Приход

Сюда перенаправляется запрос «Кирхшпиль». На эту тему нужна отдельная статья (нем.).

Прихо́д (греч. παροικία (от греч. παρά — «близ» и греч. οἶκος — «дом») — «пребывание чужеземцем без прав гражданина, поздн.»; «пребывание на чужбине», новозаветное словоупотребление) — церковный округ населения, имеющий свой особый храм с причтом, совершающим священнодействия для прихожан.

В ряде стран Западной Европы (например, в Ирландии, Англии, Португалии) церковным приходам соответствуют — по территориальному охвату — наименьшие административно-территориальные единицы.

В церковнославянских языках слово «Приход» образовано от глагола приходить, то есть приход — это совокупность прихожа́н и прихожа́нок — людей, регулярно посещающих какой-либо храм, часовню, молитвенный дом и так далее. В современной России один мирянин может быть постоянным прихожанином (и даже штатным сотрудником) сразу нескольких храмов, хотя до революции (переворота) 1917 года каждый православный христианин жёстко приписывался только к одному какому-либо приходу, исключительно в котором он должен был молиться, исповедываться, причащаться, венчаться, собороваться, освящать какие-либо свои вещи. Более того, приходские храмы вели метрические книги и выполняли функции современных ЗАГСов, нотариусов и паспортных столов, в них регистрировалось всё: кто, у кого и когда родился, умер, вступил в брак, приехал с другого места жительства (или выехал с намерением поселиться где-то), акты купли, продажи, дарения и даже фиксировалась политическая благонадёжность каждого местного жителя.

В западных губерниях Российской империи также широко использовался синоним парафия. В некоторых уездах западных губерний, где было распространено протестантство (лютеранство), использовался германизм ки́рхшпиль (нем. Kirchspiel), от кирха — церковь.

В ранней христианской церкви, а также в России до XIX века, прихожане сами избирали членов причта, представляя в последнем случае епископу так называемые «заручные прошения», получившие начало после Владимирского собора 1274 года.

В России в досинодальную эпоху

В Русской Церкви на вакантное (праздное) место в приходском причте кандидат либо избирался прихожанами, либо назначался князем или боярином (если храм находился на земле вотчинника); после чего ставленник представлялся правящему архиерею для рукоположения. Хотя окончательное решение при поставлении клирика принадлежало епископу, на практике в большинстве случаев архиерей доверял мнению прихожан или вотчинника.

В России в XIX веке

В синодальную эпоху значение выборного начала при замещении церковных мест неуклонно снижалось на протяжении XVIII века и концу века было сведено к выяснению мнения «лучших прихожан» о нравственных качествах ставленника; важной причиной такой тенденции был введённый образовательный ценз для лиц духовного звания: ставленник должен был быть выпускником духовной школы, а также укоренение практики наследования должности. В 1841 году устройство приходов было урегулировано Уставом Духовных Консисторий (переиздан с дополнениями и изменениями в 1883 году), а также рядом иных нормативных документов. Учреждение и закрытие приходов относилось к компетенции Святейшего Синода, но право установления границ между приходами предоставлялось епархиальному архиерею.

Приходской причт обязан был вести учёт прихожан — метрические книги, в которые вносились записи о рождении, бракосочетании и смерти лиц, состоящих прихожанами данного прихода; за исключением случаев крайней необходимости, прихожанин был обязан отправлять требы только в своём приходе (брак мог совершаться в приходе жениха или невесты).

Особый приход мог образоваться, если имелась церковь и достаточные средства для содержания причта, в приходе свыше 700 душ мужского пола — из священника, дьякона и псаломщика, а в приходе, имеющем менее 700 душ, — из священника и псаломщика. Исключения, по особым положениям, существовали для епархий западно-русских и кавказских, где приход могли учреждаться и при меньшем числе прихожан.

Право прихожанам избирать членов причта, как общее, было отменено, но за прихожанами оставалось право заявления епархиальному епископу своего желания иметь известное лицо членом причта своей церкви. Имущество каждой церкви и её земельные владения составляли её неотъемлемую собственность. Общее собрание прихожан выбирало из своей среды членов приходского попечительства и доверенного человека для ведения церковного хозяйства — церковного старосту, избираемого прихожанами на три года, с согласия причта, при благочинном, и утверждаемого епархиальным архиереем, причём, если возникают сомнения в правильности выбора, дело рассматривается в консистории. При приходах учреждались церковно-приходские общества и братства для организации благотворительности в кругу прихожан.

В 1885 году Московским земством был возбуждён вопрос о восстановлении древнего права приходов избирать излюбленных людей на должность приходских священников. Святейшим правительствующим синодом этот вопрос был разрешён отрицательно ввиду того, что избрание кандидата, как соединённое с нравственной ответственностью епископа, должно зависеть от личного его усмотрения и что если в истории и практиковались приходские выборы, то с большими беспорядками и злоупотреблениями и лишь по неимению специально подготовленных к священству кандидатов, а теперь такого недостатка не чувствовалось. Впрочем, Синод признал, что «право прихожан в смысле заявления ими епископу своего желания иметь преимущественно известное лицо или в смысле свидетельства о добрых качествах ищущего рукоположения лица не было отменяемо и, как показывают восходящие в Синод дела, нередко применяется и в настоящее время».

В современной РПЦ

Юридический статус приходов

Согласно Уставу РПЦ от 2000 года (документ имеет внутренний характер и не обладает юридической силой), приход есть «община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме», является каноническим подразделением Русской православной церкви и находится под начальственным наблюдением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника-настоятеля; органы приходского управления суть: настоятель, Приходское собрание, Приходской совет и Ревизионная комиссия (пункт 10).

Священный синод РПЦ 10 октября 2009 года принял новую (вместо прежнего — от 9 апреля 1998 года) редакцию типового устава прихода Русской православной церкви (для приходов на территории РФ); все приходы РПЦ в России должны провести приходские собрания, принять переработанный в соответствии с типовым новый приходской устав, утвердить его у епархиального архиерея и представить в органы Министерства юстиции для государственной регистрации. По мнению протоиерея Павла Адельгейма (декабрь 2009), новый типовой Устав прихода создал принципиально новую структуру местной религиозной организации РПЦ, завершив «процесс абсолютизации архиерейской власти в Церкви»; по мнению Александра Храмова изменения «только закрепляют положение, сложившееся на практике».

Выступая 23 декабря 2009 года на Епархиальном собрании духовенства Московской епархии с докладом Патриарх Кирилл, в частности, сказал: «В прежней редакции типового устава в качестве высшего органа управления прихода было указано Приходское собрание. Однако фактически большинство важнейших полномочий в сфере управления приходом были закреплены за правящим архиереем. Уставом, например, устанавливалось правило, согласно которому решения Приходского собрания вступали в силу только после их утверждения правящим архиереем. Это правило сохранено и в новой редакции типового устава, которая прямо называет правящего архиерея высшим органом управления приходом. Правящий архиерей обладает всей полнотой властных полномочий в данной сфере. Прежде всего, это касается кадровых вопросов. Решения о назначении и освобождении от должности настоятеля, об изменении состава Приходского собрания принимаются правящим архиереем. Исключительной прерогативой правящего архиерея является решение вопросов о ликвидации прихода и о внесении необходимых изменений в приходской устав (в случае, если Священный Синод утвердит такие изменения). <…> Среди должностных лиц прихода особое место занимает председатель Приходского совета, который, согласно уставу прихода, имеет право первой подписи банковских и иных финансовых документов. Он также осуществляет приём на работу сотрудников прихода, заключает от имени прихода договоры. Согласно прежней редакции типового устава, председатель Приходского совета избирался Приходским собранием из числа его членов и утверждался в должности правящим архиереем. Иными словами, должность председателя Приходского совета была выборной; лишь в исключительных случаях правящий архиерей мог назначить на данную должность настоятеля прихода. <…> Новый устав максимально приближен по своему содержанию к уставу прихода, действовавшему до 1961 года. Новая редакция типового устава прихода является важным шагом на пути возвращения настоятелей к административному, хозяйственному и финансовому руководству приходами. Теперь настоятель занимает должность председателя Приходского совета. При этом, в некоторых случаях, правящий архиерей вправе назначить председателем Приходского совета иное лицо, в том числе клирика прихода или мирянина.»

Приходское богослужение

Приходская богослужебная практика имеет некоторые характерные особенности. В целом, по сравнению с помпезным архиерейским соборным богослужением, приходское богослужение отличается скромностью, а в отличие от продолжительного монастырского — краткостью.

Просветительская деятельность приходов

По Устав Русской Православной Церкви и постановлениям архиерейских соборов, во всех приходах должны функционировать воскресные школы для разных возрастных групп прихожан, проводиться оглаш́ения — разъяснения учения церкви для желающих креститься. Между богослужениями должны быть спе́вки — обучение церковному пению и чтению на церковнославянском языке. Приходы обязаны организовывать и поддерживать крестные ходы, паломничества по святым местам, выставки различного церковного искусства, походы на природу, спортивные состязания. Им желательно самостоятельно издавать и распространять приходские газеты, иметь свои (приходские) сайты в интернете.

Приходские священники обязаны подбирать среди своих прихожан-мужчин кандидатов в священство, привлекать их к учёбе и к преподаванию в воскресной школе, к пению на клиросе и к чтению в храме, пономарству в алтаре, ко всем работам по храму и на прилегающей территории, к социальному служению, к произнесению проповедей на всенощных бдениях и литургии и к поступлению в духовную семинарию.

Приходская благотворительность

Во многих приходах возле храма устроен „при́чтовый дом“, где бесплатно кормят сотрудников храма, гостей, прихожан и нищих. Нуждающихся снабжают одеждой и книгами.

Литература

• Н. Суворов, «Курс церковного права» (т. II, Ярославль, 1890).
• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• [www.prichod.ru интернет-портал "Приходы"]. Все о приходской жизни Русской Церкви, каноническое устройство приходских общин, документы, регламентирующие деятельность приходов, новости приходской жизни Поместных Православных Церквей. Под эгидой Управления делами Московской Патриархии.

Отрывок, характеризующий Приход

– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.