ответный огонь не открывался. Когда советские пограничники заявили румынской комиссии об этом инциденте, её делегаты заявили, что «румынские солдаты чистят оружие и от неосторожности происходят выстрелы».
  • 3 июля
    • В 13:00 из Румынии в СССР было депортировано 134 солдата, которые были ранее мобилизованы с территории Бессарабии, принадлежавшей на тот момент Румынии.
    • В 13:30 близ села Валя-Маре советские пограничники задержали нарушителя границы, пытавшегося бежать в Румынию через Прут. При задержании был открыт огонь, нарушитель был тяжело ранен.
    • В 14:00 граница через Прут и Дунай была окончательно закрыта. Тех румынских солдат, которые не успели отступить в Румынию, задержали и обезоружили.
    • В Кишинёве состоялся парад советских войск и народная демонстрация по поводу присоединения Бессарабии к СССР[9].

После окончания операции

  • 4 июля 2 румынские роты вышли на правый берег Прута и встали напротив советской границы. В ответ на это СССР в этом районе напротив румынских войск расположил несколько пушек и бронемашин. Румыны к вечеру отошли от границы.
  • 5 июля румыны получили ответ на своё заявление относительно возвращения потерянного оружия и боеприпасов. Советская сторона заявила, что не обязана собирать оружие, брошенное разбежавшимися румынами.
  • 14 июля был завершён подсчёт румынского имущества, захваченного в результате операции.

Депортации и репрессии

Депортации в СССР

Весной — в начале лета 1941 года c территорий, вошедших в состав СССР в 1939—1941 годах, началась депортация «нежелательных элементов». В Молдавии (с Черновицкой и Аккерманской областями УССР) депортации начались в ночь с 12 на 13 июня. Депортировались только «главы семей» (которых вывозили в лагеря военнопленных) и члены семей (ссыльнопоселенцы). Ссыльнопоселенцы из этого региона были высланы в Казахскую ССР, Коми АССР, Красноярский край, Омскую и Новосибирскую области. Общая оценка числа ссыльнопоселенцев из Молдавии во всех регионах расселения составляет 25 711 человек в 29 эшелонах. Суммарное число «изъятых» обеих категорий приводится в докладной записке замнаркома госбезопасности СССР Кобулова Сталину, Молотову и Берии от 14 июня 1941 года и составляет 29 839 человек.[10]

В кратчайшие сроки начали создаваться новые органы власти. 3 июля были образованы 9 комитетов компартии. К 10 июля действовали около 1100 сельских, 25 городских и поселковых, 54 волостных и 6 уездных исполкомов Советов депутатов трудящихся, куда вошли более 8 тысяч человек[11].

Репрессии бессарабцев в Румынии

Многие жители края во время присоединения к СССР оказались в Румынии и других странах, куда они уехали, в частности, в поисках работы. Многие стали пытаться вернуться на родину, однако румынские власти зачастую препятствовали этому. Возвращались и служившие в румынской армии бессарабцы, бежавшие из неё. Так, 30 июня в Галаце было убито 600 бессарабцев и множество ранено. В Яссах власти продержали 5 тысяч возвращавшихся бессарабцев запертыми в здании вокзала без пищи и воды, а затем погрузили в вагоны и отправили из города[11].

Итог

Военно-стратегическое значение операции

Передача Бессарабии СССР имела большое значение как для этих двух государств, так и для современной Молдавии и Украины. В результате операции была занята территория площадью 50 762 км², на ней проживали 3 776 000 человек. Румыния лишилась 17 % (из 295 649 км²) своей территории и 18,9 % (из 19.9 млн[12]) населения. Экономике не был нанесён ощутимый удар. Вклады румынских предпринимателей в развитие Бессарабии были ничтожны, так как те ещё с 1920-х годов предполагали, что Бессарабия отойдёт к СССР, и не хотели терять капиталов[2]. Одновременно с этим Румыния, в результате второго Венского арбитража и Крайовского мирного договора, потеряла, соответственно, Северную Трансильванию, которая отошла к Венгрии, и Южную Добруджу, возвращённую Болгарии. Гитлер этим воспользовался, использовав все три кризиса для усиления влияния Германии в Румынии[13]. Такие значительные изменения границ настроили общественное мнение Румынии против короля Кароля II. Это привело к государственному перевороту, устроенному «Железной Гвардией», приходу к власти Иона Антонеску и усилению про-германских позиций.

После отречения Кароля II от престола в пользу своего сына Михая I в стране установилась фактическая диктатура маршала Иона Антонеску, который подписал протокол о присоединении Румынии к Тройственному пакту. Впоследствии Румыния выступила на стороне стран Оси в войне против СССР[14]. Кроме того, страна впала в финансовый кризис, а «Железная Гвардия» начала проводить политику террора.

Для СССР присоединение Бессарабии и Северной Буковины тоже сыграло важную роль. СССР расширил свои владения на черноморском побережье, при этом ослабив своего потенциального соперника в Юго-Восточной Европе. Большое значение имел выход к важнейшей судоходной реке Европы — Дунаю[15] и создание на нём Дунайской флотилии.[16]

Историческое значение операции

В переговорах с западными союзниками во время Великой Отечественной войны Сталин настаивал на признании границ СССР 22 июня 1941 года, что означало бы, в частности, признание Бессарабии и Северной Буковины в составе СССР.

В рамках Парижской мирной конференции 1947 года Румыния и Советский Союз подписали мирный договор, в котором, в частности, заявлялось о взаимном признании советско-румынской границы, установленной соглашением 28 июня 1940 года, закрепившим за СССР Бессарабию, Северную Буковину и район Герца[17].

23 мая 1948 года Румыния передала Советскому Союзу остров Змеиный и часть дельты Дуная. До 1991 года в составе СССР Бессарабия была поделена между УССР (Аккерманская область, в последующем — часть Одесской области) и МССР. После распада СССР эта территория, таким образом, оказалась разделённой между независимыми Украиной и Молдавией.

Создание Молдавской АССР в 1924 году и последующее её присоединение к МССР сыграло важную роль в современном Приднестровском конфликте и фактически явилось его основой. В 1990 году Верховный Совет МССР принял Заключение комиссии по пакту Молотова-Риббентропа, в котором акт создания МССР объявлялся незаконным, а присоединение Бессарабии к СССР — оккупацией румынских территорий[18][19]. На этом основании президиум Тираспольского городского совета заявил, что «не считает себя связанным какими-либо обязательствами перед руководством ССР Молдовы». В дальнейшем противостояние между властями Молдавии и Приднестровья усиливалось, вылившись в 1992 году в битву за Бендеры.

После распада СССР президенты Румынии (Ион Илиеску) и России (Владимир Путин) подписали 4 июля 2003 года договор о дружеских отношениях и сотрудничестве, по которому Румыния отказалась от территориальных претензий к России как к правопреемнику СССР, в связи с присоединением последним Бессарабии и Северной Буковины[20].

В настоящее время (2009) Румыния предоставляет своё гражданство гражданам Молдавии на основе родственных отношений с лицами, которые родились на территории тогда ещё румынской Бессарабии до 28 июня 1940 года.

Память

В советское время во многих городах Молдавии были улицы, названные в честь «освобождения страны от румынской оккупации» 28 июня 1940. После обретения страной независимости, практически все эти улицы были переименованы новой властью[21].

Бессарабское имущество

Всего Красная Армия в качестве трофеев захватила продовольствия, имущества, техники, вооружения и боеприпасов[1]:

  • винтовок и карабинов: 52796 шт.
  • пистолетов: 4480 шт.
  • автомат: 1 шт.
  • ручные пулемёты: 1071 шт.
  • станковые пулемёты: 326 шт.
  • малокалиберные винтовки: 149 шт.
  • охотничьи ружья:1080 шт.
  • миномёты: 40 шт.
  • зенитные пулемёты: 6 шт.
  • орудия: 258 шт.
  • патронов: 14296183 шт.
  • гранаты: 34309 шт.
  • противотанковые мины: 1512 шт.
  • миномётные мины: 16907 шт.
  • снарядов: 79320 шт.
  • грузовые машины: 15 шт.
  • легковые машины: 38 шт.
  • автобусы: 2 шт.
  • тракторы: 3 шт.
  • мотоциклы с коляской: 4 шт.
  • велосипеды: 17 шт.
  • телефонные аппараты: 125 шт.
  • радиоустановка: 1 шт.
  • телефонный кабель: 117500 м
  • противогазы: 21064 шт.
  • ГСМ: 545,2 т
  • паровозы: 141 шт.
  • крытые вагоны: 1866 шт.
  • полувагоны: 325 шт.
  • платформы: 45 шт.
  • цистерны: 19 шт.
  • классные вагоны: 31 шт.
  • багажные вагоны: 2 шт.
  • продфураж: 10137,8 т
  • масло: 36 бочек
  • консервы: 98600 банок в 40 ящиках
  • вино: 3,5 вагона
  • сено: 103 вагона
  • лошадей: 1176 голов
  • крупный рогатый скот: 60 голов
  • овцы: 220 голов
  • поросята: 79 голов

В Кишинёве народной милицией был задержан эшелон с ценностями, подготовленный для отправки в Румынию, в Бельцах рабочие помешали вывозу в Румынию оборудования сахарного завода. Однако отступавшим румынским войскам удалось вывезти часть бессарабского имущества, в том числе отнятого у местного населения. Из Флорештского района Сорокского уезда они вывезли более 60 лошадей, 100 подвод и другого имущества. Потери сельских жителей Бессарабии составили около 1 млрд леев[9].

15 августа 1940 года по указу Президиума Верховного Совета СССР на присоединённых территориях была проведена национализация предприятий. Национализировались крупные жилые дома, сберкассы, транспорт, средства связи, промышленные предприятия и др. Имуществом МССР также стало более 500 предприятий в бывшей МАССР. Другим указом Президиума Верховного Совета от того же числа национализировалась земля.

Напишите отзыв о статье "Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [www.hrono.ru/sobyt/1900war/1940prut.php Прутский поход 1940 года] // Хронос.
  2. 1 2 3 4 5 6 Репин В. В. [www.newlocalhistory.com/bookshelf/?tezis=almanah6=100=105/html/ Территориальный спор о Бессарабии во взглядах Советской и Румынской политических элит (1918—1934 гг.)] // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. — Ставрополь, 2004. — № 6 (специальный).(недоступная ссылка)
  3. История Республики Молдова. С древнейших времён до наших дней = Istoria Republicii Moldova: din cele mai vechi timpuri pină în zilele noastre / Ассоциация учёных Молдовы им. Н. Милеску-Спэтару. — изд. 2-е, переработанное и дополненное. — Кишинёв: Elan Poligraf, 2002. — С. 146. — 360 с. — ISBN 9975-9719-5-4.
  4. Скворцова А. Ю. К общерумынскому знаменателю не приведённые. Русские в Бессарабии после её присоединения к Румынии. — Кишинёв, 1997. — С. 42—43.
  5. [newtimes.ru/articles/detail/32097 Аннексия по-советски]. // The New Times, 20.12.2010
  6. [www.hrono.ru/dokum/194_dok/19400623shul.html Беседа наркома иностранных дел В. М. Молотова с послом Германии в СССР Ф.Шуленбургом 23 июня 1940 г]; hrono.ru
  7. 1 2 Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Балканы.
  8. Ю. Фельштинский. (сост.) [lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/sssr_germany1939.txt Телеграмма № 1074 от 25 июня 1940 от Риббентропа Шуленбургу // Оглашению подлежит: СССР — Германия. 1939—1941: Документы и материалы.] М.: Моск. рабочий, 1991.
  9. 1 2 3 4 5 6 История Республики Молдова. С древнейших времён до наших дней = Istoria Republicii Moldova: din cele mai vechi timpuri pină în zilele noastre / Ассоциация учёных Молдовы им. Н. Милеску-Спэтару. — изд. 2-е, переработанное и дополненное. — Кишинёв: Elan Poligraf, 2002. — С. 221. — 360 с. — ISBN 9975-9719-5-4.
  10. Гурьянов А. Э. [www.memo.ru/HISTORY/Polacy/g_2.htm Масштабы депортации населения вглубь СССР в мае-июне 1941 г.], memo.ru
  11. 1 2 История Республики Молдова. С древнейших времён до наших дней = Istoria Republicii Moldova: din cele mai vechi timpuri pină în zilele noastre / Ассоциация учёных Молдовы им. Н. Милеску-Спэтару. — изд. 2-е, переработанное и дополненное. — Кишинёв: Elan Poligraf, 2002. — С. 222. — 360 с. — ISBN 9975-9719-5-4.
  12. на 1939 год [www.tacitus.nu/historical-atlas/population/balkans.htm HISTORICAL ATLAS]
  13. Ф. Гальдер. Военный дневник, Т.2, С. 111—115
  14. Плешаков К. В., Богатуров А. Д. [www.diphis.ru/situaciya_v_stranah_centralnoy_i_vostochnoy_e-a842.html СИСТЕМНАЯ ИСТОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ. Глава 1. Противоречия послевоенного урегулирования (1945—1946). Ситуация в странах Центральной и Восточной Европы.], «Московский рабочий», Москва 2000
  15. Roberts, G. [books.google.com/books?id=5GCFUqBRZ-QC&printsec=frontcover&#PPA55,M1 Stalin's wars: from World War to Cold War, 1939-1953]. — Yale University Press, 2006.
  16. Мещеряков Б. [flot.com/history/patriotwar/gunboats_river.htm «Боевое применение речных военных флотилий отечественного ВМФ в оборонительных и наступательных действиях сухопутных войск»]
  17. [www.austlii.edu.au/au/other/dfat/treaties/1948/2.html TREATY OF PEACE WITH ROUMANIA] Часть I, статья 1. Раздел «Australian Treaty Series» на сайте «Australasian Legal Information Institute» austlii.edu.au  (англ.)
  18. Приднестровье // Молдавия. Современные тенденции развития. — С. 375.
  19. Непризнанная республика. Очерки. Документы. Хроника. — М., 1997. — Т. 1. — С. 97.
  20. [news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_3044000/3044486.stm БиБиСи: «Россия и Румыния: компромисс по истории»]
  21. [vse.md/index.php/component/k2/item/752 Бричанской улице могут вернуть название «28 июня»]

См. также

Литература

  • Мельтюхов М. И. [militera.lib.ru/research/meltyukhov/index.html Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941 (Документы, факты, суждения)]. — М.: Вече, 2000.
  • Репин В. В. [www.rsijournal.net/razvitie-bessarabskogo-territorialnogo-konflikta-v-sovetsko-rumynskix-otnosheniyax-1939-g/ Развитие бессарабского территориального конфликта в советско-румынских отношениях (1939 г.) // Российские и славянские исследования. Вып. 4]. — Мн., 2009.
  • Пограничные войска СССР 1939—1941 гг. — М.: Наука, 1970.
  • Всемирная история. — М.: Мысль, 1965. — Т. 10.

Ссылки

  • [www.hrono.ru/maps/1940prut.gif Карта Бессарабской операции 28—30 июня 1940 года]  (рус.)
  • [www.airaces.ru/stati/dejjstviya-vvs-rkka-pri-osvobozhdenii-bessarabii.html Действия ВВС РККА при освобождении Бессарабии]
  • [www.worldwar2.ro/ «Armata română în al doilea război mondial»]  (рум.)
  • [www.inshr-ew.ro/pdf/Raport_final.pdf Instututul naţional pentru studierea Holocaustului «Elie Wiesel» Raportul final] (2004) (рум.)
  • [ebooks.unibuc.ro/istorie/istorie1918-1940/11-4-5.htm «Textul Pactului Litvinov-Titulescu»]  (рум.)
  • [ebooks.unibuc.ro/istorie/istorie1918-1940/13-4.htm «Notele ultimative ale guvernului sovietic din 26-27 iunie 1940 şi răspunsurile guvernului român»]  (рум.)

Отрывок, характеризующий Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР

– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.