Прогибиционизм
 |
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать.
Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К улучшению/2 января 2016. |
Прогибиционизм (англ. Prohibitionism от лат. prohibition — запрет, «Запретительство») — правовая философия и политическая теория, часто используемая при лоббировании, который гласит, что граждане будут воздерживаться от действий, если действия классифицируются как незаконные (то есть запрещённые) и запреты исполняются правоохранительными органами[1].
Содержание
Запреты в отношении алкогольных напитков
Запреты в отношении наркотиков
Применение прогибиционистских мер в контроле оборота наркотиков и психотропных веществ имеет многовековую историю. Пионерами в этой области выступили творцы шариата, включившие употребление опьяняющих веществ в список шести фиксированно наказуемых деяний. Под «опьяняющими веществами» в данном случае подразумевались алкогольные напитки, тогда как гашиш, бханг и опиум долгое время считались лекарствами. Первые антигашишные репрессии (Египет, XIV век) были направлены не столько против гашиша, сколько против суфиев, активно употреблявших этот препарат (с этой же целью в соседней Турции периодически проводились антикофейные кампании).
Первый официальный запрет на производство и продажу гашиша на всей территории Египта появился в 1800 году стараниями Наполеона I Бонапарта, однако его инициатива не нашла продолжения. Настоящая борьба с психотропными препаратами конопли развернулась только после 1925 года, когда гашиш по требованию правительства Египта был включён в «Опиумную конвенцию». Ограничение производства и оборота других препаратов конопли в мировом масштабе началось уже после 1961 года, в связи с Единой Конвенцией ООН.
Следует отметить, что Единая Конвенция не является запретительным документом: она лишь требует контроля, учёта и международной отчётности по производству и обороту веществ, включённых в списки. Тем не менее, прогибиционистски настроенные законодатели многих стран мира восприняли её как повод для уголовного преследования любых операций с марихуаной и гашишем, включая употребление и хранение для личных нужд. Аргументы, приводимые в обоснование столь строгих мер, обычно сводятся к следующему: препараты конопли не имеют однозначно подтверждённой медицинской ценности, наносят необратимый вред здоровью граждан и служат для вовлечения в употребление более опасных веществ. Вплоть до конца 1960-х годов усиленно пропагандировался тезис о том, что психотропные каннабиноиды способствуют повышению агрессивности и стимулируют антисоциальное поведение; однако впоследствии от этих утверждений пришлось отказаться в связи с их полным несоответствием действительности.
Главной движущей силой «конопляного прогибиционизма» в настоящее время является Управление по борьбе с наркотиками, имеющее огромное влияние на международном уровне. Тем не менее, даже в Соединённых Штатах в последнее время прослеживаются отчётливые тенденции к декриминализации оборота препаратов конопли[2], а в Европе этот процесс уже охватил большинство стран Евросоюза.
См. также
Напишите отзыв о статье "Прогибиционизм"
Примечания
- ↑ C Canty, A Sutton. Strategies for community-based drug law enforcement: From prohibition to harm reduction; in T Stockwell, PJ Gruenewald, JW Toumbourou, WLoxley W, eds. Preventing Harmful Substance Use: The Evidence Base for Policy and Practice. New York: John Wiley & Sons, Ltd., 2005. pp. 225-236.
- ↑ [edition.cnn.com/2013/08/08/health/gupta-changed-mind-marijuana «Почему я изменил своё мнение о марихуане.» — Нейрохирург Санджей Гупта] (англ.)
Отрывок, характеризующий Прогибиционизм
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
