Проб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марк Аврелий Проб
лат. Marcus Aurelius Probus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Проба. Капитолийский музей</td></tr>

Римский император
276 — сентябрь/октябрь 282
Предшественник: Марк Анний Флориан
Преемник: Марк Аврелий Кар
 
Вероисповедание: Древнеримская религия
Рождение: 19 августа 232(0232-08-19)
Сирмий, Паннония, Римская империя
Смерть: сентябрь/октябрь 282
Сирмий, Паннония, Римская империя
Отец: Далмаций (или Максим)

Марк Аврелий Проб[1] (лат. Marcus Aurelius Probus), более известный в римской историографии как Проб, — римский император в 276—282 годах.

Проб происходил из Паннонии. Он воевал при императорах Валериане, Галлиене, Клавдии II и Аврелиане. Будучи военачальником на Востоке, после смерти императора Тацита Проб был провозглашён солдатами императором. Родственник Тацита, Марк Анний Флориан, захвативший власть, вскоре был убит своими же подчинёнными. После признания сенатом Проб принялся за оборону границ империи. В 277 году были разгромлены франки, бургунды, алеманны, вандалы, вторгшиеся в Галлию. Был наведён порядок в восточных провинциях. Вслед за тем быстро были разбиты Юлий Сатурнин в Египте и узурпаторы Прокул и Боноз в Галлии. Для заселения опустошённых пограничных провинций Проб в 279 году расселил в Мезии и Фракии множество варваров. Особенно заботился он о земледелии и отменил запрет на виноградарство вне пределов Италии. Строгость, с которой он принуждал своих солдат к полезным занятиям подобного рода, вызвала среди войск в Паннонии мятеж, во время которого он и был убит в 282 году[2].

Проб носил следующие победные титулы: «Готский» — с 277 года, «Германский Величайший», «Готский Величайший», «Парфянский Величайший», «Мидийский Величайший» и «Персидский Величайший» — с 279 года[3][4].





Жизнь до прихода к власти

Будущий император Марк Аврелий Проб родился в нижнепаннонском городе Сирмии 19 августа 232 года[4][1]. В источниках иногда ему присваивают номен «Валерий» (связанный, предположительно, с желанием античных историков считать его родственником Клавдия II Готского) или «Эквитий», но, очевидно, ошибочно[1]. До сих пор не выяснено окончательно, кто был отцом Проба. Так, анонимный автор «Извлечений о нравах и жизни римских императоров» говорит, что его отцом был поселянин и усердный садовник по имени Далмаций[5]. Флавий Вописк Сиракузянин, перу которого предположительно принадлежит жизнеописание Проба в сборнике императорских биографий «История Августов», пишет следующее. Отца Проба звали Максим, он служил центурионом и за заслуги получил звание трибуна, окончив жизнь в Египте. Мать будущего принцепса была более знатного происхождения, чем отец. Имущество, доставшееся Пробу по наследству, было скромное, а его родственники не занимали крупных должностей[6]. Тот же историк рассказывает, что в неких трудах находил сведения о родстве Проба с императором Клавдием II, а сестру Проба в этих работах называют Клавдией[7]. Однако, по всей видимости, эти данные являются чистейшим вымыслом с целью показать Проба родственником прославленного императора, с которым позже роднил себя Константин I Великий[8][9]. Есть предположение, что детство Проба прошло в Египте, где он, будучи уже императором, вёл обширные строительные работы[10].

Трудно восстановить карьеру Проба до того, как он стал императором, из-за ненадёжных сведений «Истории Августов», которые в большинстве своём кажутся вымышленными[4][11]. Проб, вероятно, поступил в армию в 249 году при Деции Траяне, когда велась тяжелейшая война с готами[12]. По всей видимости, в правление Валериана он служил военным трибуном, должность которого получил якобы за свою телесную силу будучи ещё юношей[13][11]. При том же императоре Проб воевал на дунайской границе[1]. Учитывая характер информации в «Истории Августов», можно однозначно утверждать только то, что Проб продолжил службу при последующих императорах вплоть до Аврелиана[11]. Конечно, карьера Проба в «Истории Августов» могла быть вымышлена, но тем не менее нет никаких оснований сомневаться, что он сделал карьеру, аналогичную описанной в этом источнике[14].

В 260 году, в эпоху царствования Галлиена, Проб получил командование легионом в Иллирике[15]. Судя по всему, он был самым выдающимся военачальником из всех тех, кто служил при Аврелиане[4]. В его правление он воевал с мармаридами в Африке, освободил Карфаген от мятежников[16], а также оборонял северные границы от алеманнов[4].

Иногда Проба источники путают с Тенагиноном Пробом, который занимал должность префекта Египта при Клавдии II и воевал с пальмирцами, но после победы над ними потерпел поражение и покончил с собой. Эта путаница может быть умышленной, имеющей намерение создать героический образ Проба и приписать ему деяния, совершённые другими людьми[11]. Вероятно, что после гибели Тенагинона в 271 году Аврелиан направляет Проба освобождать Египет от оккупации Пальмирским царством, с чем Проб успешно справляется[17]. Он сопровождал императора в походе на Пальмиру и в подавлении восстания Фирма[15]. Вполне возможно, что Аврелиан готовил Проба в качестве своего предполагаемого преемника, но это может быть только лишь пропагандой самого Проба[18][19].

Внешность и личные качества

Аврелий Виктор даёт следующую характеристику Пробу:

«он обладал большими знаниями военного дела и был прямо вторым Ганнибалом по умению закалять юношество и давать различные упражнения солдатам»[20].

Евтропий согласен с Аврелием Виктором, подчёркивая особенно репутацию Проба как хорошего военачальника:

«Муж суровый, деятельный, справедливый и сравним с Аврелианом в военной славе, но превосходил его обходительностью <…> муж выдающейся славы в военном деле»[21].

Его скульптурный портрет характеризуется простыми линиями, которые делают его симпатичным человеком, несмотря на солдатское происхождение[22].

Правление

Восхождение на престол

После гибели Аврелиана в результате заговора собственного секретаря сенат выбрал в качестве его преемника представителя из своей среды, семидесятилетнего Марка Клавдия Тацита, который взял бремя государственных дел на себя и направился с войсками на Восток. На каком посту находился Проб на момент смерти Аврелиана, неизвестно[10]. В правление Тацита он был назначен на высокопоставленную должность в Сирии и Египте, предположительно, он был главнокомандующим всех восточных легионов[4]. К этому времени герулы напали и разграбили Понт, Галатию, Каппадокию и вдобавок ещё Киликию, где Тацит при содействии своего сводного брата Флориана нанёс им поражение. Однако вскоре после этого, в июне 276 года, Тацит либо скончался от болезни, либо же был убит своими солдатами. После его смерти власть захватил Флориан[11].

Между тем Проб отказался признать императором Флориана, заявив при этом, что Тацит завещал императорский трон именно ему[4]. Восточная армия решила, что не доверит избрание нового императора сенату или другим легионам[15]. Спустя небольшой промежуток времени, в середине 276 года, Проб был провозглашён императором своими войсками и был готов выступить против Флориана. Согласно «Истории Августов», провозглашение Проба императором произошло против его воли, на солдатской сходке, где он был облачён в пурпурный плащ. При этом Проб всё время повторял: «Это вам невыгодно, воины, вам со мной не будет хорошо: ведь я не могу заискивать перед вами»[23]. Проба поддержали Сирия, Финикия, Палестина и Египет, а его соперника — Галлия, Испания, Италия и Британия[11]. Вскоре Флориан прибыл в Тарс, где разбил лагерь. Туда же подошёл и Проб. Он понимал, что численность его войск намного меньше численности вражеских войск, и поэтому решил избегать сражения. Кроме того, Флориан преждевременно окончил войну с варварами ввиду мятежа Проба и был вынужден отложить их окончательный разгром. В Тарсе в это время было лето, и солдаты, бывшие по большей части европейцами, не смогли переносить местную жару[24]. Увидев, что армия Флориана обессилела, Проб решил действовать, однако солдаты сами подняли мятеж и убили Флориана, или же он покончил жизнь самоубийством[25]. Так закончилось восьмидесятидневное правление Флориана. Он пал жертвой непостоянства легионов и собственных амбиций[26]. Отныне Проб стал единоличным правителем Римской империи[19]. Это, вероятно, произошло в августе 276 года[11].

Войны с германцами

Первым деянием нового императора была расправа над убийцами Аврелиана, которые, как кажется, также приложили руку к предполагаемому убийству Тацита[11]. Византийский историк Зосим излагает это событие следующим образом. Император собрал всех убийц на пиру. Когда они прибыли, Проб зашёл в тайную галерею, откуда он мог видеть всё, что происходило, и подал сигнал к действию ожидавшим солдатам. Они свалили с ног ничего не подозревавших людей и всех их перебили. Остался только один, но он был схвачен и сожжён живьём, поскольку был самым опасным среди всех[27]. Однако версия Зосима представляется несколько неправдоподобной, потому что убийцы Аврелиана вряд ли могли быть настолько доверчивыми[11]. По сообщению Иоанна Зонары, Проб сначала открыто обвинил их в убийстве, а затем предал смерти[28]. «История Августов» пишет, что Проб подверг убийц Аврелиана разным карам, но при этом отмечала его умеренность в отличие от солдат[29]. Кроме того, наказаниям подверглись злоумышлявшие против Тацита, а сторонники Флориана были пощажены[30]. Представляется сомнительным, что убийц Флориана Проб казнил, потому что это действие могло бы угрожать его положению[26].

После восхождения Проба на престол ухудшилась ситуация в Галлии и на рейнской границе. Хотя Аврелиан разгромил германцев, пограничные территории требовали постоянного наблюдения. На юге лонгионы вместе с алеманнами продвинулись по долине реки Неккар в Галлию, а франки переправились через Рейн[31].

Проб был ординарным консулом в 277 году. Он провёл свою армию из Малой Азии через Пропонтиду и прошёл через Фракию, Мезию и Паннонию, о чём свидетельствуют нумизматические источники. По пути император, по всей видимости, воевал с готами, на что указывает принятый им победный титул «Готский»[11].

После этого Проб совершил поездку в Рим для того, чтобы получить признание сената, а затем отправился на рейнскую границу. О германских походах Проба повествуют Зосим и «История Августов», впрочем первый источник предпочтительнее, поскольку он рассказывает о событиях более подробно[11]. Принцепс разделил своё войско на две части, поручив своим легатам войну против франков, а сам во главе второй армии отправился на лонгионов и алеманнов[11]. Проб всегда сражался в первых рядах. Одержав победу над лонгионами, он взял в плен их вождя Семнона и его сына. Затем к нему пришли послы от этого народа и попросили вернуть пленников в обмен на всё их имущество. Император удовлетворил их просьбу, но тем не менее удержал Семнона и его сына у себя[32]. Франки также были разгромлены[11].

Затем Проб начал кампанию против бургундов и вандалов, но, видя, что римская армия численно меньше вражеской, решил разгромить эти племена по отдельности[4]. Сначала он встретился с бургундами. Войска находились по разные стороны реки. Римляне стали осыпать насмешками бургундов, провоцируя их переправиться и дать бой. В итоге бургунды форсировали реку. В произошедшей стычке противник был частично перебит, а выжившие взяты в плен римлянами. Вскоре пришло известие, что варвары собираются сдаться со всем своим имуществом. Однако, несмотря на то, что им было гарантировано выполнение их условий, из бургундов никто так и не сдался. Проб пришёл в ярость и напал на отступавших варваров. Многие были убиты, погиб и их вождь Игилл. Кроме того, римляне взяли пленников. Они были отправлены в Британию, где участвовали в подавлении местных мятежей[33].

В 278 году Проб отразил вторжение вандалов в Иллирик, разгромив их на реке Лех[11]. После этого он стал называть себя, согласно надписям на монетах, «реставратором Иллирика» (лат. RESTITVTOR ILLYRICI)[4]. «История Августов» рассказывает, что Пробу покорилось девять варварских царьков, но какими племенами они правили, сказать невозможно[34][35]. Император взял у них шестнадцать тысяч молодых солдат и распределил их по вспомогательным подразделениям[36]. Всего за время германских походов римлянами было перебито до четырёхсот тысяч варваров[37]. Также было освобождено шестьдесят городов[38]. Император усмирил Рецию и нанёс поражение сарматам[39]. Однако после смерти Проба сарматы вновь стали представлять угрозу римским границам[40].

Не довольствуясь лишь победами над противником, Проб предпринял важные шаги, чтобы обеспечить безопасность границы в будущем. По его приказу был построен ряд крепостей и складов на германской стороне Рейна[11]. Кроме того, Проб, очевидно, принял меры для восстановления экономической стабильности в Галлии, поощряя посадки виноградников, раздавая поля, зернохранилища, дома и продовольственные пайки тем, которых он расселил у самой границы[41]. В результате Проб принял победные титулы «Германский Величайший» и «Готский Величайший» в 279 году[11][34]. Император планировал окончательное завоевание Германии, но отложил его до лучших времён[42]. Тем не менее, Проб начал готовить плацдарм для вторжения путём создания колоний и фортов на территории противника[38]. Хотя варвары и потерпели поражение, они до концы усмирены так и не были[43].

Восточные дела

В 279 году театром военных действий стала Ликия[11]. Зосим рассказывает любопытную историю о приключениях и смерти вождя разбойников по имени Лидий, который, предположительно, идентичен некоему Пальфурению, упоминаемому в «Истории Августов»[44]. Лидий по происхождению был исавр[45].

Лидий собрал группу разбойников и грабил Памфилию и Лидию. Против него были направлены подразделения римской армии. Не имея достаточно крупных сил для сопротивления римлянам, Лидий укрепился в ликийском городе Кремне, «который словно завис на скале и был прикрыт с другой стороны глубоким ущельем». Когда римляне осадили город, Лидий приказал снести дома, а освободившуюся территорию распахал и посеял хлеб для снабжения продовольствием осаждённых. Из-за того, что съестных припасов на всех не хватало, Лидий вывел из города самых молодых и стариков. Римляне же постарались не выпустить их и отправить обратно в город. Однако Лидий выгнал этих людей в располагавшиеся вокруг города ущелья. Затем был сделан подкоп, выходивший за пределы города, вдалеке от римского лагеря, для вывода людей и добычи провианта. Однако через некоторое время несколько изменниц указали на него осаждавшим. Тем не менее Лидий не сдавался. Он уменьшил выдаваемые жителям пайки. Постепенно вождь разбойников решил удалить из города всех неспособных к обороне. Тогда произошло следующее. Один из приверженцев Лидия умел делать метательные орудия и стрелять без промаха. Однако, когда этому человеку приказали стрелять, он промахнулся. Лидий приказал серьёзно наказать стрелка. Обиженный воин сбежал из города и встретил нескольких римских солдат, которым показал отверстия в городской стене, через которые Лидий вёл наблюдение за лагерем римлян, и дал обещание выстрелить в него, когда тот выглянет оттуда. Вскоре он смертельно ранил Лидия. Лидий взял клятву со своих солдат, что те не сдадутся римлянам. Однако, когда осада стала невыносимой, Кремна сдалась. Так окончился мятеж Лидия[46]. Затем была усмирена Исаврия. Для того, чтобы предотвратить неподчинение исаврийцев, Проб построил в их области крепости и расселил большие группы ветеранов в труднодоступных местах, предоставляя им землю в обмен на обещание, что их сыновья будут также будут служить в легионах, когда они станут достаточно взрослыми[11]. Кроме того, возможно, по приказу Проба было создано три новых легиона: I Исаврийский Стрелковый, II Исаврийский и III Исаврийский[47].

Касательно событий в Египте, произошедших в 280 году[11], также существует два рассказа: Зосима и «Истории Августов». Согласно первому, располагавшийся в египетской области Фиваида город Птолемаида поднял восстание против императора в союзе с кочевым нубийским племенем блеммиев (которые прорвали оборону южной границы провинции[4]), вёл недолгую войну против народа коптов. Полководцы Проба подавили восстание и привели блеммиев к покорности[48]. По «Истории Августов», блеммии захватили города Птолемаиду и Коптос, а разгромил их сам Проб[49]. Однако блеммии не были окончательно усмирены. При Диоклетиане они продолжили свои набеги на провинции[50].

После того как был восстановлен порядок, император приступил к масштабной реконструкции дамб, каналов и мостов вдоль Нила, чего не проводилось со времён правления Октавиана Августа[11]. Были расширены устья многих рек, осушено большое количество болот, на их месте устроены поля[51]. Важность этих работ не может быть недооценена, так как большой процент продуктов питания в Рим поступало из Египта и африканских провинций[52]. Предположительно, персидский царь Бахрам II (а не Нарсес, как ошибочно пишет «История Августов»[53]) предлагал Пробу заключить мир, но император отказался и отправил присланные царём дары обратно. По всей видимости, тогда принцепс готовился к войне с Сасанидами, но восстания на Западе помешали ему исполнить замыслы[11]. По возвращении на Запад, в 281 году[54], Проб расселил на правом берегу Дуная во Фракии 100 тысяч бастарнов, которых вытеснили готы из Дакии, и поручил им оборону границ[55]. Бастарны, в отличие от других переселенцев, таких как гепиды, вандалы и другие, сохранили верность римским властям[56]. Когда император захотел переселить и их, те восстали и причинили много неприятностей римлянам. По всей видимости, это было сделано для того, чтобы населить области, которые были опустошены нашествиями варваров и чумой. Существует рассказ о приключениях одного отряда франков, которые сели на корабли и после этого причинили значительные разрушения на побережье Греции, Италии, Сицилии и Африки, сумев добраться домой в целости и сохранности[56]. Эта политика была продолжена преемниками Проба и принесла Риму множество вреда[11]. В 279 году Проб принимает победные титулы «Парфянский Величайший», «Мидийский Величайший», «Персидский Величайший»[3][4].

Мятежи

Хотя Проб укрепил свою власть над империей, всё равно появились претенденты на престол[57]. В 280 году в Колонии Агриппины поднял восстание Прокул, наживший довольно крупное состояние грабежом. Он происходил из племени альбингавнов, которое проживало в Приморских Альпах и оставалось ещё варварским[58]. Его подтолкнула на мятеж жена Самсо. Прокул вооружил двух тысяч рабов. Когда Проб потеснил его, Прокул попытался опереться на помощь франков, но те вскоре предали его. В результате Прокул был побеждён и убит. Ему оказывал поддержку галльский город Лугдун, который терпел большие притеснения от Аврелиана и очень опасался Проба[59][11]. Вероятно, в то же время начался мятеж Боноз. Его бунт, кажется, был более серьёзным, поскольку понадобились значительные силы, чтобы его разгромить[11]. Боноз происходил из испанской семьи, родился в Британии, а его мать была из Галлии. Боноз дослужился до дукса (военного начальника) ретийской границы. Однажды он позволил германцам проскользнуть через границу и сжечь флот. Опасаясь наказания, он провозгласил себя императором. Очевидно, Боноз был хорошим военачальником[11]. Он был разгромлен Пробом, а потом покончил жизнь самоубийством, повесившись в петле[11]. Проб пощадил его двух сыновей, а также жену Гунилу, которая происходила из племени готов[60].

Источники не дают много материала для анализа размаха этих восстаний и того, насколько широко было их распространение по провинциям. Есть признаки того, что эти события были больше, чем местные мятежи, потому что на надписях из таких отдалённых областей, как Испания, имя Проба было стёрто[11][61]. Существует также предположение о взаимосвязанности мятежей Прокула и Боноза[4].

Третьим восстанием стало восстание Юлия Сатурнина. «История Августов» называет его галлом, а Зосим — мавром[62][63]. При Аврелиане он был, по всей видимости, наместником Сирии[64]. Известно, что Аврелиан запретил Сатурнину ездить в Египет, не доверяя ему[57]. В 281 году он поднял восстание (иногда называется другой год — 277 год[54]). Близкий друг и единомышленник Проба, Сатурнин, возможно, был вынужден принять власть непокорными войсками[11]. Хотя он первоначально отклонил просьбу населения Александрии провозгласить себя императором, позднее он изменил своё мнение[11]. Проб отправился на подавление восстания, но Сатурнин был разбит до прибытия императора восточными армиями и убит в осаждённом укреплении[11][65][66]. По другим сведениям, Сатурнин погиб в Апамее[3]. Также мятеж был в Британии, предположительно в 277 году[54], подавленный консулом 282 года Помпонием Викторином, который посоветовал принцепсу назначить туда наместником человека, который и начал этот бунт[67].

В 281 году Проб прибыл в Рим, чтобы отпраздновать триумф[68]. «История Августов» так описывает это событие:

«Он справил триумф над германцами и блеммиями и во время своего триумфа вёл перед собой отряды всех племен, численностью до пятидесяти человек каждый. Он устроил в цирке великолепнейшую охоту <…> Зрелище это было такого рода. Мощные деревья, которые воины вырвали вместе с корнями, были прикреплены к соединённым между собой по длине и ширине бревнам, затем сверху была насыпана земля, и весь цирк, засаженный подобием леса, зеленел прелестной свежей листвой. Затем через все входы были впущены тысяча страусов, тысяча оленей, тысяча кабанов, далее — лани, горные козлы, дикие овцы и другие травоядные животные <…> Затем были выпущены простые граждане и каждый хватал себе то, что хотел. На следующий день он выпустил в амфитеатре сразу сто львов с гривами <…> они были убиты людьми, стоявшими в задних воротах. Зрелище это не представляло собой ничего интересного по причине способа, каким убивали животных. Не было того стремительного натиска этих зверей, какой обычно бывает, когда они устремляются из клеток <…> Затем было выпущено сто ливийских леопардов, затем сто сирийских; было выпущено сто львиц и вместе с ними триста медведей <…> Кроме того, было выпущено триста пар гладиаторов, причём тут сражалось много блеммиев, которых вели в триумфе, много германцев и сарматов, а также несколько исаврийских разбойников»[69].

В правление Проба было завершено строительство стены Аврелиана[11]. Ситуация в империи настолько стабилизировалась, что Проб был в состоянии использовать армию для создания виноградников[70]. Виноградарство, которое раньше было в Южной Аквитании и Нарбонне, стало распространяться по всей Галлии, Паннонии. Эта политика увеличивала благосостояние подданных Римской империи и показывает, во всяком случае, желание императора содействовать установлению благополучия во всём государстве[71]. При Пробе продолжилась монетная реформа, начатая ещё в правление Аврелиана[72].

Гибель

Однако Проб недолго оставался в столице. Мир, заключённый с Персией, не мог быть прочным[73]. Император решил устроить поход против персов, хотя, как кажется, персидский царь не давал никаких поводов к агрессии со стороны римлян[73]. Возможно, Проб рассчитывал на внутренние неурядицы в государстве Сасанидов, которые и дали бы ему благоприятную возможность для нападения[73]. Обширные приготовления были предприняты для вторжения, начались сборы войск в Иллирии[73]. Несомненно, поход против Персии был одной из главнейших идей императора[74]. Проб прибыл в Сирмий, но вскоре его амбициозные планы были прерваны его гибелью. Обстоятельства смерти принцепса излагаются латиноязычными и грекоязычными источниками по-разному. Согласно «Истории Августов», Проб отправил много легионеров на осушение какого-то болота. Император предполагал провести огромный ров, чтобы отвести его устье в реку Саву, и осушить эту территорию для местного населения. Возмущённые этим приказом солдаты убили императора, когда он пытался спрятаться в высокой, обитой железом наблюдательной башне[75]. С ней согласен Аврелий Виктор и Евтропий[76][77].

По другой, грекоязычной, версии, будучи в Сирмии, Пробу пришло известие, что префект претория Марк Аврелий Кар был провозглашён императором рецийскими и норикскими армиями. Когда войска, посланные принцепсом подавить восстание, перешли на сторону мятежника, оставшиеся у Проба войска убили императора[11]. Иоанн Зонара и Иоанн Антиохийский рассказывают, что Кар был провозглашён императором против своей воли и даже просил у Проба помощи[28][78]. Как бы то ни было, две основные традиции остаются непримиримыми[79]. Смерть Проба произошла где-то между сентябрём и октябрём 282 года[11]. Он был похоронен недалеко от места убийства[80]. Судя по всему, солдаты не разделяли взгляды Проба, и использование их в общественных работах привело к ухудшению отношений между императором и армией, которое в конечном итоге и привело к убийству Проба[81]. После смерти Проба его потомки покинули Рим и переселились в окрестности Вероны, им в будущем суждено стать влиятельными членами сената[1].

Итоги правления

Хотя литературные источники отзываются о Пробе с огромным восторгом, последний, однако, был преувеличенным (потому что не было никакого восстановления власти сената, а количество восстаний показывает, что полной стабильности достигнуть не удалось)[4]. Проб продолжил дело Аврелиана по восстановлению империи. Монеты показывают отношение принцепса к своим задумкам и достижениям. Основной упор делался, как и при предыдущих императорах, на согласие в войсках (лат. CONCORDia MILITum) и на столь желанное наступление эпохи спокойствия (лат. FELICIA TEMPORA), которую начнёт сам император — реставратор мира[К 1] (лат. RESTITVTor ORBIS)[4]. Разнообразнейшие портреты Проба на медальонах и монетах свидетельствуют о новом подъёме императорского культа[4].

При более счастливых обстоятельствах, как кажется, Проб смог бы полностью проявить все свои военные таланты[82]. Правление Проба отмечено тем, что центр государства начал смещаться на Восток: его родной город Сирмий стал практически столицей[83]. Очевидно, Проб успешно подбирал полководцев: Диоклетиан, Максимиан, Констанций Хлор, Афраний Ганнибалиан и многие другие вышли из его школы[82]. За шесть лет правления Проб не только обеспечил безопасность Римской империи, но и сохранил достижения Аврелиана[84].

Напишите отзыв о статье "Проб"

Комментарии

  1. ↑ В данном случае под понятием «мир» подразумевается не весь мир в географическом смысле, а Римская империя.

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 PLRE, 1971.
  2. ↑ Проб, Марк Аврелий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. ↑ 1 2 3 Lendering, 2002.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Грант, 1998.
  5. ↑ Псевдо-Аврелий Виктор. Извлечения о нравах и жизни римских императоров. XXXVII. 1.
  6. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. III. 1—2.
  7. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. III. 3—4.
  8. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. Примечания 17—18.
  9. ↑ Crees, 1911, p. 89.
  10. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 91.
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 Mc Mahon, 1999.
  12. ↑ Crees, 1911, pp. 91—92.
  13. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. III. 5.
  14. ↑ Crees, 1911, p. 90.
  15. ↑ 1 2 3 Crees, 1911, p. 92.
  16. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. IX. 1.
  17. ↑ Сергеев, И. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/sergeev/index.php Римская Империя в III веке нашей эры]. — Х., 1999. — С. 135.</span>
  18. ↑ Watson, 1999, p. 70.
  19. ↑ 1 2 Watson, 1999, p. 108.
  20. ↑ Аврелий Виктор. О цезарях. XXXVII. 2.
  21. ↑ Евтропий. Бревиарий от основания Города. IX. 17. 1.
  22. ↑ [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/probus_01.htm Marcus Aurelius Probus. Einleitung] (нем.). Personen Kaiser. Проверено 29 сентября 2013. [www.webcitation.org/6Pi8kivFE Архивировано из первоисточника 20 мая 2014].
  23. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. X. 5.
  24. ↑ Зосим. Новая история. I. 64. 2.
  25. ↑ Southern, 2001, pp. 127—128.
  26. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 95.
  27. ↑ Зосим. Новая история. I. 65. 1—2.
  28. ↑ 1 2 Иоанн Зонара. Сокращение истории. XII. 29.
  29. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIII. 2.
  30. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIII. 3.
  31. ↑ Southern, 2001, pp. 128—129.
  32. ↑ Зосим. Новая история. I. 67. 3.
  33. ↑ Зосим. Новая история. I. 68.
  34. ↑ 1 2 Southern, 2001, p. 129.
  35. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIV. 2.
  36. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIV. 7.
  37. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIII. 7.
  38. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 100.
  39. ↑ Crees, 1911, pp. 104—105.
  40. ↑ Crees, 1911, pp. 105—106.
  41. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIV. 1.
  42. ↑ Crees, 1911, p. 101.
  43. ↑ Crees, 1911, p. 104.
  44. ↑ Southern, 2001, pp. 129—130.
  45. ↑ Crees, 1911, p. 106.
  46. ↑ Зосим. Новая история. I. 69—70.
  47. ↑ Lendering, Jona. [www.livius.org/pp-pr/probus/probus.html Probus] (англ.) (2002). Проверено 30 сентября 2013. [www.webcitation.org/6Pi8lmuiq Архивировано из первоисточника 20 мая 2014]. </li>
  48. ↑ Зосим. Новая история. I. 71. 1.
  49. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XVII. 2—3.
  50. ↑ Crees, 1911, p. 109.
  51. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. IX. 4.
  52. ↑ Schwartz, Jacques. L'empereur Probus et l'Egypte (фр.) // Chronique d'Egypte. — 1970. — No 45. — P. 381—386.
  53. ↑ Crees, 1911, p. 110.
  54. ↑ 1 2 3 Crees, 1911, p. 158.
  55. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XVIII. 1.
  56. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 112.
  57. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 113.
  58. ↑ Crees, 1911, p. 117.
  59. ↑ Crees, 1911, pp. 117—118.
  60. ↑ Crees, 1911, pp. 119—120.
  61. ↑ Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+02%2C+03798&r_sortierung=Belegstelle 2, 3798]
  62. ↑ Зосим. Новая история. 66. 1.
  63. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. История Августов. Фирм, Сатурнин, Прокул, Боноз, то есть четверка тиранов. VII. 1.
  64. ↑ Crees, 1911, p. 114.
  65. ↑ Crees, 1911, p. 116.
  66. ↑ Southern, 2001, p. 130.
  67. ↑ Зосим. Новая история. I. 66. 2.
  68. ↑ Canduci, 2010, p. 103.
  69. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XIX.
  70. ↑ Southern, 2001, p. 131.
  71. ↑ Crees, 1911, pp. 142—143.
  72. ↑ Crees, 1911, p. 145.
  73. ↑ 1 2 3 4 Crees, 1911, p. 124.
  74. ↑ Crees, 1911, p. 111.
  75. ↑ Флавий Вописк Сиракузянин. «История Августов». Проб. XXI. 2—3.
  76. ↑ Аврелий Виктор. О цезарях. XXXVII. 4.
  77. ↑ Евтропий. Бревиарий от основания города. IX. 17. 2.
  78. ↑ Иоанн Антиохийский. История. 160.
  79. ↑ Crees, 1911, p. 126.
  80. ↑ Scarre, 1995, p. 192.
  81. ↑ Scarre, 1995, p. 191.
  82. ↑ 1 2 Crees, 1911, p. 146.
  83. ↑ Crees, 1911, p. 144.
  84. ↑ [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/probus_05.htm Marcus Aurelius Probus. Bewertung] (нем.). Personen Kaiser. Проверено 2 октября 2013. [www.webcitation.org/6Pi8miV3Y Архивировано из первоисточника 20 мая 2014].

    85. </ol>

Источники и литература

Источники

  1. Аврелий Виктор. Проб // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar-f.htm О цезарях].
  2. Псевдо-Аврелий Виктор. Проб // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma-f.htm Извлечения о нравах и жизни римских императоров].
  3. Флавий Вописк Сиракузянин. История Августов // [ancientrome.ru/antlitr/sha/sirprob.htm Проб]. — М.: Наука, 1992.
  4. Зосим. Новая История // [www.vostlit.info/Texts/rus17/Zosim/frametext1.htm Книга I].

Литература

  1. J. H. E. Crees. The Reign of Emperor Probus. — London, 1911.
  2. Jones, A. H. M. M. Aurelius Probus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 736. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  3. Scarre, Chris. Chronicle of the Roman Emperors. — Thames and Hudson Ltd.. — 1995.
  4. Грант, М. [ancientrome.ru/imp/prob1.htm Римские императоры. Проб]. — 1998.
  5. Robin Mc Mahon. [www.roman-emperors.org/probus.htm Probus (276—282 A.D.) and Rival Claimants (Proculus, Bonosus, and Saturninus) of the 280s] (англ.). An Online Encyclopedia of Roman Emperors. 1999. [www.webcitation.org/65WGu6G5D Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012].
  6. Watson, A. Aurelian and the Third Century. — Routledge, 1999.
  7. Southern, Pat. The Roman Empire from Severus to Constantine. — London, New York: Routledge, 2001.
  8. Canduci, Alexander. Triumph & Tragedy: The Rise and Fall of Rome’s Immortal Emperors. — Pier 9, 2010.

Ссылки

  • [wildwinds.com/coins/ric/probus/i.html Roman Imperial Coins of Probus] (англ.). Wildwinds. — Монеты Проба. Проверено 29 сентября 2013.

Отрывок, характеризующий Проб

– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Проб&oldid=80474618»