Флора

Джон Сибторп. Флора Греции. Титульная страница первого издания (1806). Со слова «флора» традиционно начинается название обзорных трудов, посвящённых растительному миру той или иной территории

Фло́ра (в ботанике, лат. flora) — исторически сложившаяся совокупность видов растений, распространённых на конкретной территории («флора России») или на территории с определёнными условиями («флора болот») в настоящее время или в прошедшие геологические эпохи. На практике под выражением «Флора территории» нередко понимают не все растения данной территории, а только сосудистые растения (Tracheophyta) (то есть семенные и папоротникообразные); растения других групп, как правило, рассматриваются отдельно в силу особенностей методики сбора и определения. Комнатные растения, растения в оранжереях и других сооружениях с искусственным климатом не входят в состав флоры. Раздел ботаники, занимающийся изучением флоры, называется флористикой. Аннотированный список флоры (список с указанием кратких сведений о каждом виде растений, известных с указанной территории), называется конспектом флоры.

Традиционно термин «флора» («микрофлора») используется и для описания совокупности микроорганизмов, характерных для определённого органа человека или животного (например, «флора кишечника», «микрофлора кожи человека»).

Происхождение термина

Название термина произошло от имени древнеримской богини цветов и весеннего цветения Флоры (лат. Flora).

Слово «флора» в значении «совокупность растений» впервые было использовано польским ботаником Михалом Боймом (1614—1659) в работе Flora sinensis («Флора Китая»), вышедшей в Вене в 1656 году.

Титульный лист первого издания работы Карл Линней Flora Lapponica (1737)

Второй раз в этом значении слово «флора» было использовано великим шведским натуралистом Карлом Линнеем (1707—1778) в его работе Flora Lapponica («Флора Лапландии»), изданной в Амстердаме в 1737 году. Именно эта книга стала первой в жанре «флоры» в его современном понимании — то в есть в жанре обзорного труда, посвящённому растительному миру той или иной территории. Flora Lapponica представляет собой обзор растительного мира Лапландии и содержит подробное описание 534 видов растений и грибов, из которых около ста были описаны впервые. Принцип построения этой книги (вводные главы с информацией об описываемой местности и истории изучения её природы; раздел с описанием видов растений, в том числе, для каждого вида, — сведения о его морфологии, особенностях произрастания, таксономические данные и краткая информация об использовании растения; в конце книги — список литературы) оказался композиционно совершенным и стал использоваться и в других аналогичных сочинениях.

Методы анализа флоры

• географический анализ — разделение флоры по географическому распространению; выявление доли эндемиков;
• генетический анализ (от др.-греч. γένεσις — «происхождение, возникновение») — разделение флоры по критериям географического происхождения и истории расселения;
• ботанико-географический анализ — установление связей данной флоры с другими флорами;
• эколого-фитоценологический анализ — разделение флоры по условиям произрастания, по типам растительности;
• возрастной анализ — разделение флоры на прогрессивные (молодые по времени появления), консервативные и реликтовые элементы;
• анализ систематической структуры — сравнительный анализ количественных и качественных характеристик различных систематических групп, входящих в состав данной флоры.

Все методы анализа флоры опираются на её предварительную инвентаризацию, то есть выявление её видового и родового состава.

Типификация флоры

Флора специализированных групп

Совокупности растительных таксонов, охватывающих отдельные группы растений, имеют соответствующие специализированные названия:

• Альгофлора — флора водорослей;
• Бриофлора — флора мохообразных;
• Дендрофлора, или арборифлора — флора древесных растений.

Ещё три термина появились до того, как эти группы организмов перестали относить к растениям:

• Лихенофлора — флора лишайников;
• Микофлора — флора грибов;
• Миксофлора — флора миксомицетов (слизевиков).

Флора территорий

С точки зрения характера рассматриваемых территорий различают:

• Флору Земли в целом;
• Флору континентов (материков) и их частей;
• Флору отдельных естественных образований (островов, полуостровов, горных систем);
• Флору стран, областей, штатов и других административных образований.

Флора по критерию внешних условий

По критерию внешних условий рассматриваемых территорий различают:

• Флору чернозёма и других типов почв;
• Флору болот и других особых участков земной поверхности;
• Флору рек, озёр и других пресных водоёмов;
• Флору морей и океанов.

Аборигенная и адвентивная флора

Рассматривая конкретную современную флору с точки зрения происхождения видов, отличают аборигенные растения (от лат. aborigenes < ab origene «от начала»), — достаточно давно обитающие в рассматриваемой местности, — и адвентивные (от лат. adventicius «пришлый», «чуждый»), или заносные, или пришлые растения — ранее здесь отсутствовавшие, а позже сюда занесённые (или в результате деятельности человека, или посредством каких-либо природных агентов). Совокупность видов аборигенных растений некой местности называют аборигенной флорой, а совокупность видов адвентивных растений — адвентивной флорой этой местности.

Разные авторы используют разные критерии отнесения растений к адвентивной флоре: в узком смысле к ней относят неустойчивые и случайные компоненты флоры, то есть такие, процесс натурализации которых не завершён; в широком смысле к адвентивной флоре относят все растения, которые появились в данной местности после того, как здесь поселился человек, в том числе натурализовавшиеся растения — то есть такие, которые в рассматриваемой местности сумели акклиматизироваться и занять прочное положение в местном растительном покрове. На некоторых территориях адвентивные (пришлые) растения занимают существенное, а иногда и доминирующее положение, при этом порой препятствуя воспроизводству некоторых аборигенных растений. В качестве примеров таких ситуаций можно отнести широкое распространение опунций в Австралии, Южной Европе и странах Ближнего Востока, а также активное распространение в аргентинской пампе астровых, европейских по происхождению. Некоторые сорные растения широко распространились по странам всего света с развитым земледелием, засоряя посевы сельскохозяйственных культур.

См. также: Акклиматизация, Интродукция и Инвазионный вид (ботаника)

Типы флоры по Краснову

В 1888 году в своей работе «Опыт истории развития флоры южной части Восточного Тянь-Шаня» российским ботаником Андреем Николаевичем Красновым (1862—1914/1915) было предложено следующее деление флор территорий на части:

F = ƒ₁ + ƒ₂ + ƒ₃;

где

• F — совокупность видов, ныне растущих на данной территории;
• ƒ₁ — не изменившиеся или слабо изменившиеся виды, обитавшие здесь до четвертичного периода;
• ƒ₂ — виды, представляющие собой результат изменения третичных форм под влиянием условий, имевших место на данной территории;
• ƒ₃ — виды, переселившиеся на данную территорию в позднейшую эпоху.

Флору, для которой F близко к ƒ₁, называют реликтовой. Такая флора характерна для Канарских островов, Китая, Японии.

Флору, для которой F близко к ƒ₂, называют трансформационной. Такая флора характерна, к примеру, для Средней Азии.

Флору, для которой F близко к ƒ₃, называют миграционной. Такая флора характерна для Западной Европы.

Флора по критериям использования

Для обозначения совокупности культурных растений, выращиваемых на определённой территории, используется выражение «культурная флора».

Иногда также встречается выражение «флора здоровья» — метафора, используемая для обозначения совокупности видов лекарственных растений, распространённых на определённой территории или в целом на Земле.

Флористическое районирование

…Существует флора ледниковая и степная, арктическая, понтийская, средиземноморская, субтропическая, болотная и т. д., и т. п. …Вокзальная флора отличается исключительно обильным и ярким цветением. …Железнодорожная флора… состоит главным образом из девясила, антирринума, коровяка, пупавки, медуницы, богородицкой травки и некоторых других железнодорожных видов. …Особый ботанический класс составляет флора кладбищенская…
…Богатства мира неисчерпаемы: каждое ремесло, — да что я говорю, — каждая политическая партия могла бы иметь свою собственную флору.

Карел Чапек
«Год садовода»

Сравнительный анализ флор различных территорий является основой для флористического районирования земного шара, то есть создания «флористической системы» — системы деления земного шара на естественные флористические единицы.

См. также

• Растительность
• Микрофлора
• Микрофлора человека
• Фауна

Литература

• Флора (совокупность видов растений) / А. И. Толмачёв // Ульяновск — Франкфорт. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 27).</span>
• Майоров С. Р. и др. Адвентивная флора Москвы и Московской области. — М. : Товарищество научных изданий КМК, 2012. — 412 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-87317-880-3.</span>
• Маркелова, Н. Р. Динамика состава и структуры адвентивной флоры Тверской области : 03.00.05 : дис. ... канд. биол. наук. — М., 2004. — Гл. 1 : Основные подходы к анализу адвентивной флоры.</span>
• Тахтаджян А. Л. Флористическое деление суши и океана // Жизнь растений : в 6 т. — М. : Просвещение, 1974. — Т. 1 : Введение. Бактерии и актиномицеты / под ред. Н. А. Красильникова и А. А. Уранова. — С. 117—153.</span>

Ссылки

• Флора, совокупность растений // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бекетов А. Н. География растений // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Флора

– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.