Присциан

Присциан Цезарейский (лат. Priscianus Caesariensis) — римский грамматик, родом из Цезареи в Мавретании, жил около 500 года н. э. Величайшим из его трудов является Institutiones Grammaticae («Грамматические наставления») — учебник латинского языка в 18-ти томах. В Средние века он являлся самым распространенным руководством по латинскому языку и послужил основанием для новейших работ по латинской филологии.

Биография

Подробности жизни Присциана неизвестны. Считается, что он был греком, родился и вырос в Цезарии (современный Шаршал, Алжир) — столице римской провинции Мавретании. Если верить выдающемуся римскому писателю и ученому Кассиодору, то Присциан занимался преподаванием латинского языка в Константинополе. Кроме того, Присциан известен как автор латинского стихотворного панегирика императору Анастасию (491—518), написанного ок. 512 г.

Степень жизнеспособности латинского языка в Константинополе VI в. достаточно дискуссионна. Мнение Жильбера Дагрона, по которому греческий был доминирующим языком культуры, тогда как знание латинского было ограничено чиновниками императорской администрации, и латинский обычно не использовался императорским окружением, было поставлено под сомнение М. Саламоном , который утверждает, что латинский не был ограничен администрацией и небольшими общинами выходцев из Италии и Африки, и что интерес к латинской культуре был весьма сильным. Он показывает, что круг аристократов и чиновников, заинтересованных в равной мере греческими и латинскими штудиями, а также в связях с интеллектуалами на западе, концентрировался в широком интеллектуальном кружке вокруг грамматика Присциана. Он указывает также, что потребность в латыни как языке культуры в значительной мере сохранялась в течение VI века. Однако, такой взгляд большинству специалистов представляется преувеличенным.

Труды

Самая известная работа Присциана, Institutiones Grammaticae, представляет собой систематическое исследование латинской грамматики. Грамматика состоит из 18 книг. Из них в шестнадцати разбирается фонетика, словообразование и флективная система языка; остальные два тома относятся к синтаксису. В рукописях «Грамматических наставлений» содержатся примечание, что работа была скопирована (526, 527 г.) Флавием Теодором, писцом императорского секретариата.

Грамматика Присциана основана на ранних работах греческих ученых Геродиана и Аполлония. Её главными достоинствами являются полнота изложения и изобилие примеров. Благодаря Присциану сохранились многие фрагменты из произведений старых латинских авторов, которые в противном случае могли бы быть утрачены навсегда, в частности, Энния, Пакувия, Акция, Луцилия, Катона и Варрона. Но чаще всего Присциан цитирует Вергилия, Теренция, Цицерона и Плавта, а кроме того, Лукана, Горация, Ювенала, Саллюстия, Стация, Овидия, Ливия и Персия.

На грамматику Присциана неоднократно ссылались некоторые британские писатели VIII века — Альдхельм, Беда Достопочтенный, Алкуин. В IX веке франкский монах Рабан Мавр из Фульды выпустил её сокращенный вариант. Существует около тысячи манускриптов, в основе которых лежит копия, сделанная Флавием Теодором. Большинство копий содержат книги с первой по шестнадцатую (их иногда называют Priscianus major), некоторые включают (вместе с тремя книгами Ad Symmachum)только семнадцатую и восемнадцатую книги (Priscianus minor). И лишь немногие издания содержат обе части. Самые ранние манускрипты датируются девятым веком, хотя некоторые фрагменты были написаны ранее.

"Малые" работы Присциана - 6 грамматических и 2 поэтических:

• De figuris numerorum (О падежах числительных).

• De metris (fabularum) Terentii (О метре Теренция).

• Praeexercitamina rhetoricis (Грамматические предварительные упражнения) в III книгах дают краткое наставление в риторике на основе греческих риторических упражнений Гермогена.

• De nomine, pronomine, et verbo (О существительном, местоимении и глаголе), сокращенная версия его «Грамматических наставлений», предназначенная для преподавания грамматики латинского языка в школах.

• Partitiones xii versuum Aeneidos principalium - анализ первых двенадцати строк Энеиды Вергилия, представляющий собой любопытный образец античной методики обучения. При разборе используется методика «вопрос-ответ». Сначала автор рассматривает метр произведения, затем каждую строфу, и наконец внимательному и конструктивному разбору подвергается каждое слово.

• De accentibus (Об ударениях) – более поздний трактат несколько иного строения и стиля, приписанный Присциану («Псевдо-Присциан»).

• Панегирик императору Анастасию. В этом произведении из 312 строк Присциан выступает продолжателем традиций латинского стихотворного императорского панегирика, занимая место между Клавдианом и Сидонием, с одной стороны, и Кресконием Кориппом, с другой. Это первый из двух (наряду с Кориппом) примеров такого панегирика в Константинополе. Сочинение интересно тем, что параллельно ему греческий прозаический панегирик тому же императору выпустил Прокопий Газский.

• Periegesis, стихотворный перифраз географического сочинения Дионисия Периегета.

Издания, переводы и исследования

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.
• Prisciani grammatici Caesarensis Institutionum grammaticarum libri XVIII // Grammatici Lalini. Vol. II-III / Rec. H. Keil / Ed. M. Hertzil. Lips., 1855-1859.
• Prisciani institutionum grammaticalium librorum I-XVI, indices et concordantiae / Curantibus Cirilo Garcia Roman, Marco A. Gutierrez Galindo. Hildesheim, New York: Olms-Weidmann, 2001.
• Priscianus Periegesis // GGM. V.II. P. 190-191.
• Coyne P. Priscian's De laude Anastasii imperatoris. McMaster Univ., 1988.
• Присциан. Панегирик Анастасию / прозаический перевод Н.Н. Болгова // Классическая и византийская традиция. 2014. Белгород, 2014. С. 279-286. ISBN 978-5-9905516-8-8
• Encarta Encyclopedia, 2002.+
• Baratin M., Colombat B., Holtz L. (éds.). Priscien. Transmission et refondation de la grammaire, de l’antiquité aux modernes. Brepols Publishers, 2009. ISBN 978-2-503-53074-1
• Croke B. Poetry and Propaganda: Anastasius I as Pompey // Greek, Roman and Byzantine studies. 48. 2008. Р. 447-466.
• Salamon M. Priscianus und sein Schülerkreis in Konstantinopel // Philologus. 123. 1979. S. 91-96.
• Davis M.T. Priscian and the West // Byzantine Studies Conference. Chicago, 1982.
• Болгов К.Н. Присциан и итоговая систематизация латинской грамматики в Константинополе VI в. // Каразiнськi читання (iсторичнi науки). Харкiв, 2012. С. 132-133.
• Болгов К.Н. Итоговая систематизация латинской грамматики в Константинополе VI в. // Проблемы истории и археологии Украины. Харьков, 2012. С. 82-83.
• Болгов К.Н. Латинский эпический панегирик в Ранней Византии (Присциан и Корипп) // Молодежь – науке. 2012. Т. 1. Псков, 2012. С. 93-95.
• Болгов Н.Н. “Панегирик императору Анастасию” Присциана // Софія Київська: Візантія. Русь. Україна. Вип. ІV: збірка наукових праць, присвячена 170-літтю з дня народження Н.П. Кондакова (1844–1925) / Від. ред. д. іст. наук, проф. Ю.А. Мицик; упорядники Д.С. Гордієнко, В.В. Корнієнко. – К., 2014. - С. 270–293.
• Болгова А.М., Агаркова Ю.Н. Риторическая структура панегириков Прокопия Газского и Присциана // Классическая и византийская традиция. 2014. Белгород, 2014. С. 177-185. ISBN 978-5-9905516-8-8

Ссылки

• [kaali.linguist.jussieu.fr/CGL/index.jsp Corpus Grammaticorum Latinorum: complete texts and full bibliography]

Отрывок, характеризующий Присциан

– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.