Проблема характера пратюркского начального j-
Установление характера пратюркского начального j- является важной проблемой в тюркологии.
В исторических и современных тюркских этот звук дает различные рефлексы:
- в чувашском — ś- (орфографически Ҫ ç), восходит к ʤ-, в булгарских существовали также рефлексы ď- и j-;
- в якутском литературном — s-, реже ʤ-, в диалектах и в долганском языке также глухой h-;
- в огузских — j- или в результате выпадения ø-, в заимствованиях ʤ- ( > č-);
- в кыпчакских и карлукско-уйгурских — огузские рефлексы и ʤ-, ž-, č- (мягкие или твердые), ď- или ť- (развитие в южноалтайском), реже d- (как результат ассимиляции ʤ- перед -s- или -z- в карачаево-балкарском, кумыкском и ногайско-кыпчакских);
- в халаджском — j-, но в утраченных карлукско-уйгурских мог быть рефлекс ʤ-;
- в северноалтайских — j-, ď-, ģ-, č-, ť-, ķ-, также перед носовым (в том числе синхронно утраченным) ń- (назализованного звука нет в нижнечулымском);
- в хакасских — j-, č-, ť-, š-, s-, реже ʤ-, ď-, также перед носовым (в том числе синхронно утраченным) n- (назализованного звука нет в среднечулымском и сарыг-югурском);
- в саянских — в тувинском č-, реже s-, в тофаларском также перед носовым (в том числе синхронно утраченным ń-, в сойотско-цатанском z- и ń- (необходимо, однако, отметить то, что в саянских, как и в хакасских фуюйско-кыргызском и сарыг-югурском и огузском саларском начальные согласные различаются по силе/слабости, а не глухости/звонкости).
Рефлексы в орхоно-енисейском языке дискуссионны.
Способы решения проблемы
Наиболее популярной является трактовка начального j- как сонорного палатального аппроксиманта йот. Альтернативная трактовка: палатальный взрывной ď- или аффриката ʤ- (для восстанавливаемого звука могут использоваться обозначения ʒ́- или ǯ-). А. М. Щербак восстанавливает θ-.
Аргументация сторонников начального j- как палатального сонорного аппроксиманта сводится к частотности перехода этого звука в другие, в то время как обратные переходы редки. И материал других языковых групп, например, романской, это подтверждает. А. В. Дыбо склоняется к такой точке зрения также исходя из характера древних тюркских заимствований в самодийской языковой группе.
Аргументация сторонников палатального взрывного или аффрицированного звука (в их числе О. А. Мудрак) сводится к невозможности на пратюркском уровне начальных сонорных согласных и к наблюдению, что в периферийных ветвях представлена аффриката (или дальнейшие её результаты развития).
Кроме того, по межалтайским соответствиям видно, что пратюркский звук j- восходит не только к праалтайскому j-, но и к праалтайским p'-, d-, n-, l-, z-, č-, ǯ-, ń-, ł- (или ľ-), ŋ-. Неясен механизм непосредственного развития в абсолютном начале слова большинства этих звуков в j-, в то время как различные языковые группы демонстрируют возможность их палатализации (романские, венгерский) и десоноризации сонантов (северокавказские языки). В дальнейшем некоторые из палатализованных уже могут развиваться в j-, а в карибских диалектах испанского отмечается назализация ĺ- > ñ- в аналогичных, как в северноалтайских или хакасских, условиях: flama 'огонь' произносится как ñama.
Вопрос тем самым сводится к количеству восстанавливаемых звуков и в возможности их позиционного распределения.
См. также
- Классификация тюркских языков
- Булгарский ротацизм
- Булгарский ламбдаизм
- Рефлексация пратюркского -d- по языковым группам
Напишите отзыв о статье "Проблема характера пратюркского начального j-"
Отрывок, характеризующий Проблема характера пратюркского начального j-
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
