Провозглашение независимости Колумбии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Провозглашение независимости Колумбии — события 1810 года, приведшие к образованию на территории будущей Колумбии первого независимого от метрополии правительства.

Институциональный кризис в Европе

В 1808 году Наполеон вынудил Карла IV и Фердинанда VII отречься от прав на испанский престол, и сделал королём Испании своего брата Жозефа. Однако это привело к народному восстанию, вылившемуся в затяжную войну. Королевский Верховный совет Кастилии провозгласил королевское отречение не имеющим силы, и носителем высшей власти в стране была объявлена Центральная Верховная Правящая Хунта Королевства. В декабре 1808 года Хунта была вынуждена покинуть Мадрид и перебралась в Севилью. Чтобы обеспечить легитимную основу для управления страной, было решено созвать собрание Кортесов, представляющих как собственно испанские территории, так и заморские вице-королевства; указ об этом был выпущен Хунтой в январе 1809 года.

29 января 1810 года Хунта самораспустилась, передав власть Регентскому совету Испании и Индий. В сентябре 1810 года собрались Кадисские кортесы, арестовавшие членов Регентского совета и взявшие власть в свои руки.

Реакция в Южной Америке на события в Европе

Несмотря на формальные выражения лояльности Центральной Верховной Хунте, многие южноамериканские территории решили образовать собственные хунты, которые могли бы взять на себя управление в случае победы французов в Европе. Генерал-капитан Венесуэлы в 1808 году арестовал в Каракасе сторонников создания местной хунты, однако в 1809 году местные хунты были образованы в Чукисаке и Ла-Пасе (современная Боливия). В августе 1809 года местная хунта была образована на территории, подчинённой Королевской аудиенсии Кито. Вице-король Новой Гранады Антонио Хосе Амар-и-Борбон счёл это попыткой мятежа и, опасаясь аналогичных событий на территории собственно Новой Гранады, предпринял совместно с вице-королём Перу военные акции по подавлению сепаратизма.

Весной 1810 года Южной Америки достигли известия о самороспуске Центральной Хунты и создании Регентского совета. Если вице-короли провозгласили верность Регентскому совету, то местные хунты стали провозглашать лояльность королю Фердинанду, не признавая Регентского совета. 19 апреля 1810 года жители Каракаса сместили генерал-капитана Венесуэлы Винсенте Эмпарана и создали Верховную Хунту Венесуэлы. 10 мая была образована Хунта в Картахене-де-Индиас, 3 июля — в Сантьяго-де-Кали, 4 июля — в Памплоне, 9 июля — в Сокорро.

Образование местного правительства

Ситуация в Южной Америке была накалена из-за того, что на высшие посты назначались лишь выходцы из Испании; для креолов места в верховных эшелонах управленческих структур не было. Институциональный кризис в Европе послужил для креолов стимулом задуматься о возможности провозглашения независимости.

20 июля 1810 года в столицу Новой Гранады Санта-Фе-де-Боготу ожидалось прибытие эмиссара Регентского совета Антонио Вильявисенсио, который был креолом. Утром Хоакин Комачо пришёл к вице-королю Антонио Амар-и-Борбону, чтобы узнать его решение в ответ на просьбу об открытых выборах городского совета, но вице-король ответил на его вопрос грубостью. Тогда заговорщики из числа креолов решили осуществить имевшийся у них план революции.

Революционеры пришли к торговцу Хосе Гонсалесу Льоренте (выходцу из Испании) с просьбой дать взаймы вазу с цветами для торжественной встречи эмиссара Вильявисенсио, но тот отказал им в грубой форме. Революционеры использовали эти события для разжигания среди жителей-креолов бунтарских настроений, направленных против «испанцев». Чтобы успокоить толку, градоначальник Хосе Мигель Пей был вынужден пойти на разрешение открытого народного собрания, на котором была избрана Верховная Народная Хунта Новой Гранады. Президентом Хунты был избран Хосе Асевьедо, но вице-король Амар-и-Бурбон решил сам возглавить её, чем разъярил народ. 25 июля Арман-и-Борбон был смещён со своих постов и арестован, а 26 июля Хунта заявила о непризнании Регентского совета. Прибывший в Боготу Антонио Вильявисенсио также сложил с себя полномочия эмиссара Регентского совета и перешёл на сторону восставших.

Отрывок, характеризующий Провозглашение независимости Колумбии

– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.