Прогрессивная партия (США, 1912)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прогрессивная партия
Progressive Party
Лидер:

Теодор Рузвельт

Дата основания:

1912

Дата роспуска:

1916

Идеология:

прогрессивизм
См. Программа

Союзники и блоки:

Социалистическая партия Америки

Девиз:

«Мы должны быть крепки, как лось!»

К:Политические партии, основанные в 1912 году

К:Исчезли в 1916 году Прогрессивная партия США (1912 года)«третья» политическая партия США начала XX века, возникшая в результате раскола внутри Республиканской партии во время предвыборной президентской кампании 1912 года.

Символом партии был лось. Появление символики связано с прозвищем «партия лося» («партия сохатого», англ. «Bull Moose Party»), появившимся после покушения на лидера партии Теодора Рузвельта в 1912 году. В ответ на вопрос, не помешает ли ранение его предвыборной кампании, Рузвельт заявил: «Я здоров, как лось».





История создания

В 1911-1912 году бывший президент США от Республиканской партии Теодор Рузвельт, недовольный политикой своего преемника на президентском посту Уильяма Тафта, начинает активную предвыборную борьбу за президентский пост. Рузвельт намеревается стать кандидатом в президенты США от Республиканской партии вместо Тафта, который собирался баллотироваться на второй срок.

Рузвельт сумел одержать убедительную победу на праймериз среди кандидатов в президенты от республиканцев. Он набрал 278 голосов делегатов, тогда как президент Тафт получил лишь 48 голосов, а сенатор Лафолет — 36.

Тем не менее Рузвельт не получил поддержки при выдвижении своей кандидатуры в президенты США от Республиканской партии на партийном конвенте (съезде) республиканцев в Чикаго 7 июня 1912 года (конвент продавил выдвижение Тафта). Возмущенный Рузвельт обвинил Тафта в «краже голов» (нарушениях при подсчете голосов), заявив «если вы забаллотировали настоящее и законное большинство, оно должно организоваться». Это стало началом формирования новой политической партии в США, актив которой составили сторонники Рузвельта из прогрессивного крыла Республиканской партии.

После объявления в ночь на 22 июня результатов голосования 343 сторонника Рузвельта, обозначив себя красными банданами, покинули конвент. По словам биографа Рузвельта А. И. Уткина «у многих делегатов съезда было чувство, что свершилась едва ли не национальная революция»[1].

5 августа 1912 года в Чикаго прошёл конвент Прогрессивной партии США, на котором Теодор Рузвельт был выдвинут кандидатом в президенты страны.

Программа

Идейная платформа партии официально называлась «Контракт с народом» и включала следующие пункты:

  • право рабочих объединяться в профсоюзы;
  • ограничение средств на предвыборные кампании;
  • право голосования для женщин;
  • восьмичасовой рабочий день и шестидневная рабочая неделя;
  • компенсирование затрат на лечение, страхование здоровья на промышленных предприятиях;
  • право на пенсию;
  • страхование от безработицы;
  • облегчение процедуры принятия поправок к конституции;
  • налог на наследство;
  • подоходный налог;
  • социальное обеспечение для детей и женщин;
  • трудовая компенсация рабочим;
  • уменьшение власти судов в случае рабочих конфликтов;
  • создание сети речных каналов внутри США;
  • право иммигрантам «получить свою долю возможностей».

Участие в президентских выборах

На выборах 1912 года Рузвельт получил остающийся с этого времени наивысшим среди «третьих кандидатов» результат и даже занял второе место, победив действующего президента США — кандидата от Республиканской партии Уильяма Тафта (27 % и 88 голосов выборщиков у Рузвельта против 23 % и 8 — у Тафта). Однако, он настолько отстал от победителя кампании — кандидата от Демократической партии Вудро Вильсона (Вильсон набрал 42 % и 435 голосов выборщиков), что было совершенно ясно, что он не сможет вернуться в Белый дом. Это вместе с низкими результатами на местных выборах привело к падению престижа партии и уходу многих лидеров.

На следующих президентских выборах 1916 года Прогрессивная партия вновь выдвинула Рузвельта, но он отказался в пользу кандидата республиканцев Чарльза Хьюза, который проиграл выборы Вудро Вильсону. После этого партия распалась на национальном уровне, хотя в некоторых штатах (например, в Вашингтоне) в течение определённого времени ещё оставались её отделения.

См. также

Напишите отзыв о статье "Прогрессивная партия (США, 1912)"

Примечания

  1. Уткин А. И. Теодор Рузвельт. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. — С. 457.

Ссылки

  • [www.teddyroosevelt.com TeddyRoosevelt.com: Bull Moose Information]
  • [www.pbs.org/wgbh/amex/presidents/26_t_roosevelt/psources/ps_trprogress.html 1912 platform] of the Progressive Party

Отрывок, характеризующий Прогрессивная партия (США, 1912)

Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.