Проблема индукции
Проблема индукции — философская проблема, впервые сформулированная Т. Гоббсом (1588—1679)[1] и развитая в середине XVIII века Дэвидом Юмом.
Юм поставил под сомнение обоснованность индукционизма, выдвинув вопрос о том, можем ли мы на основе множества случаев, уже встречавшихся в нашем опыте, делать суждения о случаях, которые ещё нам не встречались. Другими словами: можем ли мы на основе того, что нам встречались лишь белые лебеди, утверждать, что все лебеди белые, до того как нам встретится чёрный лебедь? Сам Юм давал отрицательный ответ на этот вопрос, вне зависимости от количества уже встретившихся случаев[2].
Содержание
Решение И. Канта
Как и многие мыслители своего времени, Иммануил Кант был уверен в истинности классической механики, и в учении трансцендентального идеализма он дал своё решение проблемы индукции Юма[3]. Кант полагал, что наши индуктивные суждения о мире априори истинны ввиду эмпирического тождества сознания, которое он называл идеей о трансцендентальном единстве апперцепции[4].
Решение К. Поппера
В своих трудах британский и австрийский философ К. Поппер рассматривает проблему индукции Юма и формулирует на её основе три вопроса:
- «Можно ли истинность некоторой объяснительной универсальной теории оправдать „эмпирическими причинами“, то есть предположением истинности определённых проверочных высказываний, или высказываний наблюдения (которые, можно сказать, „основаны на опыте“)?»
- «Можно ли истинность или ложность некоторой объяснительной универсальной теории оправдать „эмпирическими причинами“, то есть может ли предположение истинности определённых проверочных высказываний оправдать истинность или ложность универсальной теории?»
- «Может ли предпочтительность, с точки зрения истинности или ложности, некоторых конкурирующих универсальных теорий по сравнению с другими быть оправдана эмпирическими причинами?»
На первый вопрос Карл Поппер, как и Юм, даёт отрицательный ответ. Однако на второй и третий вопросы Поппер отвечает положительно: можно оправдать ложность теории если она не прошла экспериментальную проверку и предпочтительными являются те теории, которые принципиально возможно опровергнуть, но которые при этом ещё не были опровергнуты. По его мнению, все научные гипотезы следует считать догадками, а не истинными теориями. Поппер считал, что только через опыт мы можем судить о ложности некоего высказывания, но никогда о его истинности.[2]
Мнение Б. Рассела
В своей «Истории западной философии»[5] Бертран Рассел писал, что индукция является независимым логическим принципом, который нельзя вывести из опыта или из других логических принципов, и что без этого принципа наука невозможна.
Напишите отзыв о статье "Проблема индукции"
Примечания
- ↑ Теория познания. В 4-х томах. Т. 1. — М., 1992—1994. Под ред. В. А. Лекторского и Т. И. Ойзермана.
- ↑ 1 2 [karlpopper.ru/reshenie-problemy-indukcii/3-2010-02-05-13-56-49 Решение проблемы Индукции] (недоступная ссылка с 13-05-2013 (4000 дней) — история) // К.Поппер
- ↑ Сам Кант никогда не называл проблему индукции «проблемой Юма»
- ↑ [iph.ras.ru/elib/3057.html Трансцендентальный идеализм] // Новая философская энциклопедия
- ↑ Б. Рассел. История западной философии. Книга третья, часть первая. Глава 17.
Литература
- К.Поппер — Логика исследования (Logik der Forschung, в рус. переводе «Логика и рост научного знания») — 1935
Ссылки
- [www.britannica.com/EBchecked/topic/1311323/problem-of-induction Problem of induction] // Britannica
- [plato.stanford.edu/entries/induction-problem The Problem of Induction] // Stanford Encyclopedia of Philosophy
См. также
| В Википедии есть портал «Философия» |
Отрывок, характеризующий Проблема индукции
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
